До особого распоряжения

сухонького старика, делятся бедами.

Муфтий Садретдин-хан, сжав кулачки, трясет ими в воздухе, проклинает неверных и отступников,

обещает скорую победу над врагами. Но совсем иные слухи доходят до этого городка, до караван-сарая.

Немец уже отступает под ударами Красной Армии, а муфтий предсказывает близкую гибель Советам.

Приезжали к муфтию несколько раз Салим и Шамсутдин. Рассказывали о судьбе Махмуд-бека, о его

жизни в тюрьме, о делах.

– Он подружился с вождями племен, с главарями банд, с теми, которые томятся в зиндане.

– Каков молодец!
– восхищался муфтий.
– Каков молодец!

– Он находит нужных людей. Засылает на землю Советов.

– Ой молодец!
– потирая ладошки, восклицал муфтий.

Значит, Махмуд-бек в тюрьме не сидит сложа руки.

И не ведает ссыльный муфтий, что имя его в эмигрантских кругах по-прежнему повторяется с

большим уважением. Ссылка прибавила авторитет Садретдин-хану. О муфтии стали говорить, как о

человеке, страдающем за правое дело, за счастье мусульман. Правда, не все почитатели Садретдин-

хана решались его навестить. Иные побаивались навлечь на себя гнев местных властей.

Но прошел год, второй, и к муфтию потянулись состоятельные эмигранты. Никто за этими гостями не

следил. Вероятно, местные власти решили, что старику стукнул восьмой десяток и он наконец

угомонился. Муфтий же забыл о своем возрасте.

В канун восьмидесятилетия приехал Шамсутдин, привез недорогие подарки. Муфтий, не скрывая

чувств, рукавом халата смахнул слезы.

– Ой молодец! Из тюрьмы...

– Он неплохо живет. .
– сказал Шамсутдин.

– Откуда деньги?

– Он подружился с русским агрономом, помог ему устроиться на работу. Вы знаете того русского?

– Да-да...
– торопливо проговорил Садретдин-хан.
– Все-таки прибрал его к рукам.
– И снова муфтий

радостно потер ладошки.

– Прибрал...
– ухмыльнулся Шамсутдин.
– Русский всю жизнь будет помнить Махмуд-бека. Давно бы

сгнил в зиндане.

– Ой молодец!..
– в который раз воскликнул муфтий.

Махмуд-бек действовал. И, конечно, от его имени.

А он?

120

После отъезда Шамсутдина муфтий невольно задумался о своем положении. Он щедро обещает

помощь, дает советы.

– Но сколько можно обещать!
– бормотал старик, уставясь на поблекший флажок.

Хозяин дома, заглянувший в этот момент в комнату муфтия, осторожно, на цыпочках ушел.

Садретдин-хан молил аллаха вернуть ему прежние связи, прежнюю власть, а то ведь в конце концов она

окончательно уйдет из рук. Кто-нибудь более смелый и сильный обвинит муфтия в старости, слабости,

бездействии, в пустых обещаниях. Это легко сделать.

Высокие покровители - турки, англичане, немцы, японцы - забыли о старике. А как нужно их доброе

отношение! И как нужны деньги!

Приезжал Аннакули Курбансаидов. Тяжело отдуваясь, громоздкий и важный, он с подчеркнутым

равнодушием осмотрел комнату. Взглянул на зеленый флажок и, кажется, усмехнулся, подлый человек.

Комната Садретдин-хана, конечно, не походила на штабной кабинет, где можно решать серьезные

вопросы, но ведь сам приехал... Никто его не звал. Муфтий не любил Аннакули. Рвется к власти... Всех

бы растолкал своими локтями...

Когда Аннакули начинает рассказывать, то багровеет и отводит глаза в сторону. Неприятно его

слушать...

А сейчас усмехается. Что на уме у подлого человека?

Все, кто приезжает к муфтию, высказывают свое огорчение по поводу несправедливостей, которыми,

увы, полон грешный мир. А вот Аннакули просто поздоровался. Даже без должного почтения.

– Что тебя привело в эту глушь?
– не очень вежливо спросил муфтий.

Аннакули удобней уселся, откашлялся. Он понял, что перебрал в своем непочтении. Муфтий не

любит широко расправленных плеч, ухмылок, небрежного тона.

Скрипнула дверь, и заглянул слуга. Около минуты он смотрел на муфтия, ожидая указаний.

Садретдин-хан будто не замечал слуги. И тот скрылся. Аннакули откашлялся, согнулся, стараясь скрыть

свой рост, не возвышаться над сухоньким старичком своей фигурой, пышущей здоровьем и силой.

Муфтий заметил перемену.

– Как ты живешь, мой сын?
– уже мягче спросил он.

Встретились два лиса. Один потрепанный, слабый, но закаленный в бесконечных стычках. Другой -

нагловатый, сильный, знающий себе цену, умеющий выждать свой час. Этот другой сейчас, вежливо

помахав хвостом, настороженно следил за каждым движением старика.

– Плохо живем, уважаемый муфтий. Очень плохо.

– Такова воля аллаха, - безучастно произнес Садретдин-хан и, прикрыв глаза, что-то прошептал.

– Да-да, - торопливо согласился гость.

Когда муфтий уходит от разговора, ничего путного не жди. А ему, Аннакули, нужно завтра

возвращаться вето-лицу и встречаться с капитаном Дейнцом. Немец ждет конкретных планов, настоящих

действии.

– Нужна ваша помощь, уважаемый отец...

Сейчас голос Аннакули прозвучал с надрывом. Муфтий закивал головой: понимаю, понимаю.

– Немцы предлагают мне поехать туда...
– Аннакули неопределенно кивнул в сторону.

Старик встрепенулся, исчезло показное равнодушие.

– Немцы?
– переспросил он.
– Туда, домой?

– Нет. Не домой, уважаемый отец. К соседям.

– Что ты будешь делать в той стране?

– Там советские войска.

– Ну?

– Советские, английские.

– Ну...
– нетерпеливо повторил муфтий.

– В советских служат наши... Туркмены, таджики, узбеки. Это части из Среднеазиатского военного

округа.

Такой конкретный, деловой доклад понравился муфтию. Бородка вздернулась вверх. Давно она так

лихо не взлетала. Муфтий начал понимать весь смысл поездки Аннакули в соседнюю страну. Но сможет

ли этот огромный дурак подступиться к советским солдатам? Послушают ли его юноши, выросшие