Добрым словом и пистолетом

— А судит — второй помощник коменданта… — невзначай добавил Гвинтанн, и комендант встрепенулся, возмущенно на него посмотрел.

— Какой основательный подход.

Маэдрос понимающе улыбнулся. Обернулся, нашел глазами остановившегося в нескольких шагах голдо: высокий — даже рядом с Маэдросом очень высокий, очень плечистый, в легком доспехе черной кожи; на поясе — у него у единственного здесь на бастионе — висел меч в черных ножнах, длинные черные волосы струились по спине, стянутые в тугой хвост. Беззвучно пройдя вперед, голдо замер рядом с Маэдросом, подобный внушительной тени, цепко посмотрел на продолжающееся внизу веселье и, уловив какую-то мысль, просто, без слов кивнул.

Уходя уже, обернулся, внимательнее взглянул на Гвинтанна.

— Мы ведь встречались где-то?

— Было дело! — охотно подтвердил тот, расползаясь в улыбке. — Гвинтанн Дианмор. Сопровождаю торговые караваны и в Химринге бываю иногда.

На бастионе снова сделалось свободно — лорды, комендант, командиры и начальники проветрились и вернулись к своим разговорам, а небольшая часть от свиты отделилась и отправилась вниз, к пляжу. У парапета остались прежние зеваки, а среди них Гвинтанн и незаметно в общей сутолоке появившийся из крепости Брантиль.

— Знаешь, кто это? — спросил Гвинтанн, кивая на фигуру в черном — сопровождавший Маэдроса голдо притягивал взгляд даже в толпе, даже отсюда, с высоты.

Слышно с бастиона было плохо, но по отдельным долетающим словам, по обрывкам фраз, а больше по жестам и движениям суть происходящего становилась ясна: химрингцы из свиты Маэдроса легко затеяли спор с распорядителем Вирмо, с судьей, с победителями заплывов, и дело явно шло к тому, что сейчас состоится показательный и преждевременный финал.

— Догадываюсь, — ответил Брантиль, — это Сурвэ.

Сурвэ за глаза называли Правой рукой Маэдроса — за глаза больше для него, чем для самого Маэдроса. Подробности были известны узкому кругу посвященных, но в общих чертах знали все: после освобождения и после выздоровления братья и приближенные настояли, что главе Дома, как бы это ни задевало его гордость, нужна надежная охрана. И пусть меч в левой руке Маэдрос научился держать очень быстро, в поездках за пределы Химринга его всегда сопровождала личная охрана, а помимо нее всегда рядом, всегда наготове был Сурвэ. (Говорили еще, что будто бы Маэдрос сначала отказывался наотрез и заявил, что даже спорить по этому поводу не будет. Поэтому братья и попросили Сурвэ: спорить с тем, кто бок о бок с Финвэ прошел все Эндорэ, отправился с ним же в Форменос, после гибели его одним из первых высказал однозначное намерение возвратиться, а в Битве под Звездами уцелел только потому, что был ранен так, что сочтен за мертвого, — всерьез спорить с Сурвэ было непросто даже Маэдросу).

— Да, это он! — подтвердил Гвинтанн — он почти распластался по парапету и с живейшим интересом наблюдал за происходящим внизу. — Видел его в Химринге… У-у-у! Ну держись, сейчас Пробужденные нашим жару зададут!..

— Зададут, зададут, — придвинулся Брантиль, — ты только от восторга вниз не свались.

Пробудившихся у вод Куйвиэнен в рядах Первого Дома в Белерианд вернулось меньше, чем под знаменами Финголфина. В основном они осели в крупных крепостях — резиденциях лордов или ближе к опасным северным рубежам. В Таргелионе их вообще оказалось немного, в Хеледосе из голодрим не было и вовсе никого — только нандор Орсэ и Муро жили на ферме ниже по течению Нгавада и появлялись в самой крепости нечасто.

