Дочь отца своего
Шрифт:
– ... я не буду вас слушать.
– Вы не понимаете!
– Да уж, где уж мне уж.
– Пожалуйста, выслушайте меня.
Ну что ж, волшебные слова еще никто не отменял, а следопыт будет слушать не слова, а тело собеседника - дыхание, сердцебиение, движения, запахи...
– Говори.
– Вы же только что не хотели меня слушать. Нет, нет, не уходите! Я рассказываю!
Далее последовала какая-то душещипательная история, рассчитанная, видимо, на наивную ранимую меня. Честно говоря, не услышала и половины, а вот тело собеседника вело другое повествование. Причем настолько увлеклась этим монологом, что обнаружила чужую руку, притягивающую меня за талию к мужскому телу. Видимо, под предлогом: поплакать на моей гостеприимной груди. Нда, скромнее надо было рассматривать чужого типа, мой интерес явно не правильно поняли. Сказала бы, что это будет хорошим уроком, но вот предыдущий опыт явно ничему не научил. Ладно, небольшой удар в солнечное сплетение как всегда разрешил это маленькое недоразумение, отрезвляюще подействовав на собеседника. Итак, подводим итог увиденному.
– Так вы приглашаете нас к себе?
– О, да, моя лапочка! Пошли!
– Я про ваше поместье.
– И в поместье тоже. Но это завтра, а сейчас в мой номер!
– и лапы свои наглые ко мне тянет.
Так, это что он тут заливал, пока я думала? И, главное, сам себя уже во всем убедил. Вот где были мои мозги? Хм... Указать точный адрес и номер комнаты на втором этаже?
– Руки убери!
– Поверь, я гораздо лучше, чем этот мальчишка!
– Не поверю!
– Так пошли проверять.
– Ты совершенно мне не интересен.
– Идем скорее, буду заинтересовывать!
– У меня замечательное настроение и совершенно не хочется никого убивать. Но ты столь рьяно напрашиваешься, что видимо, придется сделать исключение. И это не шутка.
Видимо в последней фразе было вложено достаточно раздражения, так как с нахала стала сползать самодовольная ухмылочка. Но если послать окончательно, то ночью на Рена будет покушение. Хотелось бы поспать самой и дать выспаться солнышку.
– Завтра я займусь вашим делом. Оплата будет двойной, готовьте деньги.
Теперь иду к Рену и разговариваю с учителем.
– Я узнала, что в ближайшие дни на Рена будет совершено покушение, поэтому ночевать я буду на вашей кровати, а вы в моей комнате. Лицо одуванчика расцвело шальной улыбкой, вот точно солнышко, даже в комнате светлее стало. И хочется растечься киселем по полу. Как теперь возвращать мозгу мыслительные функции? Я же не смогу обеспечить нормально охрану. Страна грез манит так, что в реальную действительность возврата нет. А когда предмет мечтаний смотрит на тебя такими глазами, не жаль умереть, чтобы остановить это мгновение. Меня сейчас надо саму охранять, точнее на цепь посадить, чтобы глупостей не делала. Нет, цепь не поможет, перегрызу, слижу до основания, лишь бы добраться, видеть, слышать, ощущать, да просто знать, что он есть. Если бы я была небом, то радуга покрыла бы меня от горизонта до начала. Если бы морем - поверхность бы фонтанировала, если лесом, то весна была бы круглый год. И лечиться совершенно не хочется. Будь моя воля, закрыла бы Рена в местах недоступных людям, отдала все, что имею, чтобы лишь быть с ним, просто быть. Только это слишком эгоистично. Пару лет, скорее всего, мы бы действительно прожили счастливо, может даже дольше, но со временем Рен бы возненавидел меня, ведь он тогда останется никем - лишь моей игрушкой. Значит необходимо обеспечить личностный рост, самосовершенствование, я то не стою на месте. Если сейчас остановить одуванчика в развитии, рано или поздно он станет мне не интересен.
Однако, если сейчас Рена убьют, все это станет совершенно не важно. Не знаю как, но надо попытаться взять себя в руки. Это так странно. Вот к Адену я замечательно отношусь, может даже люблю, но это совсем не похоже на чувства к Рену. И сам Аден остается всегда закрыт. Солнышко же светится, в прямом смысле этого слова. Он окутывает меня своим счастьем, делится радостью и удовольствием. Рен - это свет в ночи, магнит, притягивающий стрелку компаса,
путеводный маяк, готовый вывести из любого мрака. Сила и чистота его чувств поражают, никогда не встречала ничего подобного. За одно это в одуванчика можно влюбиться.Так, все, ни о чем думать не могу, только о том, как добраться до своего солнышка. А нельзя, мой запах следопыты считают на раз. Только если касаться одежды, тогда можно дать Рену кончить, а вещи потом поменять. Не знаю как, но мои мужчины ухитрились подсадить меня на мужской оргазм, как на наркотик. Все, мой мозг просчитывает варианты близости, на другие мысли он сейчас не способен. Ладно, полчаса точно ничего не решат, а так возможно станет хоть немного легче. Находиться рядом с таким вкусным, аппетитным изысканным блюдом и не отведать его - выше моих сил. Может после трапезы станет хоть чуточку легче. Рен смотрит на меня не отрываясь, следит за каждым движением, каждым вздохом, и все же, когда я обращаюсь к нему, вздрагивает. В каком же он безумном напряжении, куда там тетиве лука.
