Добывайки_в поле

– Ой, не надо их брать! – испугалась Кейт. – Пожалуйста! Лучше расскажите ещё про добы-ваек.

– А что о них рассказывать? – сказал старик, бросая очередной согнутый прут в кучу и выбирая новый. – Добывайки как две капли воды похожи на людей, а что можно рассказать о людях? Полевые мыши – другое дело: стоит одной из них забраться в дом, и ваша песенка спета, коли можно так сказать. Уйди хоть на час, и они все до единой налетят, точно стая скворцов. Всё загадят. Всё разбросают. И без толку их выгонять – сегодня они здесь, завтра их нет, а послезавтра снова здесь. Понимаешь, что я хочу сказать? Уж коли они повадились – пиши пропало, хуже саранчи. Да, тут и спору нет – в таком доме, как этот, от полевых мышей куда больше вреда, чем от добываек. В таком доме, как этот, что стоит в стороне от жилья, чуть не у самого леса, добывайки могут составить компанию. – Он взглянул на потолок, откуда всё ещё слышались шаги. – Что они там делают, а?

– Меряют, – предположила Кейт. – Миссис Мей захватила с собой складной метр. Они скоро спустятся, а я хочу кое о чём вас… попросить, важном. Если меня завтра отправят гулять – одну, я хочу сказать, – пока они будут говорить о делах, можно мне прийти сюда, к вам?

– Почему бы и нет, – пожал плечами старик, принимаясь за следующий прут. – И коли ты принесёшь острый нож, я научу тебя снимать кору.

– Знаете, – с выражением начала Кейт, но, взглянув на потолок, понизила голос. – Её брат, брат миссис Мей… ну, мисс Эйды, или как вам больше нравится… своими глазами видел добываек в большом доме!

Она замолчала для пущего эффекта и впилась взглядом ему в лицо.

– Ну и что с того? – безмятежно сказал старик. – Надо только глядеть в оба. Мне довелось видеть куда более диковинные вещи, чем эти человечки… Возьмём, к примеру, барсуков. Вот придёшь завтра сюда, я тебе такое о них порасскажу, ушам не поверишь, а я видел всё это своими глазами.

– А добываек-то вы видели или нет? – нетерпеливо воскликнула Кейт. – Вы видели хоть одного добывайку из большого дома?

– Тех, что жили в конюшне?

– Нет, тех, что жили под кухней.

– А, этих! Их выкурили оттуда. Но люди зря болтают…

Кейт вдруг заметила, что, когда старый Том перестаёт улыбаться, лицо его делается очень печальным.

– Что болтают?

– Да что я напустил на них хорька. В жизни бы такого не сделал, раз знал, что там добывайки.

– Ax! – воскликнула Кейт и от волнения забралась с ногами на стул. – Так значит, вы тот самый мальчик с хорьком!

Старый Том искоса посмотрел на неё и сдержанно сказал:

– Я был мальчиком, и у меня жил хорёк.

– Но ведь они спаслись, правда? – совсем разволновалась Кейт. – Миссис Мей говорила, что они убежали через решётку.

– Верно, – согласился старый Том, – перебрались через дорожку и поднялись на холм.

– Но вы же не знаете этого наверняка, – возразила Кейт, – потому что не видели… Или всё же видели? Из окна?

– Не волнуйся, я знаю это наверняка. Оно верно: я видел их в окно, – но узнал всё иначе…

Старый Том посмотрел на собеседницу насторожённо, хотя и с улыбкой на лице.

– Пожалуйста, расскажите. Пожалуйста, – взмолилась Кейт.

Старик бросил взгляд на потолок и спросил, наклоняя голову:

– Ты знаешь, кто он?

– Мистер Зловрединг? Поверенный.

Старик кивнул.

– Верно. И нам ни к чему, чтобы всё это было на бумаге.

– Не понимаю…

Старик вздохнул и взял в руки нож.