Внизу на пляже спорить уже закончили: явно возмущенный и раздосадованный Вирмо махал руками, равняя на старте шеренгу, в ней нетерпеливо топтались и подпрыгивали на месте три десятка разделяющих его оскорбленные чувства разгоряченных пловцов. Под усилившийся гул и свист еще четверо неспешно готовились: Сурвэ поручил свой меч на хранение кому-то из зрителей; рядом стаскивал кавалерийские сапоги еще один голдо — тоже высокий, но не такой внушительный, тоньше, острее. Две женщины, смеясь и толкаясь, крепче затягивали в косы убранные волосы.

Наконец в ряд выстроились все. Вирмо ударил по стальному бруску и еще раз повторил правила и привычные свои указания; в толпе покричали, посвистели и похлопали. На бастионе, где зрителей тоже прибавилось, не отстали и интерес свой обозначили не менее дружно.

Сигнальный звон бронзового кувшина разнесся хорошо слышно, и тотчас в плеске и шуме потонул весь пляж.

Обычно все или забегали в воду далеко вперед, или как можно дальше прыгали, поднимая фонтаны брызг (особым шиком было плюхнуться так, чтобы долетело и до зрителей), — старались сразу оказаться на глубине и сразу начать молотить руками. Опытные участники поступили так и в этот раз. Но присоединившаяся к ним четверка вбежала как-то иначе: плавно и слитно, словно вода вовсе не была им помехой, словно рассекли они ее не тревожа и, оказавшись едва по пояс, ушли под воду слитно — тихо ушли и пропали.

Тридцать пенных, почти соединяющихся в один бурлящий котел дорожек устремились вперед сходящимися лучами — в такой толчее важно было не дать оттеснить себя, успеть добраться прежде, чем у столба соберется настоящая очередь. На пляже и на бастионе стало непривычно тихо: с этими тридцатью все было ясно, но если где-то под водой и скользили еще четыре силуэта, то отражения облаков на солнцем залитой озерной глади прятали их от зрителей. Гвинтанн козырьком приложил ладонь к глазам и стал размеренно считать, кто-то рядом недовольно шикнул, но отвлекся и замолчал.

Вода взорвалась фонтаном. Сурвэ появился с хорошим отрывом, подняв за собой волну, пошел ритмично отмахивать обеими руками — гребки были дробные и мощные, словно удары молотом. Второй голдо вынырнул с меньшим вплеском, и поплыл тем же манером, но взмахивая чаще и как будто точнее. Следом с разницей в несколько мгновений показались обе женщины: одна старалась держать тот же темп; другая, последняя, скорость сильно сбавила и плыла короткими нырками — вытянувшись, прижав к бокам руки и по-рыбьи изгибаясь всем телом.

— Что-то мне подсказывает, дальше вам гоняться станет неинтересно, — заметил Брантиль.

— Почему же нет? — возразил Гвинтанн. — Будем перенимать озерный опыт старших!..

— Неинтересно — отойдите и не мешайте, — толкнула обоих стоящая рядом девушка — в платье с закатанными рукавами и в кухонном переднике, видно из улучивших перерыв интендантских.

До скалы с утыканным столбом на ней оставалось райвов двадцать, когда все четверо плывущих впереди нырнули снова. Теперь уже на поверхности остались волнующиеся дорожки, на них с запозданием набегал неровный клин преследователей. Момент выдергивания стрелы всегда был ответственным: здесь можно было замешкаться и потерять время, а можно было время и нагнать, уже на финише вырвать победу.

Сурвэ снова показался первым. Вернее, его будто подбросило откуда-то из глубины, подняв над поверхностью едва не до середины бедра. Стрелу он выдернул в этом же слитном движении, изогнувшись и плашмя рухнув обратно в воду. Те, кто наблюдал в океане игрища огромных китов, что выныривают друг перед другом, чтобы затем погрузиться обратно в пучину, увидели сейчас нечто схожее. Второй голдо выскользнул у скалы, заметно отстав. Вытянул руку, ухватил ближайшее древко и втек обратно. Разрыв между ним и отстающими женщинами увеличился.