До мурашек
Шрифт:
Ошарашенная тишина в трубке повисает второй раз. Меня пробирает смех.
– Гуль...- тянет Лёва как-то жалобно, потом переходит на сына, - Миш, ты у Нино Вахтанговны что ли остаешься?
– Пап, у нее букварь волшебный!
– радостно сообщает Миша, - Надо тринадцать дней всего, чтобы выучить, представляешь?
– С трудом...
– Не доверяете что ли, Лев Александрович, сокровище своё?
– обнимает мама Мишу за плечи и притягивает к себе.
Жаль, что Лёва этого видеть не может- представляю его застывшее лицо в этот момент.
– Мне такая роскошь, как вам не доверять, на данный момент недоступна,
– Да не надо, пап.
– Посмотрим… Гуль, ты- то идешь?
– немного рассерженно.
– Да, Лёв, уже иду, чебуреков только тебе прихвачу. Очень вкусные.
55. Гулико
Две недели спустя.
– Миш, ты точно наелся?
– выразительно смотрю на почти нетронутый омлет на его тарелке.
– Да, теть Гуль!
– вскакивает из-за стола, напоминая только что заведённую механическую игрушку, - Можно же пойти с Айратом играть? Можно?!
И прыгает по гостиной, не в силах спокойно дождаться официального разрешения.
– Можно, только аккуратней там, - отзывается Лёва своей дежурной фразой.
– Конечно, - фыркает Мишка уже где-то в дверях.
Начались летние каникулы, и Марат, прораб бригады ремонтников, стал приводить к нам своего младшего сына, только что закончившего первый класс, так как жена работала, а ребенка оставить было не с кем.
Мишка был в восторге - у него появился настоящий друг. Чуть постарше, но такой же шальной. Мы же с Лёвой оказались окончательно избавлены от необходимости постоянно занимать чем-то чрезмерно непоседливого ребенка.
Хотя в принципе и до появления друга - подельника -в-шалостях- Айрата особых проблем с этим не было. Мишу всегда можно было отвести к бабушке Марине и деду Вахтангу, ну а к моей матери он вообще ходил по расписанию и каждый день.
Очень быстро устоялось так - Миша приходил к моей маме к двенадцати, там обедал, потому что баба Нина готовила лучше всех по признанию самого юного Михаила. А после трапезы они садились за "волшебный" букварь, который Мишаня и правда осваивал с невероятной скоростью, и к сегодняшнему дню уже вполне сносно читал по слогам, с удовольствием нам это демонстрируя и читая все вывески и дорожные знаки, оказывающиеся в поле его зрения.
Как маме удавалось так играючи, без криков и нервов, с ним заниматься - я не знаю.
Она на Мишаню действовала словно дудочка в руках факира на змею. Стоило ей заговорить с ним своим низким строгим голосом, смотря при этом Мише прямо в глаза, как он мгновенно затихал, не вертелся и ловил с открытым ртом каждое её слово.
Он вообще был в восторге от неё. От её манеры говорить колкости и холодно держаться, от её сказочных баек, выдаваемых за чистую монету и серьезным видом, от её воспоминаний о прошлом, и, конечно, от её пирожков.
Поначалу всё это сильно обескураживало и немного раздражало Лёву.
Он так привык мою маму недолюбливать, что просто не понимал, как его ребенок может к ней тянуться. Для него был какой-то культурный шок. Факт, который принять практически невозможно. И я очень благодарна Лёвке за то, что он сумел спрятать свою личную неприязнь подальше, видя, что Мише общаться с моей мамой нравится, и не стал настраивать сына против неё, хотя
при желании легко бы мог это сделать.Но Лёва как будто наоборот взглянул на мою мать под другим углом и, кажется, начал оттаивать по отношению к ней. Наверно всё-таки невозможно ненавидеть человека, когда ты видишь, как он искренне добр к твоему ребенку.
Да и мама уже смотрела на Лёву иначе. Если не с теплом, то точно без той высокомерной стужи в глазах, которой раньше одаривала его по полной. Пару раз я даже видела, как она ему улыбалась...
А мне вот он со вчера совсем не улыбается...
Даже ночью у нас в первый раз за всё это время не было секса. Когда я вышла из душа, Лёвка уже спал. Или делал вид...Я точно не знаю.
– Лёв, всё хорошо?
– интересуюсь нарочито беспечным голосом, пока ставлю перед ним чашку с свежезаваренным кофе и усаживаюсь напротив.
Лёвка перестаёт смотреть на дверной проём, в котором только что исчез Миша, и переводит на меня нечитаемый взгляд. Вместо ответа делает большой глоток кофе, продолжая сверлить меня глазами исподлобья. Глажу себя по плечам, чувствуя удушающую тревогу. Он вот такой со вчера. Хмурый, задумчивый и молчаливый.
И я, твою мать, не понимаю в чем именно проблема!
Нет, недоговоренность, существующая между нами, уже давно накладывала отпечаток на каждую эмоцию, прикосновение или слово.
А обговоренное время вместе только конца наших вынужденных отпусков лишь усиливало этот эффект с каждым днем.
Но это был терпко-сладкий туман, навевающий грусть и делающий каждую минуту рядом острее.
А не удушающая петля на шее, которую до одури хочется сорвать, как сейчас.
И я не знаю, что именно изменилось за сутки.
Мы вчера все втроём ездили в Краснодар. Я на постановочную репетицию к Тихорецкому, а Лёвке надо было в отдел кадров занести какие-то бумаги. У него первый вылет уже через три дня, он выходит на работу. Я задерживалась, и мальчишки, веселые и довольные, отзвонились, что пойдут без меня в зоопарк. Днем все было хорошо.
А уже по пути обратно Лёвка был сам не свой. Замкнутый. Молчаливый. Я не сразу заметила - Мишаня как обычно фонтанировал эмоциями, тараторя почти все четыре часа, но обычно Лёва хотя бы улыбался его милой болтовне, что-то уточнял в рассказах, а тут будто не слышал его.
На мой вопрос "что случилось?" лишь посмотрел долгим взглядом и промолчал, крепче сжимая оплетку руля.
Вот и сейчас молчит...
– Лёв...- зову его, протягивая руку и ловя мужскую ладонь.
Отстраняется и будто смаргивает наш зрительный контакт, отворачиваясь.
По спине ползёт холодок. Мне от него такого зябко.
Лёвка медленно отставляет кружку с недопитым кофе, упирается локтями в стол и сцепляет пальцы.
– Вчера Катя звонила, - сообщает ровно, смотря на свои руки.
– И?
– неосознанно закусываю ноготь на мизинце.
– И у неё там что-то с шейкой, я ни хрена в этом не понимаю, но что-то там будут зашивать...Потом ещё какие-то по анализам проблемы...В общем, её продержат в больнице ещё минимум недели три, а потом...- Лёва наконец смотрит мне прямо в глаза, словно гипнотизируя, - А потом врач сказал, что с такой многоплодной беременностью и тем, как она не очень удачно у нее идет, есть большая вероятность, что пролежит она на своих сохранениях все девять месяцев. Если столько проносит, конечно.