Дочь артефактора

— Но всё же! Пророчество! Дева-воительница! Ведь я веда и дочь юной веды.

— Твоя мать, да, — поглядел отец сочувственно. — Юная веда Мария. А вот ты, кто угодно, но на веду только похожа слегка. По большому счёту, дочь моя, ты некое существо магической природы, в учебниках и старинных трактатах не описанное. От меня веда родиться не могла, это, увы, данность, ты уж извини. Но для прочих всех, ты веда-полукровка, тоже существо почти анекдотическое, но современным магам скормить не сложно. Для всех, запомни, твой отец очень старый тролль, никто из ныне живущих не помнит, как выглядят тролли. Рисунков тоже не осталось — очевидцы, как правило, не выживали.

— Но пророчество, — вякнула Саня, ошарашенная своим новым статусом. Получалось, отец про чудовище не шутил. Но она же совершенно не чувствует себя чудовищем. — Как же… И охотники меня поймали, как веду!

— Они бы и девушку-мага поймали, колдани она во всю силу в обычном мире, чтобы резонанс разошёлся на пару километров. Только маги в обычный мир не шастают, а если шастают, то обвешаны амулетами и сложные заклинания не активируют. Они и колдовать толком в обычном мире не умеют, там магии мало, это веды уникумы, им не нужна явная магия. Ну и ты у меня тоже в своём роде уникум, хоть и не веда.

— Я ящерка, — покивала Санька, дурея от непонятностей. — А пророчество про деву-воительницу — сказка, чтобы детей пугать.

— Почти, — фыркнул отец.

— В каком смысле?

— Хочешь знать, как звучало настоящее пророчество изначально? — прищурился Игнат. — Ну так я тебе скажу. Так как сам я его и придумал лет триста пятьдесят назад. Молод был, глуп и самонадеян. Вроде тебя, только немного дурнее.

Саня от удивления даже рот раскрыла.

— И какое же пророчество ты придумал?

— Однажды родится сопливая девчонка и уделает крутого Кощея одной левой — почти дословно. Была у троллей одна девчонка мелкая, так на глазах у всех поборола однажды здоровенного воина. Все впечатлились, и я тоже. Вот я и сочинил. А чем уж это пророчество у разных рас обросло за три с лишним столетия, понятия не имею, хотя частично сам в этом виноват. Я же по пьяни его рассказал лишь другу Бруно, да какому-то оборотню ушлому. А оно по миру разошлось в таких искажённых формах, что волосы дыбом встают от людской фантазии.

— А Шун говорила, что у орков…

— А орки, чтобы ты знала, очень сказки уважают, — перебил Игнат. — И старые сказки читают, и новые придумывают. Взрослеют-то долго, и до ста лет вся молодёжь сказками увлекается. Спроси у Шун о размерах отцовской библиотеки сказок. Или с нашим плотником Джефом поболтай, у него на полке в комнате всё сказками заставлено. Чужим они не показывают, стесняются. А на словах — страшные там тайны орков, не для чужих. Древние предания и прочая-прочая. Одной легенды о деве-воительнице около ста семидесяти вариантов. Сейчас, может быть, и больше. Я лет пятьдесят назад их видел у Бруно в библиотеке и был сильно впечатлён.

— Но Бруно… ты же ему сам рассказал!

— А Бруно и есть самый сказочник, — хохотнул Игнат. — Красиво сочиняет, с выдумкой. Но и серьёзные труды изучает, особенно про драконов — как связался с драконицей в очередном походе за сокровищами гор, и та ему мелкую дочь в подоле принесла, да сбежала, так с тех пор Бруно бредит драконами, которые то ли есть, то ли их нет. И если бы главарь орков узнал о моей второй ипостаси… Молчи о том, кто твой отец! Спрашивать вряд ли будут, но вдруг!

— Ты тролль, — покивала Саня.

Она была слегка разочарована подоплёкой то ли легенды, то ли пророчества, даже сама не ожидала. Столько волнений, а оказался пшик!

— Повоевать захотелось? — проницательно поглядел отец. — Считай, повоевала уже, вон, Кощея с носом оставила. Он хоть и бесплодный, а баб любит до сих пор, и красивых ему подавай обязательно. А кто в магмире самые красотки? Вот их и хватают его прихвостни, благо, поймать легко после инициации. В каком виде до него моё пророчество дошло, уж не знаю, но юных вед он мог и сам прописать. Ушлый он тип, ящерка.

— Ужас какой! — оценила масштаб бедствия Саня. — А нельзя всем сказать, ну, что это ты придумал?

— Это в мозгах уже нескольких поколений, ящерка, — покачал головой Игнат. — Это ты у меня чистый лист, «ничего не знаю, но всё на себя примерю». Расскажи лучше отцу, как жила-поживала его непутёвая ящерка все эти годы.

И Саня принялась рассказывать, всё, что припомнить могла. С самого детства. Тагир молчаливо подливал им напитки. Сане — шоколад или чай, а отцу — кофе с коньяком.

— Пожар, значит, — вздохнул тяжело Игнат, он иногда задавал вопросы по ходу повествования. — И всё сгорело, а ты выжила, но была покалечена? Понятно всё.

— Что?

— Защиту мою с тебя снять попытались, — задумчиво покачал головой Игнат. — Причём против твоей воли. Вот тогда ты инициировалась во время пожара. И скорее всего, сама и полыхнула без медальона. Надели обратно, видимо, сразу, потому что инициацию это остановило, исцеления не произошло. Достаточно было снять надолго, чтобы инициация завершилась.

— Мне было семь! А веды…

— Так ты не веда, ящерка, в тебе столько всего намешано, даже король морской потоптался. Ты существо особое, сама по себе, ни на кого не похожее. И судя по всему, вполне долголетнее. От вед ты тоже кое-что ухватила, не спорю, красоту эту хотя бы, хотя та же бабка твоя, Марья Морьевна, была дивно красивой, недаром отца моего на неё так повело. Что касается инициации, то у русалок вообще в пять лет инициацию проходят, если хроники не врут. А у тебя могло тоже раньше случиться, если бы медальон мой на тебе не висел. Его, этот медальон, обычные люди видеть не могли, просто не замечали, так что это вопрос, кто его снять с тебя хотел.

— Но девочка в магазине видела его! — припомнила Саня.

— Будущая веда, скорее всего, — отмахнулся Игнат. — Дальше рассказывай.

— А ведь дева-воительница должна быть ведой… ну, если верить пророчествам современным.

— А вот этого как раз ни в одной легенде не сказано. «Дочь юной веды, дева-воительница», так звучало у вас на лекции?

— Да-а…

— Вот тебе и да. И вообще, хватить тосковать, то что ты круче любой веды — не повод для расстройства.

— Круче?