Дочь моего врага

— Семья — главная ценность оборотня, — глубокомысленно протянул Роман.

— Ты и стая — вот моя семья, — упрямо заявил бета.

— Слушай, я же не настаиваю, чтобы ты сломя голову бежал в храм, — закатил глаза альфа. — Поедешь, полюбуешься на девушек, порадуешь свои глаза. Или тебе не нравятся женщины? — с подозрением прищурился Роман.

— Нравятся, — тут же дернулся Бен. Подозрения в нетрадиционной ориентации для него опаснее, чем нежелание искать себе жену.

— Вот и радуйся, — улыбнулся альфа, давая понять, что на этом обсуждение закрыто.

Глава 21.

— Юля, улыбнись, — поджав губы, повторила мне мама в сотый раз. Она сидела напротив, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня. Моя кислая физиономия портила ей все праздничное настроение. Я тоже не могу на нее смотреть. После всего, что я услышала о себе за последние несколько дней, в моем сердце образовалась огромная рана. — Хватит сидеть с таким лицом, словно тебя собираются казнить!

— Мама, ты прекрасно знаешь, что я не желаю ни выходить замуж, ни появляться на этом балу, — вздохнула я. В иллюминаторе проплывали белые облака, залитые ярким солнечным светом. Все вокруг располагало к хорошему настроению, но я мечтала провалиться сквозь землю, как только мы сойдем с трапа. Бизнес-класс самолета — комфортное место. Мягкие и удобные сидения, приятная глазу обстановка, тишина, услужливые стюардессы. Но все это проплывает на окраине сознания. В голове лишь одна мысль — меня намерены выдать замуж до конца этого лета, то есть через полтора месяца, и после этого моя жизнь закончится.

У меня было время, чтобы свыкнуться с этой участью, но я так и не смогла. Две недели шла подготовка к балу. Мама подбирала мне платье, старалась подчеркнуть все мои достоинства, но я не чувствовала себя окруженной заботой. Я ощущала себя самкой, которую готовят к случке.

— Нельзя быть такой эгоисткой! — зашипела мать, скинув маску доброжелательности. — Я тоже не хотела выходить замуж за твоего отца. Как и ты, была глупая, грезила о любви, отвергала его ухаживания. Хорошо, что родители настояли на свадьбе. Настоящая жизнь быстро выбила из моей головы всю дурь. Скоро ты поймешь, что мы с отцом правы, — она скорее уверяла себя, а не меня. Пыталась успокоить свою совесть. За последние две недели мы с ней разговаривали сотни раз. Кричали, ругались, плакали, но никто не изменил своей позиции. Я не могу спокойно принять вынужденный брак, а мама не может отступить.

— Ты любишь папу? — впервые в жизни спросила я, не отрывая взгляд от иллюминатора. Мама встрепенулась от этого вопроса.

— В твоей голове слишком много пустых мыслей, — вздохнула она. — Это я виновата. Нужно было запрещать тебе читать эти глупые книги! Ты выросла слишком романтичной. Моя вина…

— Так, ты любишь папу или нет? — устало повторила я свой вопрос. Её слова не произвели на меня впечатления. За последние дни она и не так сокрушалась. Два дня назад из ее уст прозвучала фраза о том, что я «гнилой плод». Сыновья удались, а дочь родилась «без души и без сердца». После этих слов у меня нет сил смотреть на нее с прежней любовью и трепетом. Нужно время, чтобы эта рана зарубцевалась.

— Любовь — не главное условия брака, моя дорогая! — ответила мама. — Брак строится не на любви, а на уважении! На умении слышать и слушать. На умении женщины придержать свой язык и подчиниться мужу.

— Когда папа приказал тебе прекратить тратить деньги налево и направо, ты не поспешила исполнить его приказ, — мрачно усмехнулась я. Два года назад начались проблемы с деньгами, а до того момента мама очень любила «ездить в город». Возвращалась она оттуда с огромными пакетами покупок, понятное дело, не дешевых. Как правило, в магазинах оставалось несколько сотен тысяч. Но когда папа попросил ее прекратить тратить так много, мама устроила грандиозный скандал. В итоге деньги ей дают сыновья. Формально она перестала тратить деньги отца, но бюджет стаи все равно терпит убытки. Братья никогда не решатся возражать матери, а отец знает лишь о части ее трат.