– Рен, сядь, раздвинь ноги, и чтобы я не делала, руками меня не трогать.
Судорожное сглатывание служит прекрасным ответом. Я сама возбуждена практически до предела, такие острые незамутненные чувства сводят с ума. Расположившись между ног Рена, добираюсь до ширинки, освобождаю напряженный эрегированный член, вторую руку располагаю на мошонке. Легкий массаж яичек позволит одуванчику хоть немного расслабиться, иначе он кончит слишком быстро, а мне бы хотелось растянуть наше удовольствие. Языком касаюсь возбужденной головки, и тело Рена вздрагивает, а из легких вырывается судорожный выдох. К Нечистой нежности! Резко забираю в рот пенис на всю длину. Чтобы не перевозбудить, пока не делаю поступательных движений, а лишь смачиваю языком всю поверхность. Рен не может удержаться и кладет руки на мои плечи. В наказание тут же отпускаю член, глядя солнышку в глаза. А там бушует такая буря, что злиться совершенно не могу. С явным усилием одуванчик все же забирает руки, и опирается ими на кровать, откидываясь немного назад и давая мне больше доступа к телу! О, Всевышний, как же хочется забраться руками под одежду! Но нельзя. Получаем удовольствие от того, что есть. А есть горячий, налитый кровью и такой аппетитный член, что даже интенсивно выделяется слюна, и я захватываю ртом головку и начинаю понемногу скользить вниз. Рен явно прилагает усилия, чтобы расслабиться, хоть и получается не очень. Я же, добравшись губами почти до мошонки, очень медленно поднимаюсь вверх и, вернувшись к головке, языком увлажняю ее под краем. И тут же не спеша скольжу вниз, делая языком легкий массаж по ходу движения.
– Пожалуйста, чуть быстрее, иначе я сойду сума!
– о, тембр голоса снизился, и появились рокочущие нотки, так этот низкий голос с хрипотцой проходит волной по моим неровным окончаниям. Я не только ускоряюсь, но и жестче охватываю пенис, создавая дополнительное давление. Ответом становится стон, переходящий в низкий рык. Эти звуки так сладостны, что уже я не могу сдержаться и вцепляюсь руками в такие желанные ягодицы, причем ткань совершенно не мешает, а даже придает некую пикантность ощущениям. От неожиданности Рен вздрагивает и, поддаваясь давлению пальцев, подается вперед. Да, именно так он весь в моей власти и это ощущение опьяняет и ускоряет кровь. Нежный шелк кожи вкуснее любых сладостей, и хочется зубами впиться в такую восхитительную нежную плоть, но я позволяю себе лишь слегка прикусить добычу и сразу отпустить, продолжая манящее скольжение вверх-вниз. Постепенно ускоряясь, подвожу Рена к эякуляции. Первый же выброс спермы дарит ни с чем не сравнимое удовольствие, не меньшее, чем оргазм. Как мне это нравится! Выпиваю все без остатка, высасывая последние капли, и в конце легкий нежный поцелуй. Рен без сил укладывается спиной на кровать и выдает:
– Ты не женщина, - просто от такой заявки выпадаю в осадок, но тут следует продолжение, - Ты - демон искуситель! Каждый раз я думаю, что лучше быть уже не может, но вновь и вновь убеждаюсь, что бывает. Я чувствую себя инструментом, на котором ты играешь, и этот инструмент готов плакать от счастья, что попал в твои руки, - после таких слов я уже лишилась дара речи, но оказалось, и это еще не все, - Элия, ты понимаешь, что после тебя любая другая женщина будет для меня неприемлема? Как потолок разрисованный облаками после неба.
– Ты преувеличиваешь. Во-первых, ты же не пробовал с другими, как можно делать такие выводы, не имея всех данных?
– Знаешь, у нас один придворный любил развлекаться. Просто трахать все, что движется и дышит, ему было мало. Он заставлял меня смотреть. Честно говоря, я думал, что никогда после этого не захочу женщину. Когда твои прикосновения возбудили меня, это стало настоящим откровением. И все остальное, что ты делала, так отличалось.
Какой ужас! Вот даже не хочу расспрашивать подробности, но как могут развлекаться такие извращенцы, имею представление, как-никак сама выросла в замке. Вот только меня никто смотреть не заставлял, да и моих полномочий хватало на то, чтобы наказывать их как следует, если желания обеих сторон не были взаимными. Каково же пришлось Рену - даже думать не хочу. Сейчас надо постараться переключить его на более приятные темы.
– А во-вторых, так остро ты переживаешь наши отношения, потому что это первая любовь. Влюбишься в другую - тоже будешь получать удовольствие.
– Элия, чтобы влюбиться в другую, она должна как минимум быть не хуже тебя, - говорит, у самого бесенята в глазах, интересно, что он задумал, - и вот где я найду вторую Императрицу?
Вот хитрец! Но, честно говоря, очень приятно.
– Милый льстец, я просила меня так не обзывать.
– Да, было дело. Элия, у меня есть одна просьба, только, честно говоря, не знаю, как сказать.