Добрый мир

— Гостить так гостить! — прокричала она

оттуда.— Я сейчас еще сварю!

Илья почувствовал себя свободно. Он встал, расстегнул пиджак и

подошел к книжному шкафу.

— Ну раз мне все можно,— сказала Софья

Аркадьевна, вернувшись,— тогда я вам еще

кое-что скажу. Можно?

— Конечно,— улыбнулся Илья.

— Я вас все-таки не понимаю, Илюша. Сколько я вас знаю, ваш

характер для меня всегда был загадкой. Вы кажетесь мягким и стеснительным

парнем, и в то же время что-то в вас постоянно словно ускользает. Какая-то в

вас внутренняя замкнутость... даже жесткость, что ли, я давно о вас думаю...

Ну почему вы так сильно настроены против отца? У вас ведь кроме него и

сестренки больше нет близких людей! А вы ведь и за сестру все сами решили,

и с ним тоже решили, как это сейчас говорят, с позиции силы. И ничего не

боитесь! Не боитесь остаться один, не боитесь за сестру... Но посмотрите же,

что делается! Кругом разводы, разводы, разводы; дети туда, дети сюда... Как

будто жить совсем разучились. И никому не страшно! И никто не желает

отпускать грехи! Я не права? Не так, да?

Илья ничего не отвечал.

— Я, Илюша, честное слово, не собираюсь учить вас жить,— горячо

сказала Гольман.— Я сама не умею. Вот сейчас одна осталась, ни Леночки, ни

мужа, и в вас вдруг вцепилась... Совсем не умею быть одна! — Она

неестественно улыбнулась.

— Вы, наверное, много читаете? — Илья кивнул на книжный шкаф.

— Если бы! Я, Илюша, представьте себе, вяжу. Да, не удивляйтесь,

прихожу домой, сажусь и вяжу! — Она все еще продолжала улыбаться.

Новый кофе оказался намного удачнее первого. Он был по-настоящему

крепким и Илье очень понравился. Они больше не касались

щекотливых тем, и разговор теперь шел о чисто профессиональных

делах. О молодчине капитане Феденко, который так серьезно отнесся к

организации хорового дела в Доме офицеров, об отличии училищных

порядков от консерваторских, о приезде в их город известного ленинградского

пианиста. Илья попробовал-таки на звук гольмановский «Рёниш». Звук

оказался превосходным.

— Ничего нового не написали, Илюша? — поинтересовалась Софья

Аркадьевна, когда Илья отошел от пианино.

— Да нет, не идет что-то ничего,— ответил он.— И не до того сейчас.

— Ой, не скромничайте! — хитро прищурилась Гольман.

Илья дал честное слово,-что не врет. Пора было наконец уходить.

— Заходите, Илья,— попросила его на про

щание Софья Аркадьевна.— Заходите вместе с

сестренкой.

Он ей обещал.

Дома Иринка устроила ему настоящий маленький скандал. Илья снес

все безропотно. Второй день уже он приходил домой в десять вечера.

— Не шуми, старая,— отшучивался он.— Больше не буду, честно.

Лукавый попутал. Хотел четыре сольдо достать, а у Софьи Аркадьевны не

было. А уходить-то сразу неудобно, сама понимаешь.

— Ты деньги на пианино хотел взять? — сразу сменила тон Иринка.

— Ну да. Придется теперь что-нибудь другое придумывать.

— Пойдем чай пить, расскажешь...

— Я покурю, ты пей,— сказал Илья и подошел к кухонной форточке.

— Рассказывать-то нечего. Ты на завтра все купила? Торт, газировку?

— Купила. Колбасы еще. Тетя Марина опять приходила со своей

картошкой, я ей сказала, что у нас и так много.

— Правильно...— Илья внимательно наблюдал за сестрой. Она быстро

и аккуратно ела «собаку», большой бутерброд с маслом и колбасой. Она

никогда не ужинала одна и, ожидая его, видать, сильно проголодалась.

— Скучно было? — спросил Илья.

— Я телевизор смотрела.— Иринка сосредоточенно жевала.— А где

ты теперь деньги возьмешь? — спросила она, прожевав.

— Подумать надо.— Илья затушил сигарету. Он помедлил немного и

решился задать вопрос, который давно уже вертелся у него на языке.— Ирка,

— спросил он,— а ты хотела бы, чтобы батя сюда жить приехал?

— С нами, что ли? — не поняла Иринка.

— С Дедом Морозом,— хмуро сказал Илья.— С кем же ему здесь

жить?

— Не знаю...— она неуверенно пожала плечами.— Как ты. Я-то

откуда знаю?

— При чем здесь я? Ты сама-то хочешь? — Илья настороженно ждал.

— Ну пусть живет,— помедлив, не слишком твердо сказала Иринка.—

Он же не кусается... А где он спать будет?

— Ну вот, сразу спать. Я же так спросил, просто...

Больше он ни о чем не спрашивал.

Ночью Илья снова стал думать о деньгах. То, что утром показалось

ему не больше чем делом техники, вырастало теперь в самую настоящую

проблему. Денежных знакомых у него не было, и, видимо, надо было

настраиваться занимать по частям. Он стал перебирать своих сокурсников. «А

дядя Леня?» — вдруг подумал он. У него был записан дядин Ленин

телефон, можно было позвонить по междугородной прямо завтра утром.

Илья представил, как он просит денег у дяди Лени. И отказался от этой

идеи. «Если уж у Гольман не смог...» — усмехнувшись, подумал он.

Неожиданно ему в голову пришла мысль, что у них с Иринкой действительно

нет близких родственников. Он вспомнил, что к дяде Лене они приезжали

всего один раз, когда возвращались из Одессы, из пансионата; ему было тогда

семь лет... С бабушками и дедушками они никогда не жили, хотя и виделись с

ними, особенно с отцовыми, чаще, чем с дядей Леней. На похоронах была

баба Нина, материна мать, совсем старая женщина; он ей всего раз после

этого написал... Илья попытался снова вернуться к своим

однокашникам. И поймал себя на том, что думает об отце. Не впрямую, а

будто вскользь, каким-то краем сознания. «Вот у кого, наверное, денег... И

ведь сразу бы выслал!» Он поспешил «перелистнуть» эту греховную мысль.