Добрый мир

девался!.. Дядя

Коля, осторожно, тут гвоздь!

Отец оставил пианино и выпрямился. Оно без него поехало по

прихожей и дальше, в комнату.

— Дед Мазай на пианине, Баба Яга на кочерге,— пробормотал он.—

Здравствуй.

Отец стоял у двери. Иринка растерянно смотрела на него. Она

оглянулась. Илья с другими мужчинами был в комнате.

—

Здравствуй... Здравствуйте,— поправилась она.— А я даже не

видела... Идемте в комнату.

— Ну да, конечно! Я же на пианине приехал, а оно уже туда уехало,

— быстро сказал отец.— Идем.

Кто-то из соседей пронес мимо них крышку и филенку. Иринка с

отцом вошли в комнату. Отец сразу достал из кармана бумажник и

рассчитался с шофером. Потом он перекинулся двумя-тремя словами с

соседями.

— Ирина, сходи в магазин,— строгим голосом сказал Илья.— Вот

тебе деньги, купишь

хлеба и сахара. Вчера, кажется, кончился. И сделай что-нибудь поесть.

Соседи ушли.

— Я купила уже,— неуверенно сказала Иринка.— А на плите суп

есть...

— Ты есть хочешь? — обратился Илья к отцу.

— Супцу-то похлебать? Можно, пожалуй...

— Раздевайтесь,— сказала ему Иринка.— Я сейчас суп погрею.— Она

ушла в кухню.

— Почему она меня на «вы»? — возбужденным шепотом спросил

отец.

— А я откуда знаю? — так же шепотом ответил Илья.— Может,

забыла уже? — Он покраснел.

Отец достал из кармана платок и громко высморкался.

— Ладно... Ну и напугал ты меня своей телеграммой!

— Да у меня и в мыслях не было! — заволновался Илья.— Не знал,

как попросить,

—

вот и написал как получилось... Ты хоть пошути как-нибудь с ней, она

это любит, а то действительно черт знает что...

— Ты на меня больше не злишься? —

быстро спросил отец.

Илья отвел глаза.

— Перестань,— хмуро сказал он.— При чем здесь я? Ты вон с ней

что-нибудь сделай... Давай пианино на место подвинем.

— А где остальное? — озабоченно спросил отец.— Крышки,

штуковина эта с молоточками?

— По-моему, в прихожей оставили. Кто-то, кажется, нес.— Илья

пошел в прихожую.— Ты иди, ешь,— обернувшись, сказал он.— Я не хочу

пока. Я тут делами займусь.

Их вдруг обуяла жажда деятельности. Он принес из прихожей все и

начал ставить на место клавишный механизм. Потом достал из ящика стола

камертон и настроечный ключ. Отец все не уходил.

— Ты иди, я тут долго заниматься буду.—

Илья несколько раз звякнул ключом по камертону.

Отец пошел наконец в кухню.

Илья начал настройку.

Чем дольше он работал, тем его все сильней охватывало нетерпение.

Хотелось закончить быстрее. Непонятно только было — зачем. Он слышал,

что в кухне о чем-то говорили. Потом говорили за его спиной, уже в комнате.

Иногда до него долетали робкие Иринкины «хи-хи», слышался сдержанный

смех отца. Он невнимательно ловил обрывки их разговора — что-то про

белых медведей, про северное сияние,— но ни во что не вникал. Когда дело

дошло до пружинки под западающей «фа», он вообще отключился от всего.

Бегал к соседу — тот работал телемастером — и искал с ним подходящую

проволочку; потом долго мотал из нее пружинки. Иногда ему приходила

мысль, что он ведет себя противоестественно, но он гнал ее от себя. «Сейчас

настрою и что-нибудь им сыграю. Что-нибудь помощнее. Он увидит, что это

не блажь!»

Через два часа все было готово. Илья подтащил к пианино стул и сел.

Он взял вразброс несколько аккордов. Ему показалось, что пальцы немного

дрожат. «Вымыть руки!» — сказал он себе. Он встал и пошел в ванную. Его не

было минут пять. Когда он снова пришел в комнату, Иринка с отцом сидели

молча. Ждали.

— Гармонь готова,— бодро сказал Илья, и фальшь собственного

голоса резанула его так же, как звук расстроенной ноты.

— Сыграй что-нибудь старенькое,— сдержанно попросил отец.

— А что? — механически спросил Илья и нервно потер руки. Он сел

за пианино.

—

Ну, я не знаю... Может быть, «Лунную»?

Илья кивнул. Но вдруг он понял, что ему не

хочется ее играть. «Звучат последние аккорды сонаты, и публика громко

рыдает,— жестко подумал он.— Маэстро утирает скупую мужскую слезу...»

Он «закрыл» левой педалью звук и неожиданно начал наигрывать один из

своих «Этюдов». В какой-то развесело-дикси-лендовой манере. «Этюд номер

два. Старенький»,— объявил он про себя шутовским голосом.

Покончив с Этюдом, он, не останавливаясь,

заиграл что-то для себя непонятное. «Вперед, маэстро!» — подбадривал

он сам себя. «Мяса! Мяса побольше! Правая педаль!» Звук раскрылся.

Внезапно он увидел тему. Вернее, даже не тему, а маленький обрывок

ее: из хаоса почти беспорядочных звуков словно запросился связный кусочек

мелодии. «Откуда это?» — настороженно подумал Илья. Руки торопливо

начали поиск мелькнувшего обрывка. Он «вытащил» его полностью. «Что

дальше? — лихорадочно соображал он.— Дальше!» Левая рука беспокойно

искала аккомпанемент. Показалось, что мелькнуло какое-то продолжение.

«Так, не дергаться... четче рисунок...» Илья осторожно повел это хрупкое,

грозящее вот-вот ускользнуть, продолжение. «Откуда это? — еще раз спросил

он себя.— Неужели где-нибудь слышал?» Он сильно вспотел. Чувствуя, что у

него течет по щекам, он, не отрывая рук от клавиш, поочередно поднял плечи

и стер ими пот со щек.

Он играл уже как первоклассник музыкальной школы: голая, без

всяких украшений, тема правой рукой — и простейший, тоническими

трезвучиями, аккомпанемент левой. Нужно было во что бы то ни стало

«раскрутить» до конца мелодию.

«Интересно, как это им нравится? Что он думает? Что я сейчас стал бы

демонстрировать ему образцы техники? А Иринка? Почему она стала