Дочь пекаря

– Господи, спасибо, – прошептала Элси.

Мама замерла.

– Мы спасены! – сказала Элси, не в силах больше сдерживать слезы. – Все мы! Все позади.

Папа сурово оглядел ее.

– Господь не в ответе за гибель Отчизны. Это сделали люди. – Его глаза были темны от скорби.

– Что посеет человек, то и пожнет [66] , – процитировала Элси.

Папа неодобрительно поднял подбородок.

– Она в шоке, Макс, – напомнила мама.

– Кто это с тобой сделал? – спросил папа.

66

Гал., 6:7.

Соотечественник; нацист; офицер; товарищ Йозефа; человек, повинный в зверствах, о которых она не могла рассказать отцу – потому что она скрывала еврейское дитя, потому что не верила в человека, которого папа цитировал, потому что ей не по пути с этой страной. Элси не знала, как начать и стоит ли начинать. Она прижала колени к груди и отвернулась.

– Мы тоже уедем? – спросила мама.

Папа тяжело вздохнул:

– Это наша пекарня, наш дом. Я не оставлю его на разруху и разграбление. Запрем двери и будем молиться о милосердии Господнем.

Мама нервно сжала руку Элси:

– Я принесу воды. Промоем твои раны. – Она повернулась к папе: – Печь остыла. Разожги огонь, Макс. – Идем, Юлиус, – сказал папа.

Юлиус поднял голову, поглядел на Элси, на ее мать, на окровавленные простыни. Штаны еще влажные от мочи, глаза красные, как пьяная вишня. Он ссутулился от стыда. Папа обнял его за плечи и тихонько увел. Может, Юлиус и выдаст ее тайну, но не сегодня. Сегодня он наконец увидел, что мир сложнее того бреда, который вбили ему в голову. Сегодня он поумнел, а детство закончилось.

Всю ночь и весь следующий день лило как из ведра. Потоки воды текли по булыжным улицам, как по дну реки, и вымыли их начисто. Первого мая весь город пах сырой грязью и мокрыми сосновыми иглами, которые нанесло в долину с тающих горных вершин.

Элси прочесала все окрестные улицы и переулки, но нигде не было ни следа Тобиаса. Как и сказал солдат, мальчик просто исчез. В утренней дымке, когда пробужденным призраком по улицам бродил туман, она почти убедила себя, что так все и было – Тобиас вознесся на небеса на огненных лошадях, как Илья-пророк.

Из окна пекарни она видела, как в город входили американские танки. Как на параде – все в ярких звездочках, леденцовых полосках; вот только гигантские гусеничные колеса рычали и скрежетали по булыжнику, сметая все, что попадалось им на пути. Она не могла остановить их, не могла найти Тобиаса, оставалось только молиться, но не о покое и понимании – она знала, что их можно найти лишь в лучшем мире, – а о помиловании.

Гитлер был мертв. Эта весть за полдня облетела все уголки Германской империи. Застрелился из «вальтера». Поражение неизбежно, власть нацистов повержена, но мнения горожан разделились. Полгорода горевали о Гитлере и считали его кончину благородной. Другие называли его трусом и дезертиром: в конце концов, они-то остались лицом к лицу с его противником. Но, хотя американцы вошли в город с заряженными ружьями и угрюмыми лицами, Элси быстро поняла, что они куда менее страшны, чем малевала их нацистская пропаганда, и гораздо менее ужасны, чем родимое гестапо.

Накануне горстка американских солдат взяла пекарню штурмом и обчистила полки. Мама с Юлиусом закрылись в спальне, но Элси было уже не напугать иностранным говором и ружьем. Она предпочла встретить врага лицом к лицу. Эти люди были совсем не похожи на янки из пропагандистских страшилок, они добродушно шутили, обнаруживая легкость и счастливый характер, как в фильмах из детства.

