До новых снов с тобой...

– Я все сделаю, слышишь? – Клаус хватает ее за талию и привлекает к себе. – Сделаю, обещаю. Я вытащу Сальваторе, узнаю, кто подставил его… Но сейчас нам надо уехать.

– Да. В участок!

– Нет! Тебе надо отдохнуть, а утром, – я обещаю, – я займусь поисками лучших детективов и адвокатов. Просто верь мне и делай то, что говорю.

Елена кивнула и последовала за ним в машину.

Вот и все. Все чувства испиты до дна. Любовь и все вытекающие из нее лишь опаляют душу, затмевая разум и рассудок. И этот океан чувств оказался соленым из-за слез, из-за боли… Юная цыганка, которая умела радоваться жизни ,теперь поглощена на дно океана, где много чудовищ, неизвестности, а давление становится таким сильным, что невозможно верить в то, что всплывешь и вдохнешь свежего воздуха. Невозможно больше верить, невозможно больше жить.

Остается лишь одно: падать на самое дно.

====== Глава 37. Скурить до фильтра. ======

Руки в серебряных браслетах. Походка быстрая, неуверенная. Два ублюдка с обоих сторон следят за тобой, как за последним отморозком на этой земле. Надзиратель справа держит наготове электрошок, срабатывающий на расстоянии, а слева – пистолет. И самое характерное, что его только подозревают, но складывается впечатление, что он Дьявол во плоти и предстанет перед судом за все содеянные им грехи. Немного болит запястья рук, а еще спина от жесткой кровати. В душе какая-то безудержная, всепоглощающая пустота. В голове – ни одной мысли. Лишь образы, как слайды в диафльме – то Елена, то Розали, то Изабель… Женщины его погубили!

…Или чувства по отношению к каждой из них?..

Деймона заводят в комнату для свиданий. Снимают наручники и оставляют в покое. Сальваторе даже удивлен, что ему положено столько привилегий. Он садится за стол, оглядывая это помещение.

Комната в стальных оттенках была маленькой, но просторной. Зеркало, висящее на одной стене заставляло его себя чувствовать какой-то подопытной крысой. Охранник возле двери сохранял бесстрастность, полное отсутствие эмоций. И только дубинки, оружие, электрошок – все говорило о том, что этот парень был явно настроен не на позитив.

Деймон пребывал в состоянии апатии уже третий день подряд. Разговор с адвокатом, встреча с прокурором – все напоминало серию очередного сериала, который не имеет к его жизни никакого отношения. Что это было? Наверное, отрицание всего происходящего, или состояние аффекта. Раньше Сальваторе такого не испытывал, даже пребывая в депрессии и испытывая апатию, он мог анализировать, сопоставлять… А сейчас ничего. Только пустота.

Дверь открылась и в комнату кто-то вошел. Ее запах сразу заставил его немного отвлечься от своей прострации. Мужчина поднялся и тут же оказался в объятиях самого родного и любимого человека. Обнимать ее – дышать. Сейчас он только снял кислородную маску, а еще скинул с себя шелк безразличия и, наконец, начал ощущать первые чувства. Елена поцеловала его в щеку, в уголок губ, но воздержалась от дальнейших действий во избежание подозрений. Шатенка подвинула стул к его стулу и села напротив. Она сильно сжала его руки в своих и не сводила взора своих проникновенных глаз, пытаясь перебороть слезы, которые уже давно сыграли в предателей. Гилберт выглядела потрепанной: волосы растрепаны, лицо опухшее, одежда помятая и не такая яркая и опрятная, как в минувшие их встречи… Это их первая встреча за последний три дня.

– Ты забрала результаты экспертизы? – спросил он, вспоминая, что просил сделать это ее через адвоката.

– Я вытащу тебя отсюда, Деймон, – прошептала девушка, крепче сжимая его руку. – Слышишь? Я тебя обязательно вытащу. Обещаю. Я умею держать обещания…

– Знаю, – он придвинулся ближе и коснулся ее лица пальцами. Капли ее слез остались на его коже, заставляя все струны его наигрывать «Мелодию слез» Бетховена. Он чему-то усмехнулся, вспоминая их первую встречу, ее стеклянный взгляд, ровную осанку и полную непроницаемость. Только сейчас Сальваторе удалось заметить, как же она похожа на него. Еще при первой их встрече можно было догадаться, что эта юная, пленная страстями цыганка унаследовала характер своего отца.

