Дочь моего врага. Цвет горечавки

— А знаешь, чего я хочу сейчас? — глаза цвета больной бирюзы смотрели на меня в упор. — Я хочу видеть тебя обнаженной, Маргери. Я хочу видеть тебя всю. Сделай это сама. Сними своё платье. Под ним ведь нет белья, я прав?

Да, ты прав… Мои набухшие соски явственно просвечивают сквозь тончайшую ярко-синюю ткань. Я медлю, не могу решиться предстать обнаженной перед незнакомым мужчиной. Что он скажет, увидев мое тело? Вдруг не захочет меня? А вдруг, наоборот, захочет. И то, и другое страшно…

Пути назад нет. Позади Джерт с его унизительным для меня решением и Арриксакский простиль с его чуждыми порядками.

Если оглянусь — я пропала.

Непослушными руками я развязываю ленту на боку, которая держит все платье. Прохладный шелк скользит под пальцами и никак не поддается. Медленно наливаюсь краской, пряча взгляд.

ГЛАВА 9. Когда цветет горечавка

Почему я такая неловкая — вместо того, чтобы снять платье, только в нём запуталась!

Аеск усмехается, но не зло, скорее сочувственно и успокаивающе, и вытягивает вперёд руку, отчего шелковые завязки, наконец, поддаются. Да, как же я могла забыть, он же сильнейший лорд-маг! Наверное, ему доступная такая магия, под действием которой я забыла бы о своем стеснении и счастлива была выполнить любой его приказ. Но мне кажется, он не хочет и не стал превращать меня на сегодняшнюю ночь в послушную марионетку, в свою секс-рабыню… Все должно произойти по моей собственной воле. Так страшнее, но так честнее.

Прохладный шелк скользит по моей коже и падает к ногам. Я переступаю его (а то ещё запутаюсь, грохнусь и разобью себе нос, с меня станется!), избегая смотреть мужчине глаза, и машинально пытаюсь прикрыть обнаженную грудь и холмик Хеб ладонями. Я как будто сжимаюсь, стараясь казаться меньше ростом. Я так много раз слышала, что непривлекательна, что думала, привыкла к этому.

Но на самом деле нет, и больше всего на свете я боюсь, что Аеск Ланфорд рассмеётся мне в лицо и уйдет. Но он этого не делает.

— Подними голову, Маргери, — коротко приказывает он.

Я мотаю волосами и сжимаю себя руками, стремясь слиться с окружающей обстановкой. Зеленоватые глаза смотрят без сладострастного вожделения, без животной похоти, без насмешки и осуждения и это придает мне сил. Он не смотрит на мое обнаженное тело. Он смотрит мне в глаза.

— А теперь я хочу, чтобы ты раздела меня, Маргери.

Это не приказ. Это мягкая просьба, произнесённая таким тоном, что мне хочется ее выполнить.

Ступая медленно, неуверенно я подхожу к нему и смотрю на него сверху вниз. Он некрасив, но мне внезапно становится на это наплевать. Мне не страшно и не противно, наоборот, хочется к нему прикоснуться… Но стоя это делать неудобно, поэтому я присаживаюсь перед ним на колени так, что наши лица оказываются почти на одном уровне.

Тёмно-серый жаккард его камзола под моими пальцами. Осмелев, провожу ладонью по его груди, ощущая рельефную структуру ткани, и берусь за первую черную пуговицу. Она застёгнута очень плотно, и расстегнуть ее непросто. Все мое внимание сейчас сосредоточено на агате, заключенном в витую серебряную оправу.

Моя богиня, на магии эта пуговица держится, что ли? Ну вот, ноготь сломала…

Теперь он точно решит, что я…

— Маргери? — Аеск хрипло произносит мое имя, и я машинально поднимаю голову, совсем не ожидая, что мужчина возьмёт меня за подбородок и поцелует в губы.

