До рассвета
Шрифт:
– Он это... не поскакал за подмогой, - сказал муж Анны Греты.
– Значит, бояться нечего...
– Он всего один!
– воскликнула Анна Грета.
– Парни, вас тут семеро. Выйдите и прикончите его!
Мужчины переглянулись.
– Убейте!
– повторила ростовщица.
– Не хочу...
– пролепетал муж.
Хозяин трактира сглотнул, вытирая губы.
– Они придут. Он не поехал за подмогой потому, что они придут сами.
– Кто - они?
– Эти...
Плюгавый взял кувшин. Налил воды, шумно выпил, плеснул себе на лицо. Упал в кресло и, глядя в пол, заговорил.
Эти люди останавливались
А в декабре - неделю назад - прискакал посыльный, сунул плюгавому письмо. "Будем через неделю", - значилось в записке. Кроме нее в конверте лежал вексель на десять эфесов - один из трех, что теперь у дезертиров. Неделя миновала, и явились эти двое - убедиться, что трактир пуст. Если все пойдет, как тогда, в августе, то к рассвету прибудет весь отряд.
– Уходите отсюда, - закончил плюгавый, - спасайтесь, пока не поздно.
И обернулся к пленнику:
– Ты же видел, что мы с братом не при чем? Мы вас не трогали, это все - они! А у нас не было выбора, они заставили...
Пока хозяин говорил, в пленнике произошли перемены. Во-первых, рана перестала кровоточить. Сама собой, без повязок. Во-вторых, что было не менее странно, вся бравада чужака улетучилась. Прежде - одинокий, истекающий кровью - он веселился. Теперь его друг оказался жив, а рана закрылась - но пленник был мрачен, как ворон.
– Тебя не пощадят, - сказал он хозяину трактира.
– Никого не пощадят. У вас один шанс: убейте Льда и бегите.
– Нет!
– вскричал муж-ростовщик.
– Нет-нет-нет! Может, хозяева и провинились перед вами, но мы-то причем? Мы с женой просто заехали на ночлег! Никого не грабили, никому не вредили! Мы ничего не знаем!..
Пленник поманил его пальцем и тихо шепнул:
– Выйди во двор, дружок. Расскажи это Льду.
Кол грохнул кулаком по столу:
– Прикончим его!
Он прошелся по трактиру, собирая все оружие. Два арбалета с болтами, десяток кинжалов, два топора, меч, копье, булаву, щит. Бранью и пинками поставил на ноги всех мужчин, кроме пленника, - даже двух раненых. Раздал амуницию: себе - топор, щит и трофейный искровый кинжал; Инжи - меч и пару ножей; копье - ростовщику, топор - плюгавому Баклеру, булаву - здоровяку Мэтту, арбалеты - раненым. Инжи отложил меч и взял взамен еще пару кинжалов. Ростовщик с ужасом уставился на копье, будто ему дали в руки змею. Мэтт заартачился:
– Я не стану биться за вас.
– Почему это?
– грозно вскинулся Кол.
Крестьянин набычился, прикрыл собой Рину, перехватил булаву поудобней.
– Вы хотели нас ограбить. Я сразу не понял, но потом взял в толк. Вы трое всех нас сюда заманили, чтобы раздеть до нитки. Начали с хозяев, а потом и наша очередь пришла бы.
– С чего ты взял? Ты бредишь, парень!
– Я тоже вижу, - сказала Рина из-за спины любимого.
– Вы плохие люди, грабители, разбойники. Вы напали на солдат - теперь сами
Кол подмигнул Мэтту.
– Раз не хочешь биться, то ты и не очень-то нужен, верно?
– Совсем не нужен, - кивнул дружок Кола, нацеливая арбалет.
Мэтт стоял, как был, только еще ниже наклонил голову, выставив широкий лоб.
– Кретины!
– кашлянул пленник.
– Дверь не заперта! Затеете драку - Лед войдет и порешит всех. Он же слышит, что здесь творится!
Кол с дружком убавили пылу. Пленник обратился к Мэтту:
– Ты, парень, любишь свою бабенку? Сильно любишь, да? Хочешь увидеть, что с ней будет утром, когда придут наши?.. Нет? Тогда закрой пасть и дерись!
Мэтт потратил минуту, чтобы осознать ситуацию. Наконец, сообразил. Кивнул головой и пошел к двери.
Двое раненых встали у парадных окон, взведя арбалеты. Остальные четверо построились у выхода: Кол с Мэттом впереди, Инжи с ростовщиком - сзади. Анна Грета и Рина зажгли несколько факелов и расположились у окон.
– Готовы, парни?
Никто не был готов. Повисло хмурое молчание.
– Тьма вас сожри! Он один, раненый в пузо! Нас - семеро! Мы выйдем и выпустим его потроха! Да или нет?
– Да... Да...
– Заколем, как свинью! Увидим цвет его кишок! Это он, сука, должен нас бояться! Да или нет?!
– Да.
– Не слышу!
– Даааа!
– Тогда марш!
Кол стукнул по щиту.
Раненые распахнули ставни и присели, положив арбалеты на подоконники. Женщины швырнули в двор факела. Мэтт распахнул дверь и ринулся наружу. С ним - Кол, следом - Инжи и муж Анны Греты. Четверка высыпала на крыльцо и остановилась, оглядывая двор.
Два факела погасли в снегу, другие два еще горели. Багряный свет плясал на борту фургона, на кладке колодца, поленнице у сарая. Отражался в глазищах все еще запряженных лошадей, озарял кусок подъездной дороги, но до ворот не доставал. Ворота, частокол, собачья будка, конюшня терялись во мраке. Освещалось лишь пятно земли между крыльцом, сараем и фургоном. В пределах этого пятна врага не было.
– У него есть арбалет?..
– прошептал ростовщик.
– Нету, - рыкнул Кол.
– Точно?
– Точно нет, баран! Наступаем! Обходим фургон - заглядываем внутрь. Обходим сарай - заглядываем внутрь. Держимся вместе. Только высунется - порвем!
Прислушиваясь к каждом шороху, они спустились с крыльца. За их спинами хозяин трактира занял позицию в дверях, держа топор наготове. Вместе с двумя арбалетчиками он должен был остановить врага, если тот сунется в трактир.
Четверка сошла с крыльца и приблизилась к фургону. Прикрываясь щитом, Кол выглянул: за фургоном никого. Дал знак ростовщику, и тот копьем откинул полог. Кол вскинул топор, Мэтт - булаву. Внутри тоже никого, лишь тени пляшут по матерчатым бортам.
– Сарай.
Держась группой, они двинулись к сараю. На удивление, четверка вполне терпимо держала строй, только Мэтта заносило вправо, а ростовщик норовил уколоть копьем задницу Кола. Дико озираясь, пересекли дорогу, проверили поленницу, заглянули за сарай. Никого.
Распахнули дверь и озадаченно застыли. В сарае царила непроглядная тьма.
– Неси факел.
– Кто?
– Да ты неси, ты! Шустро!
Согнувшись чуть не до земли, ростовщик сбегал за факелом, принес, сунул в двери сарая. Все пригляделись, прислушались: ни тени, ни звука.