До встречи на небесах

Егоров был сатириком, продолжателем традиций Салтыкова-Щедрина, Козьмы Пруткова и, в отдаленном плане, — Грибоедова, Гоголя. Как известно, сатира — крайне сложный жанр, в котором легко впасть в шаблонный набор приемов, банальщину и фальшивость. Я убежден, именно этим и отличаются современные сатирики в нашем Отечестве. Понятно, большинство из них нерусские, да еще оголтелые «демократы», и, без сомнения, потому-то их произведения и пропитаны желчью, ерничанием, злорадной насмешкой, неприкрытым презрением к русскому народу. Собственно, все их творчество преследует четкую цель — поиздеваться над нашей страной. Не случайно герои их произведений — сплошь русаки глупцы, не просыхающие пьяницы (разумеется, герои соплеменники — все, как один, непьющие, остроумные, доброжелательные). И это делается с ядовитым умыслом — вселить в наш народ комплекс неполноценности, чтобы он, обворованный, униженный, не поднимал головы. У этих злодеев все четко продумано.

Сейчас, во время «демократической» пирушки, «мастера» сатиры заполонили всю эстраду, их сборища ежедневно показывают все телеканалы, в издательствах том за томом выходят их сочинения, но у любого более-менее подготовленного читателя, такое чтиво не вызовет не только смеха, но и улыбки, а у знакомого с Салтыковым-Щедриным, Твеном, Чапеком, Гашеком, вызовет отвращение.

В отличие от ныне процветающих сатириков, Егоров истинно русский писатель и показывает нелепости нашей жизни в мягкой ироничной форме. Некоторые его вещи даже не сатира, а грустный юмор, за которым видна боль за нашу страну. Не утихающая боль.

Егоров только в зрелом возрасте серьезно занялся литературой. Не стану кривить душой, многое из его первых сочинений мне принять трудно (по качеству текста), но естественно, о творческом человеке надо судить по его лучшим работам, поэтому перечислю рассказы Егорова, которые, без преувеличений, можно назвать первоклассными: «Пасхальные яйца», «Собачья жизнь», «Молитва», «Рай». К сожалению, эти рассказы — последнее, что написал наш друг; тяжелая болезнь оборвала его жизнь. Сыграли свою роль и события последних лет, он остро переживал разрушение нашей страны, ведь был подлинным патриотом, каких сейчас мало. Я имею в виду тех, кто открыто подает голос, а не просто бурчит под нос — таких-то полно.

Незадолго до смерти, Егоров решил издать книгу за свой счет и стал собирать рукописи, но не успел. На сороковинах Шашин, молодчина, объявил, что сделал компьютерный набор всего, что написал наш друг, и для издания книги нужны деньги — их дал старинный друг Егорова, главный редактор «Правды» А. Ильин. Ишков, Рогов и я тоже примкнули к этому благородному делу — написали по странице «Памяти друга». Книгу Шашин сделал замечательную, она — лучший памятник Егорову. Есть поверье — друзья и ученики покойного должны доделать то, что не успел сделать мастер, иначе его душа не успокоится. Если это так, теперь душе нашего друга будет спокойно.

Я часто вспоминаю Егорова… Бывало звонит, и с нарочитой деликатностью подтрунивает надо мной:

— Это квартира известного писателя Леонида Анатольевича? Вас беспокоит никому не известный скромный литератор Егоров. Я глубочайше извиняюсь, но позвольте узнать, какие у вас планы назавтра? Как вы смотрите на то, что мы соберемся у вас в небольшом дружеском составе? С Ишковым и Шашиным я уже договорился. Мои больные ноги подсказывают, что завтра будет дождь, а в дождик хорошо беседовать.

Сюда, пожалуйста, и улыбайтесь!

В ЦДЛ писателей и гостей снимал фотограф с огненно-рыжей «полыхающей» шевелюрой и такими же усами, в ярко-красных рубашках, от которых прямо било жаром. Его звали Гера Беляков; он называл себя «бывшим шофером дальнобойщиком» — понятно, эта профессия придавала облику Геры дополнительный вес.

Гера считался мастером групповых портретов. Он подходил к писателям (или гостям) и, улыбаясь в оранжево-рыжие, даже красноватые (от курева) усы, говорил:

— Ваши лица просятся на групповой портрет. Встаньте, пожалуйста, сюда. Поплотней, но не слишком. И улыбайтесь!

Делал Гера и индивидуальные портреты, но с меньшим удовольствием, чем групповые. Он вообще любил всякие сборища — похоже, когда шоферил, ему не хватало общения и, сменив профессию, он наверстывал упущенное. Я называл его групповые портреты «нагромождением тел и лиц», но Гера не обижался и поэтично провозглашал:

— Эти портреты, как букет полевых цветов, где один цветок оттеняет другой. Когда на снимке много разных лиц, подчеркивается своеобразие каждого. Они смотрятся на контрасте.

Стоило клиенту появиться в его закутке-ателье, Гера сразу, без всяких вопросов, показывал на стул:

— Сюда, пожалуйста, и улыбайтесь!

Случалось, клиент недоумевал:

— Почему вы не спросите, как я хочу сфотографироваться?

Гера спокойно пояснял:

— Если фотограф спрашивает «как вас снять?» — сразу уходите. Мастер должен знать, как именно снимать. — Гера прищуривался и щелкал пальцами.

После такого ударного объяснения становилось ясно — он-то мастер своего дела и ему можно доверять на все сто процентов.

Перед съемкой Гера долго устанавливал свет, поворачивал клиента в разные стороны, приподнимал и опускал его голову, при этом приседал, вставал на носки, прищуривался, рассматривал «натуру» и так и сяк. Глядя на эти скрупулезные неторопливые приготовления, я думал, что у профессионала в работе и не должно быть спешки, азарта, другое дело — настрой. Мне вспоминался Лермонтов: «Глубокая река не допускает бешеных порывов». Что немаловажно, подготавливаясь к съемке, Гера непременно спрашивал у клиента:

— Вы относитесь к миру писателей или к другому миру?

И, после того, как клиент объяснял из какой он сферы, находил общих знакомых и тем самым устанавливал дружеский контакт. В заключение Гера непременно выдавал качественную формулу:

— Улыбайтесь! Вы наверняка знаете, что улыбка красит лицо. Вспомните что-нибудь хорошее…

При встречах с Герой я всегда растягивал рот и думал — в самом деле, хорошего вокруг нас не меньше, чем плохого и жизнь состоит не только из проблем и борьбы.

За время, пока я вел изостудию при ЦДЛ, мы с Герой не раз выпивали в его закутке-ателье и он порассказал мне немало смешных историй из своей бурной жизни. Взять хотя бы его развод с женой, после которого супруги перестали разговаривать даже по телефону. Гера переехал к матери, но каждый месяц кидал в форточку алименты (благо квартира находилась на первом этаже), но, спустя год, его вдруг вызывают в суд за неуплату алиментов. Оказалось, жена, сразу же после развода, поменяла квартиру «чтобы избавиться от духа мужа». Позднее супруги помирились и снова расписались.