– То, что я расскажу тебе, ты расскажешь ей, а он запишет всё это на бумаге.

– Миссис Мей ничего ему не расскажет. Она…

– Она с ним заодно, вот как я это мыслю. И понапрасну спорить со мной. Видно, теперь человек не может умереть там, где рассчитывал. И знаешь почему? – спросил он, свирепо уставившись на Кейт. – Из-за того, что написано на бумаге.

Яростно перекрутив прут, старый Том сложил его пополам, а Кейт, в полном недоумении уставившись на него, робко спросила:

– А если я пообещаю никому не говорить?

– Пообещаешь?! – воскликнул старик и, глядя на Кейт, указал пальцем наверх: – Её двоюродный дедушка, старый сэр Монтегю, обещал этот дом мне. Так и сказал: «Он твой, Том, до конца жизни». Обещания! – сердито буркнул старик, словно выплюнул это слово. – Обещания что корка от пирога: их на то и дают, чтобы нарушать.

Глаза Кейт налились слезами.

– Ладно! И не надо… не рассказывайте!

Лицо Тома изменилось почти так же внезапно, как у Кейт.

– Ну полно, маленькая, не плачь, – сказал он, удивлённый и огорчённый её слезами.

Но Кейт, к своему стыду, не могла остановиться. Слёзы градом катились по щекам, кончик носа, как всегда, когда она плакала, пылал огнём.

– Я только хотела узнать, – всхлипывала Кейт, нашаривая платок, – всё ли у них в порядке… и как им удалось устроиться… и нашли ли они барсучью нору…

– Уж её-то они нашли, можешь не волноваться. Ну перестань же плакать, маленькая. Полно тебе.

– Я перестану… через минутку, – сказала Кейт приглушённым голосом и высморкалась.

– Послушай-ка меня, – продолжил старик, совершенно расстроенный, – уйми слёзы, утри глаза, и старый Том тебе что-то покажет… – Он неуклюже встал с табурета и склонился над ней, опустив плечи, как птица крылья, словно желая её защитить. – Это тебе понравится. Ладно?

– Всё, – сказала Кейт, в последний раз насухо вытерев глаза и нос, убрала платок и улыбнулась старику. – Вот и перестала.

Старый Том опустил руку в карман, но затем, кинув осторожный взгляд на потолок, казалось, передумал: было слышно, что шаги наверху направляются к лестнице.

– Всё в порядке, – сказала Кейт, тоже прислушиваясь.

Тогда он вновь пошарил в кармане и вытащил мятую жестяную коробочку вроде тех, в которых курильщики трубок держат табак, и принялся неловко открывать крышку узловатыми пальцами. Наконец она открылась. Тяжело дыша, старый Том перевернул коробочку и что-то оттуда вытряхнул.

– Вот…

Кейт увидела на его мозолистой ладони крошечную книжечку и, не веря своим глазам, воскликнула:

– О!

– Бери, бери, она не кусается. – И в то время как Кейт робко протянула к нему руку, добавил с улыбкой: – Это дневник Арриэтты.

Но Кейт и так знала это; знала ещё до того, как увидела потускневшие золотые буквы: «Записная книжка-календарь с пословицами и поговорками». Книжечка была выцветшая от солнца, с потёками и пятнами от дождя и такая ветхая, что, когда Кейт раскрыла её, все страницы целиком выскользнули из переплёта. Чернила или карандаш, а может быть, сок каких-то растений – чем там пользовалась Арриэтта, когда писала, – потеряли свой цвет и стали где коричневыми, где жёлтыми, а где блёкло-лимонными. Книжка раскрылась на 31 августа, и Кейт прочитала вверху страницы изречение: «Небесный свод – наш лучший кров», – а под ним неумелой рукой Арриэтты было нацарапано три фразы: «В кладовой пауки», «Миссис Д. уронила кастрюлю. С потолка течёт суп» и «Разговаривала со Спиллером».