Его поцелуй одновременно нежный и сильный. Он раздвигает языком мои плотно сомкнутые зубы, и наши языки встречаются. Я закрываю глаза и вся отдаюсь этим ощущениям, он целует меня сначала неспешно, но затем с все большей и большей страстью. Кладет руки мне на бёдра, приподнимает и усаживает к себе на колени.

Моя обнаженная грудь трется о грубоватую ткань его камзола. Холодные агатовые пуговицы царапают разгорячённую кожу, оставляя на ней красноватые следы.

Аеск отрывается от моих губ и целует шею, опускаясь все ниже и ниже. Его губы сухие и требовательные, я откидываю голову назад и обхватываю его ногами.

Никогда бы не подумала, что способна на такое. Никогда бы не подумала, что этот некрасивый мужчина может целовать вот так… Никогда бы не подумала, что буду таять под этими поцелуями.

Мужчина сжимает указательным и большим пальцем мою грудь, а затем его теплое дыхание касается затвердевшего соска. Я не могу больше терпеть, я хочу, чтобы он ласкал их ртом, поэтому кладу руки ему на затылок и прижимаю к своим грудям.

Аеск накрывает набухший сосок губами, втягивает и принимается сосать, но такими нежными и едва ощутимыми движениями, что меня с головой накрывает волна дикого желания.

Внизу моего живота плещется раскаленная лава, я хочу ощутить его там! Но он лишь поглаживает мои бедра с внутренней стороны, как будто намеренно не прикасаясь к моему увлажнившемуся, возбуждённому лону.

Да, он специально меня мучает! Мы встречаемся взглядами, и я вижу это в больной бирюзе его глаз. Как вижу там ещё кое-что, от чего меня пронзает дикая радость.

Это не спутаешь ни с чем.

Желание. Не туманящее мозг, сладострастное, когда мужчине все равно, кто перед ним, а уверенное, осознанное желание. Аеск хочет меня. Я нравлюсь ему!

А потом он совершает нечто крайне подлое.

Просто убирает свои губы и руки, отчего я вмиг чувствую себя какой-то обездоленной…

Мужчина медленно целует меня и чуть улыбается:

— Продолжай, Маргери…

На этот раз меня не надо просить дважды. На нём действительно слишком много одежды, и меня потряхивает от нетерпения увидеть и почувствовать его обнажённого.

С проклятыми агатовыми пуговицами мне все-таки не сладить. Наверное, он, и правда, их магией застёгивал. Он помогает мне, без суеты расстёгивая пуговку за пуговкой, и когда приходит черёд последней, я нетерпеливо освобождаю его от камзола и белоснежной рубашки.

У него большая и сильная грудь и кожа оливкового оттенка, к которой я тот час же крепко-крепко прижимаюсь, своими прохладными грудями ощущая ее теплоту. На его шее — золотой медальон с изображением двух соколов и двух змей.

— Герб моего дома, — ловит он мой любопытный взгляд. — А сам медальон — сильнейший артефакт, который передается в моей семье уже триста лет.

Затем Аеск медленно проводит ладонью по моей спине, опускаясь к бедрам и ниже…

— Ты такая страстная, — негромко говорит он и его теплые пальцы, наконец, касаются моего лона, ощущают, насколько оно влажное.

Я выгибаюсь дугой от его легких движений, едва-едва ласкающих мой клитор. Мне этого мало, я хочу ещё! Но Аеск убирает руку и подносит пальцы, влажные от соков моего лона к своим губам.

— Такая чувственная… — медленно говорит он и, глядя мне в глаза, облизывает. — Такая вкусная.

После этого дает мне. Его пальцы, побывавшие в моем лоне, теперь в моем рту, я ласкаю их языком и облизываю, задыхаясь от страсти и от желания доставить удовольствие этому поразительному мужчине.

Пусть он некрасив, но он потрясающий — мужественный, сильный, уверенный в себе. И, что самое странное и чудесное, его уверенности так много, что она как будто распространяется на меня.