– Клаус хороший, – уверенно промолвила Гилберт. – Он нанял адвоката, устроил эту встречу, он обещал, что…

– Ты у него? – это была не ревность. Скорее, беспокойство.

Вы когда-нибудь видели, как появляющиеся трещины на льду? Внезапно. Одна большая, а от нее – множество других. И глыбы льда начинают двигаться от потока живительных вод, от их быстрого течения, а потом этих глыб все меньше и меньше – они тают, а с юга возвращаются птицы… Теплое солнце согревает воды мерзлой некогда души. Сейчас он беспокоился за нее, как отец беспокоится за свою дочь, любил, как мужчина любит женщину… Сейчас он ощущал, как глыбы его лицемерия, апатии и цинизма тают под лучами ее жертвенности, любви и отзывчивости… А птицы – это мечты, это желания… Желания жить, желание любить, желание бороться…

«Я слышал скрежет кровеносных систем, я слышал, как капает в кране вода и даже звук шагов соседей, живший сверху. Я слышал тиканье часов и пустоту. Я научился слушать и слышать тишину.

Но только сейчас услышал биение сердца и струны собственной души, которые наигрывают «Мелодию Слез»… Ты уже спасла меня, Елена… Ты боролась так отчаянно и рьяно, терпя все мои выпады. Плети по спине, холод металла у виска… Ты выстояла, отстояла. И поверь, любимая, лучше быть запертым в клетке из металла, чем в клетке собственного безразличия, которая не пускает вглубь той Вселенной чувств, которую ты открыла мне…

Мое сердце живое. Моя душа дышит… Хоть разум все еще в смятении».

– Он вытащит тебя, – промолвила девушка. – Я обещаю.

– Ты уже спасла меня. Остальное делать не надо…

– Надо! Возьми, – она достает что-то из кармана, а потом застегивает на запястье мужчины черную веревочку с подвеской в виде синего камня. Тот самый камешек, который она сжимала, когда шла на встречи с Тайлером. Тот самый камешек, который она сжимала, когда шла на операцию, на удары плетью…- Согласно цыганским поверьям, – вдруг с акцентом заговорила девушка. – Он будет защищать тебя. И ни снимай! Чтобы не происходило – не снимай…

Сальваторе чувствует, как теряет контроль. Ему хочется познать эту девушку снова… хочется поцеловать, обнять, раздеть, любить…

– Ты забрала результаты экспертизы, Елена?

– Я живу на ферме. Клаус навещает меня, – продолжала цыганка, не нарушая своего безупречного акцента. – Я устроила уборку.

– Елена, какие результаты? – повторил Сальваторе.

– Я хочу клумбу… Может, даже искусственный водоем. Денег хватит. Твоих, моих…

– Елена! – не выдержал мужчина и сжал ее руки, заставляя посмотреть на себя. – Что показала экспертиза?

И «Мелодия слез» сменилась «Лунной сонатой», что говорило лишь об одном: все худшее еще впереди. Девушка закрыла глаза, опустив голову, и это заменило слова.

Прежнее воспарение души сменилось угнетением. Последняя надежда умерла. Она – табу. Она – грех. Она – Дьявол. Она никогда не будет принадлежать ему.

– А мне плевать, – проговорила Елена, поднимая взгляд. – Мы слишком много прошли вместе, мы слишком много преступили, – Елена поднялась, и ее руки выскользнули из его, как и надежда из души. – Я больше не хочу бегать, я больше не хочу что-то искать и кого-то любить… Я хочу быть с тобой.

Она скрылась, оставляя ослепленного солнцем человеком. Солнце, которое обжигает, солнце, которое согревает, иссушает.

Сальваторе усмехается, упираясь локтями о стол, зарывается пальцами в волосы. Он пытается совладать с чувствами… Ему нельзя быть с Еленой. Нельзя, кто бы что ни говорил!

Вошел еще один посетитель. Сальваторе усмехнулся и, облокотившись о спинку кресла, скрестил руки на груди. Она, демонстрируя свою грацию и свое хищничество, села напротив. Н-да, надменности хоть отбавляй, впрочем, как и желчи, а еще – и лицемерия. И как он мог любить ее? Как мог восхищаться этой цыганкой, которая способна лишь на разрушение чужих судеб? И она любила? Нет, ее любовь – это страсть, это вожделение… В ее сердце нет чувств. В ее душе нет струн. А в ее глазах нет того бога жертвенности, который есть в глазах их дочери.