Один молодой солдат не удержался от улыбки, найдя в витрине папин шварцвальдский торт, давно зачерствевший и осевший. Несмотря на почтенный возраст и потрескавшиеся бока торта, лицо солдата озарилось, на щеках показались ямочки. Элси невольно улыбнулась в ответ. А потом случилось вот что: его товарищи увидели, как они оба улыбаются, и тоже разулыбались, и сказали что-то другому солдату, и тот засмеялся, и хорошее настроение растеклось, как масло по горячей булочке. И вскоре все солдаты, будто рождественским утром, делили торт и заворачивали черствые ломти в оберточную бумагу. Элси это понравилось. Давно не случалось в ее жизни эдакого общего веселья, пусть краткого, и она была отчасти довольна судьбой торта.

Папа во время вторжения пребывал в мрачном негодовании.

– Надеюсь, они им отравятся, – тихо пробормотал он. Это был его торт, его хлеб, его собственность, расхищенная вражескими солдатами.

Мама, боясь конфискации, закопала обручальное кольцо в укропной рассаде на окне. Однако солдаты ограничились тортом, вреда почти не причинили и семейных драгоценностей не тронули. По пути к двери солдат, нашедший торт, кивнул и сказал: «Danke scho"on». Элси, само собой, ответила: «Bitte sch"on».

Как только они ушли, папа прочел Элси мораль. Это инородцы, сказал он, сейчас они улыбаются и едят наши сласти, а в другой раз изнасилуют и убьют. Но она уже видела, как этим занимались ее сограждане. Она стояла на пороге смерти, пережила бесчестье. Папа не представлял себе, что с ней случилось, а скажи она – не поверил бы. Улыбка пришлых людей – меньшее зло. Папа немолод, у людей его поколения не осталось сил. Теперь Гитлер умер, нацизм пал, Германия под контролем союзников. Если их семья хочет выжить, придется подружиться с этими новыми лицами – этими иностранцами. Элси одна это понимала и была готова действовать.

Сегодня в пекарне пусто и тихо. У папы хватило орехов и сухого пайка, чтобы испечь булки, но никто не пришел. Горожане сидели по домам, страшась танков, солдат и неопределенности.

– Что с нами сделают? – спросила мама в пространство.

Они вчетвером собрались в пустой пекарне, сквозь витрину глядели на неузнаваемые улицы – обломки, мусор, иноплеменные лица. Все это напоминало Элси веселую процессию на традиционных масленичных гуляниях, только они сейчас не веселились, а наблюдали.

– Макс? – не отставала мама.

Папа читал Мёллера, «Год братства» [67] .

– Они и сами не знают, что с нами делать. – Он даже не поднял глаз от страницы.

Мама пробормотала молитву и глотнула холодного чаю из ромашки. Юлиус прятался за укропной рассадой и целился в прохожих указательным пальцем. Элси в дверях наблюдала пеструю уличную сценку.

Американские солдаты собрались возле фонтанчика с питьевой водой и делились сигаретами. Их жизнерадостные, бодрые голоса просачивались в приоткрытые окна. Черноволосый солдат стукнул пачкой о запястье, и сигарета оказалась у него во рту. Жест напомнил Элси Уильяма Пауэлла, да она так и смотрела на них – как на актеров в кино. Захватывающе, пленительно.

67

Эберхард Вольфганг Мёллер (1906–1972) – немецкий драматург и сценарист, член НСДАП с 1931 года. «Год братства» (1943) – книга его стихов.

Солдат перехватил ее взгляд. В груди у нее вспыхнул жар, щеки загорелись. Элси отвернулась. С Пауэллом такого не случалось.

Солдат снаружи засмеялся:

– У нас есть зрители!

Элси уставилась в пол, чтобы мама и папа не заметили, как она вспыхнула. Под дверью лежал клочок белой бумаги, незаметный и грязный, вот только края ровные – значит, не мусор. Она подняла его, развернула и сразу узнала почерк Йозефа.

– Что там? – спросила мама.

– Ничего. Мусор занесло под дверь. – Элси скомкала бумагу в кулаке. – Если больше никто не собирается есть наш хлеб, тогда я сама поем. Папа?