Дочь кучера. Мезальянс
Шрифт:
– Сцццуки! Ненавижу! Как же я вас ненавижу!
Глава 8
– Сцццуки! Ненавижу! Как же я вас ненавижу!
Вновь этот смех! Почему мужчин так забавляют женские визги? Один «Стрейндж» не смеется, стоит хмурый и сморщенный словно перезрелый инжир, держит Джонатана за ухо и не сводит с нее мрачного взора. Она бы помогла своему маленькому спасителю, отбила его и высказала ему все, но черт! Лира в ужасе! Она до смерти боится этих тварей!
– Что это?
– Крысы!
– Они непохожи на
Она и не заметила, как ней подползло это рыжее, усеянное кудрями и веснушками чудо. Мужчина поднимает лицо, блестя взглядом голубых глаз, а потом вновь смотрит на шумно дышащих животных.
– Это не крысы, – восклицает злобное графье, которое чуть было не оторвало ей ухо. – Это недоразумение!
Джонатан молчит. Ему надо молчать, отрицать все и не признаваться ни в чем. Мы договорились, что всю вину, если что, я возьму на себя.
– Такое же, как эти двое!
– Сам ты недоразумение!
Отчего-то ее задели слова этого упыря. Это он магией владеет уж сто лет как, а ей досталось то, что досталось и то, бракованное!
– Индеек ты убрал, а этих не можешь?!
Она не может сдержать улыбки. Птички так забавно носились по камерам, пугая своим грозным видом их тюремщиков. Ох и повеселилась Лира, наблюдая за этой проклинающей все и вся группой!
– По-твоему, лучше бы это были птицы? Они огромные, шумные и гадят!
– А эти не гадят?!
Зачем они прибежали сюда?! Почему они преследуют ее?! Они такие гадкие!
– Эти не менее противные!
Она что сказала это вслух?
– Вызвали сами, вот и убирайте сами!
Лира не может этого сделать и, откровенно говоря, не взялась бы за это. Волшебная палочка, которую сделал для нее мальчик оказалась бракованная. Она просила совершенно другого, а не вот этого всего!
– Я ничего не делала!
– Я тем более!..
– Тихо!!!
Лира никогда бы не подумала, что можно кричать вот так без рупора и спецэффектов. Подобным голосом обладал старикан-директор из фильма о мальчике со шрамом, но и то он прислонял к себе палочку.
– Молчать! Я сказал!
Затихли и замерли все. Даже крысы. Происходящее в комнате здорово напомнило ей картины Василия Пукирева. Атмосфера на них обычно изображена гнетущая, краски темны, люди изображены мрачными и замершими, с такими же злыми глазами и разинутыми ртами.
У них тут все один в один.
Мужик в красной ливрее, с подносом в руках, взобравшийся на банкетку рядом с кроватью и тот вписывается в стиль знаменитого художника.
– Сэгхарт, – просит его валяющийся на кровати мужик, – потрудитесь объяснить, что здесь происходит?
– Творят они, а объясняться мне?..
Граф замолчал, прикрыл глаза и, судя по всему, попытался восстановить дыхание. Мудро. Еще немного и их перепалка скатилась бы в обязательное: «Дурак!» и «Сама дура!».
– Это ежики.
Наконец произносит он тихо.
– Что? Но они ведь лысые!
– Почему они такие, а не другие надо спросить у этой… леди.
Глухим и слепым надо быть, чтобы не заметить его отношение к ней. Лира считает, что оно предвзято. Она не сделала ему ничего
такого, а то, что Лира не знает чего-то элементарного, важного и обязательного так в том нет ее вины.– Я просила не ежиков и не крыс!..
Не знаю Лира как сдержалась, не улыбнулась и не показала ему отогнутый средний палец. Сам-то! От дворянина одно лишь название!
– Что это? – продолжает граф, затем обводит взглядом спальню и делает пас рукой. – Вот это!
Неизвестно откуда в его руке появляется полоска, состоящая из ткани, кружева, крючков, бретелек и чашечек. Он трясет ею словно повариха связкой сосисок, а Лира чувствует, что заливается краской стыда. У нее полыхают уши, щеки, шея и, вообще, ей становится ужасно жарко! Это не ее, но Боже, как же стыдно! Она держится за столбик, тянется к мужчине и выхватывает болтающийся бюстгальтер. Она ни за что не поверит, что он видит это впервые! Вот ведь идиот!
– Это прошлогодняя коллекция Incanto!
– Чего?
– Того! – шипит она в ответ. – Хватит размахивать им, мистер «Я принял вас за мужчину!»
Рыжий не стремится встать или сесть, продолжая валяться и путаться у нее под ногами, тыкать в ежей пальцем и поглядывать на нее снизу.
– Эверт!
– Что Эверт?! Это было на ваших людях, милорд.
Сэгхарт Дельвиг не желает успокаиваться, поворачивается к креслу, что стоит на некотором отдалении от кровати.
– Или мы чего-то не знаем и это вполне нормальный внешний вид для ваших допросных?!
Лира ойкает. Тот, кто все это время скрывался в тени наконец показал свое лицо, и она узнала в нем «дьявола». Это он упрятал ее в темницы, тягал ее за волосы и обвинил в покушении!
– Леди, вы позволите?
Рыжий продолжает ерзать у нее под ногами, протягивая руки к зажатому в руках лифчику.
– Пожалуйста.
Она передает вещь любопытному парню, присаживается и ощущает себя неимоверно уставшей.
– Никогда не видел таких больших.
– Я тоже не знала, что у них бывают такие размеры.
При желании в этих чашках можно уместить два арбуза или две круглые дыньки. На тюремщике он смотрелся очень даже неплохо. Грудь его не вздрагивала, но кожаные цветочки посередине немножко пугали и делали из него пупсика какого-то грязного костюмированного шоу.
– Попросите его убрать их, – обращается она к разглядывающему белье мужчине, – пожалуйста.
– А сами?
Мужчина растягивает вещь в воздухе, а затем начинает возню с застежкой.
– Я боюсь.
Лира дергает тонкую ткань полога, таким образом пытаясь скрыться от злого взгляда донельзя взбешенного мужчины.
– Эверта?
– Немножко, – соглашается она с ним, ковыряя ногтем вышивку пододеяльника. – Он ведь орет, не переставая.
Ей кажется, что этот кудрявый самый адекватный и уравновешенный из всех тех, кто собрался в этой огромной комнате. Он повысил голос лишь один раз, но и то, для того чтобы прекратить бардак. Ему это удалось.
– Ничего что я здесь? – раздается позади голосом все никак не успокаивающегося графа. – И слышу каждое ваше слово?
Как для Лиры так все очень даже нормально. Так она чувствует себя в безопасности.