До свидания, Светополь!: Повести
Шрифт:
— Ступайте переодевайтесь. Возьмёте таблетки с собой — я дам. И помните, что я вам сказал.
— Клянусь вам!
— А вы хорошенько следите за ним, — сказал Сергей Сергеевич Косте. Тот откинул назад длинные волосы, неподвижно постоял ещё и, буркнув «до свидания», быстро вышел первым.
Истуканом замер ошеломлённый Сомов. Экий невежа! Повернувшись, оправдываться стал.
— Молодой… Двадцать три года. Между прочим, радиотехнику знает в совершенстве. Если вам телевизор починить или приёмник — только скажите.
Сергей Сергеевич подошёл к двери и плотно закрыл её. Умолкнув на полуслове,
— Павел Филиппович… — Он стоял перед ним и смотрел на него с новым, без жёсткости, выражением. —Извините, что лезу не в свои дела. Просто я хотел вам напомнить, что вы едете на похороны.
— Я помню это.
— Они не понимают вашего состояния. Считают, Сомов либо спятил, либо совсем озверел тут. Смерть родного брата не трогает.
Задерживать, слава богу, не собирается… Сомов опёрся о спинку стула.
— Признаюсь вам, Сергей Сергеевич, я малость перетрухнул вначале. Думал, несчастье с ним какое. Нас ведь только двое с ним — братьев. А он хороший человек был. Труженик.
— Пил?
— Мало. Это я — забулдыга, а он у нас положительный. Работать умел. И жил тихо. Детей вот только у них не было. Что за жизнь без детей?
Сомову показалось, врач не слушает его. Смотрит в упор, в самые глаза, сосредоточенно и хорошо смотрит, как женщины умеют, — и не слушает.
— Рюмку выпью, — неожиданно для себя решил Сомов. — Одну только. За брата.
И опять — то ли не расслышал доктор, то ли умышленно мимо ушей пропустил.
— Нам бы только осень продержаться, Сомов, — проговорил он мечтательно, — Осень! А там мы справимся.
— Продержимся! — заверил Сомов. — Непременно продержимся! — и, ободряя, коснулся руки доктора. Холодной и сухой была она.
В коридоре его ждал сын с узелком в руке. В палату прошли вместе, по пути не сказав друг другу ни слова. Сын молча помог ему одеться.
Со своих коек за ним внимательно наблюдали сопалатники. Рогацкий — злобно и завистливо, Витя Шпалеров — весело, а старичок Маточкин — с ласковым одобрением. Сомов шутовски повернулся.
— Последняя примерочка…
Это был единственный его костюм, и он знал, что хоронить его будут в нем.
Такси уже развернулось и ждало у крыльца. «45—90»… Барабан памяти, прокрутившись, выбросил фамилию шофера: Алафьев. Сомов заволновался и остановился, а сын уже спустился на следующую ступеньку и, придерживая отца за локоть, с терпеливым лицом ждал, когда тот последует за ним. Конечно, за полтора года, что он не был в парке, многое изменилось. Алафьев мог попросту уволиться — тем паче Алафьев! — мог получить новую машину, но раньше на «45—90» работал он, Егорка Алафьев. Не столько возможность приятной встречи обрадовала Сомова, сколько то, что его память так быстро и ловко связала номер машины с фамилией шофера, «Старый волк!» — с уважением подумал о себе Сомов. В бытность диспетчером назубок знал все машины и всех водителей.
Сын мягко, но настойчиво тянул вниз. С другой стороны его бережно поддерживала Галочка.
— Кто за рулём? — спросил Сомов. — Усатенький такой? Модный?
— Есть за рулём, есть, — с раздражением отозвался Костя. —
Пойдём!Сомов послушно спустил сперва одну, потом другую ногу.
— Понимаю, что есть. Не сама же прикатила.
Но они были поглощены тем, что вели его, и он не сопротивлялся, позволял обращаться с собой как с хрустальной вазой, хотя не далее как сегодня утром преспокойно, без посторонней помощи и с крыльца спустился, и после взобрался на крыльцо. Пока они в больнице, неразумно бунтовать, а уж там… Да и другое занимало его сейчас: кто за рулём?
За рулём был Егорка Алафьев. На Сомова не обратил внимания — задел равнодушным взглядом и — снова перед собой. Наяривала музыка.
— Здравствуйте, товарищ водитель.
Видимо, слишком слаб его голос — не расслышал Егорка. Нет, поворачивается — с высокомерной миной, усики, баки…
— Дядь Паш!
Выскочил из машины, обежал, хотел ближе подсунуться — то ли обнять, то ли руку пожать, но сын с невесткой мешали, и Сомов досадовал на них за это. Высвободившись, шагнул навстречу Егору.
По дороге расспрашивал о парке. И старые водители работали, и диспетчеры были те же, и начальник эксплуатации Зайцев, а вот директоров за это время сменилось двое. Того, кто был сейчас, Сомов не знал. Ещё раз переспросил фамилию, покопался в памяти — Ведищев, Ведищев — нет, не знал.
— Да отставник он, — поморщился Алафьев.
Не понравился Сомову этот тон. Уперевшись ладонью в щиток — на случай внезапного торможения, — сверлил молодого человека критическим взглядом. Грива, а не волосы, лицо маленькое, а галстук… Егор всегда был пижоном, хотя шофер, конечно, первоклассный — этого не отнять.
— Сколько лет ему?
— Ведищеву-то? Да за пятьдесят.
«Воевал, значит», — отметил про себя Сомов. Спросил:
— Недовольны им?
Алафьев плавно повернул машину.
— Кто доволен, а кто нет.
Сомов с облегчением улыбнулся.
— Так то ж естественно, Егорушка. Все не могут быть довольны. — Егор молчал, кончиком розового языка заигрывал с усиками. — Вот ты разве всегда был доволен мною? Диспетчером Сомовым, а?
Вы, дядя Паша, другое дело. Не сравнивайте себя С ЭТИМ.
Аж глаза заблестели у Сомова. Не удержался, взглянул в зеркало: слышат ли сын с невесткой? Лицо Кости было непроницаемо — думает о чем-то, заботы, а Галочку не видать. Не слыхали, жаль.
Об Инде хотелось узнать — как она, все ещё механичает, не выскочила ли замуж? — но Алафьев не говорил, а спрашивать самому — язык не поворачивался. При сыне-то!
Начался затяжной спуск. Щадя двигатель, Егор выключил его, шел по инерции. Хороший шофер, хоть ох и прощелыга, ох бабник. Хороший…
— Что же это ты все на старой тачке?
Алафьев гмыкнул.
— Попробуй получи новую.
— Но ведь получает кто-то. Сколько, говоришь, машин стало? Двести сорок? А я уходил — двухсот не было. Получают, стало быть.
— Кто получает, а кто нет.
Сомов видел: разговор неприятен Егору, но раз начал, до конца веди.
— И кто же получает?
— Вон, Антощенко получил. В мае пришёл, а в июле — новая машина. А Алафьев восемь лет ишачит.
Сомов подождал, не скажет ли ещё что, спросил:
— А актов-то не было?