— Еще одно слово, и я ударю тебя, маленькая эгоистка, — злобно прищурилась мама.

Я отвернулась к иллюминатору и замолчала. У меня больше нет сил с ней ругаться. Отец так и вовсе перестал со мной разговаривать. Братья бросают сочувственные взгляды, но спорить с родителями не станут. Этой ночью мне в голову пришла странная мысль. Подумалось, что стать женой Романа — не такой уж плохой вариант. Глупость, конечно… Манкулову нельзя верить. Он хитер и интересы стаи ставит во главу угла. Увы, я к интересам никак не отношусь.

Бал должен проходить в пригороде столицы, поодаль от шумных улиц и лишних глаз. Уже сейчас сюда стекались оборотни со всей страны. Кто-то желал представить свою дочь в качестве невесты, а кто-то и сам хотел жениться. Гостей праздника заселяли в небольшие летние домики, расположенные на участках в один гектар каждый. Мы, оборотни, не любим постороннего присутствия и чужих запахов, поэтому Высшие каждой семье выделили отдельный дом. Сами они живут в огромном особняке, который своим видом очень напоминает замок. Там и будет проходить Бал…

Я ни с кем не разговаривала до самого заселения в номер. Завтра вечером состоится Бал, а до того времени меня будут готовить, как собаку на выставку. На праздник принято брать всю семью, поэтому с нами полетели все мои братья с женами и детьми, Марк, Тимур, и еще пара дальних родственников. Вся дорогу я плелась позади этой огромной толпы, чувствуя, что вся семья мною недовольна. В дороге никто, кроме мамы, не заговорил со мной. Впервые в жизни меня так открыто отвергали. Всякое бывало, но вот такое противостояние у нас впервые. Отец и вовсе не желал смотреть в мою сторону, а если и задевал взглядом, то никак не проявлял это, будто я стеклянная.

— Раздевайся и примеряй платье, — скомандовала мама, как только мы остались одни. — Швея вот-вот придет.

— Платье ведь уже готово, — вздохнула я. В последние дни меня измучили бесконечными примерками и подгонками. Самое противное, что у меня не было никакого интереса к происходящему. Надень мама на меня мешок из-под картошки, и я бы не стала возражать.

— Его еще подгонять и подгонять! — возмущенно охнула мама. Я устало закатила глаза. Боже мой, когда все это закончится? — Ну как ты можешь быть такой…равнодушной?! — не выдержала мама. Я едва не схватилась за голову. От ее громкого визгливого голоса виски пронзила резкая. — Ты же девочка, ты должна хотеть красиво наряжаться!

— Я не кукла, — пробубнила в ответ, чувствуя себя в этот момент гораздо более взрослой, чем мама. Порой она напоминала мне маленькую девочку, которой нравится играться в куклы и наряжать красивую Барби в разные наряды. Вот только, у ее игрушки в груди живое сердце.

Мама проворчала что-то про книги, сказки и глупости, и все-таки дала мне возможность отдохнуть от ее навязчивого присутствия. Правда, передышка была совсем небольшой. Буквально через полчаса мама вернулась в сопровождении швеи, с огромным ворохом белоснежного сатина, которое и было моим бальным платьем.

— Белый — цвет невинности, — в сотый раз повторила мама. Каждая деталь моего наряда непременно что-нибудь, да обозначала. Форма рукавов, объем юбки, каждая бусинка и каждый шов имел некое символическое значение. Подозреваю, что знания обо всех этих «тайных» имелись только в голосе моей матери. Для всех остальных бисер оставался бисером, а рукава три четверти всего лишь рукавами три четверти. — Я сомневаюсь, стоило ли делать вышивку в виде розы… Не слишком ли вульгарно? Может, лучше было бы изобразить лилию? Или подснежник?