До мурашек

– Ну я рад, что ты мне одному из первых сообщаешь, - не скрываю сарказма в ответ.

– Нет, я не похвастаться, - опять вздыхает, мигом становясь серьёзной, - Лёв, меня на сохранение кладут, минимум на две недели. Мишка сейчас у мамы моей, но, сам понимаешь, ей с её здоровьем столько тяжело за ним смотреть, а ты же всё равно в отпуске…

– Так, да. Я понял. Конечно приеду за ним. Я посмотрю билеты назавтра, отпишусь тебе, как куплю. Ты-то как?

– Ой, Лёв, ну как…В шоке! – и опять она то ли плачет, то ли смеётся, - Беременность у меня многоплодная, представляешь?! Как у моей бабушки…

– Двойня что ли?

– Тройня…- хрипит моя бывшая в трубку.

– Блять, - вырывается из меня.

– Лучше и не скажешь…Юра там на коньяке с корвалолом, - жалуется мне уже как подружке.

И хочется в ответ ляпнуть, что это кара небесная этому козлу – нечего чужих жен окучивать, но про детей так говорить нельзя, так что я выдаю более политкорректную версию.

– Не могу передать соболезнования твоему Юре, уж извини. Ладно, давай билеты куплю – отпишусь.

– Хорошо, спасибо, Лёв.

– За что спасибо? Это же мой ребенок, - сбрасываю звонок.

Сворачиваю на обочину в полной тишине, чувствуя острую потребность этот разговор перекурить. Выхожу из машины, выбиваю сигарету из пачки и, подкуривая, наблюдаю, как Гуля выпрыгивает из джипа вслед за мной. Обняв себя руками, подходит и останавливается в паре метров. Протягиваю руку и, схватив её за рукав, притягиваю к себе. Прячет лицо на моей груди, обнимает за талию. Курю, выпуская дым вбок и поглаживая ее по спине, пока Гуля тихонечко стоит в моих объятиях.

– Знаешь, мне тогда наверно лучше к родителям вернуться, - поднимает на меня глаза.

– Не понял, - хмурюсь.

– Ну как…Приедет сын твой, а тут чужая тетя по дому расхаживает. Зачем это надо? У него итак не самые простые были месяцы, насколько я понимаю.

– Непростые, да, - вздыхаю, раздраженно потирая лоб.

Раздраженно, потому что понимаю, что Гулька права. И потому, что мне не хочется это понимать. Это что же? Наша последняя ночь вместе? А потом опять по деревьям тайком скакать?! Да ну на фиг…!!!

– Гуль, не надо тебе съезжать, - отрубаю вслух.

– Ну а как? – растерянно хлопает ресницами.

– Всё нормально будет, не переживай.

– Лёв, я не уверена…- кусает губы, - Ребенок же...Как он вообще меня воспримет?

– Купишь ему чипсы, нёрф, и отлично воспримет, с Мишаней вообще просто договориться – он мировой пацан. Всё, в машину пошли, - выкидываю окурок и подталкиваю её обратно к джипу.

49. Гулико

Встаю я за час до будильника и сразу отправляюсь в душ, даже не пытаясь ещё раз уснуть. И так всю ночь проворочалась, одолеваемая разными, неясно-тревожными мыслями.

Лёвка улетел за сыном ещё вчера, обратно у них куплены билеты на это раннее утро, а значит уже к полудню он привезёт Мишу сюда.

После душа переодеваюсь в спортивное, затыкаю уши капельками наушников и отправляюсь на пробежку. Выматываю себя до такого состояния, что обратно буквально доползаю, сильно подволакивая нестерпимо занывшую ногу. Закидываюсь обезболивающим и снова отправляюсь в душ. Натираю себя до скрипа, чувствуя, как гудят от пережитого напряжения все мышцы.

Но перебить ментальное физическим всё равно не удаётся. И я, стоя под упругими струями воды, только и думаю о том, что через несколько часов познакомлюсь с Лёвкиным ребёнком.

Для меня это вдруг невероятно эмоционально тяжело. Лучше бы он бывшую жену привёз, честное слово.

Какой он, этот Миша? Как выглядит? Как воспримет меня? В штыки? Я бы в его возрасте точно восприняла в штыки...

Смешно, но я не видела ни одной Мишиной фотографии. Можно было бы конечно прямо сейчас порыться в соцсетях, но мне почему-то страшно. В последний раз я искала в интернете что-то о Лёвке сразу после его свадьбы.

Очень хотелось посмотреть, какая она - та, которую он выбрал после меня.

Посмотрела. Красивая. Невероятно красивая и нестерпимо счастливая в белоснежном платье А - силуэта, со светящимися глазами, черными высоко заколотыми локонами и лучезарной улыбкой на притягательном нежном лице. И Лёвка рядом - такой же счастливый и идеальный. Целует её и носит на руках...

Больше я так над собой не издевалась.

И сейчас мне тоже было боязно лезть в инстаграм его жены или родственников, и там напороться на очередные фотокарточки чужой, пусть уже и бывшей семейной жизни.

Да и что я такого там увижу? Ребенок и ребенок, да?

Выйдя из душа, спускаюсь на первый этаж. Включаю музыкальный канал на плазме, делаю пару кругов по кухне-гостиной, не зная куда себя деть. Лёвка уже отписался, что они приедут через каких-то два часа. Колотит от нервов сильнее с каждой минутой.

Надо бы поесть, но я не хочу. Зато догадываюсь, что они -то как раз приедут голодные. С Лёвой проще - он вообще всеяден после училища, а вот чем кормить пятилетнего ребенка. Вряд ли ему интересен мой витаминный салат...Идею пойти и взять готовую еду в кафе отметаю сразу. Почему-то хочется самой.

Что я любила в детстве?

Мамину выпечку и блины. И, если с дрожжевым тестом я сейчас вряд ли справлюсь, то с блинами - можно попробовать. Правда готовила я их в последний раз лет в пятнадцать. Мне такое категорически нельзя было большую часть моей жизни, и лишь от маминой стряпни я никогда не находила сил отказаться, пользуясь тем, что я по природе худощавая, в папу, и могу позволить себе чуть больше, чем остальные.

Беру первый попавшийся рецепт в интернете, чтобы соблюсти пропорции, и приступаю к готовке, которая хоть немного отвлекает и успокаивает. Правда, тонких и ажурных блинчиков как у мамы у меня не получается - навыка нет. Это скорее толстенькие большие оладьи, обмазанные сливочным маслом, но на вкус вполне...Сама не замечаю, как на стрессе, пока готовлю, съедаю штук пять.

И чуть не роняю из рук сковородку, когда слышу, как распахивается входная дверь.

Медленно вытираю руки о полотенце и, выключив плиту на время, поворачиваюсь лицом ко входу.

В прихожей шаги, до меня доносятся звуки возни, шуршания одежды, Лёвин голос и ещё один - тонкий, звонкий, громкий. Детский...

У меня сердце болезненно сжимается, отказываясь толкать кровь, когда слышу детское "пап", сказанное с той особенной требовательно- бодрой интонацией, которой зовут своих родителей все обласканные любовью дети, точно знающие, что их услышат и помогут в любой момент.