Дочь предателя

— Что ты сделал? — я уже начинаю догадываться, но пусть скажет. Пусть признается.

— Помнишь тот тост, что мы распили со Смирновым, когда провожали вас с Ритой из ресторана? Я предложил выпить за нашу с ним дружбу, на брудершафт?

— Кажется, припоминаю, — нехотя, ответил я, вспоминая смутно этот момент.

Мы с Ритой тогда уходили из ресторана, нас уже ждала машина, а Агафонов с тестем чокнулись бокалами с виски.

— Счастья молодым! — немного пьяный Смирнов улыбался дочери, посылая ей прощальный поцелуй.

— За дружбу, — сказал Сергей и они выпили, скрестив руки.

— Что было у Смирнова в бокале? — моя догадка была страшной, неужели...

— Сообразительный мальчик, там было сильное сердечное средство, которое медленно, но верно остановило бы жизнь твоего тестя. Его смерть была обычным делом, подумаешь, сердечный приступ, у кого не бывает. Внезапно, да, такой молодой, всего-то сорок с копейками. Стоили мне эти капли кучу денег, но дело выгорело, никто не нашел в смерти Володи ничего подозрительного. Тем более, я знал твои планы, знал, что ты не выдержишь и признаешься, кто ты есть на самом деле. Это же так трагично, наказать своего врага, а тот взял, да и умер. Ах, какое горе, семья ненавидит, мститель торжествует, театр и зрители рыдают от восторга. Занавес!

— Ты убил его, — мои кулаки снова сжались, несмотря на боль в лопнувшей коже рук. Я еле сдерживал себя. Если об этом узнает Рита... Только не сейчас, я сам скажу ей позже, когда станет лучше, — Зачем, ты в этом признаешься? Зачем, сейчас?

— Наташа, помнишь, когда-то сказал тебе, что ты потеряешь всех, кого любишь. Тогда поймешь, кто любил тебя дольше и сильнее, кто всегда был рядом и кого ты недооценила? — обратился к матери Агафонов.

Мама сидела, зажав рот рукой, чтобы не было слышно ее всхлипов. Из глаз ручьями текли слезы.

— Это все, ты сделал ради того, чтобы сказать мне эти слова? — прошептала она, отнимая руку, — Ты, практически, хотя нет, ты убил столько людей, чтобы сказать мне ЭТО?!

— Да, — спокойно отвечает Агафонов, — Я хотел, чтобы всю оставшуюся жизнь ты жалела, что тогда не выбрала меня. Жаль, только не успел сделать банкротом и сбросить с пьедестала твоего сына, но он сам наказал себя своей местью. В этом, ему тоже помог я. А теперь скажи мне, Наталья, жалеешь ли ты, что тогда отказала мне?

Глава 52. Ты не такой

— Что с ним будет? — спросила мама, когда мы вышли на крыльцо.

Из ее глаз не переставая текли слезы, руки дрожали, нервно комкая белый платочек. Повернулся к ней, обнял за плечи, и она зарыдала уткнувшись мне в пальто.

— Артем, это чудовищно, если бы я знала... — завывала она, захлебываясь рыданиями.

— Чтобы ты сделала? Ну, что?! — сержусь, а сам прижимаю ее крепче за хрупкие плечи, — Вышла за него замуж и всю жизнь жила с таким... Даже не знаю, как назвать. С таким, как я, — тут же приходит ответ, и мама вздрагивает, отстраняется. Смотрит в глаза, ей больно, да.

— Ты не такой.

— Такой. Я шел у него на поводу, подогреваемый местью, слушал его советы, доверял, думал, что он так же ненавидит семью Смирновых, как я. Мне нужно было остановиться, а не питаться этой сумасшедшей бредятиной. Столько человек пострадало из-за меня. И дело не в том, что мы с ним питались этой ненавистью и местью вместе, а в том, что я такой же, как он.

— Нет, я никогда не поверю, что ты стал таким, как этот Агафонов. Это только моя вина в том, что случилось. Мои слова, тогда на кладбище, мое нежелание все рассказать тебе, привело к тому, что случилось.

— Он больной человек, мама. Твоей вины тут нет, я сделал то, что сделал. Возможно, тогда я бы и не поверил тебе, подумал, что ты специально успокаиваешь меня. Но я это сделал, Рита никогда меня не простит. Моя дочь подрастет и все узнает. Только я буду виноват во всем.

— Как и я, — соглашается мама, вытирая остатки слез, — Мы оба натворили столько грехов, что теперь не отмолить за всю жизнь. Но не знаю, что могла сделать тогда.

— Тебе нужно было все рассказать отцу и мне, настоять на том, чтобы папа поверил тебе, а не отмахнулся. Возможно, все было бы по-другому. Агафонов больше не смог творить свои дела в компании, но болезнь отца ничего не изменит. Почему, ты не сказала мне, что у вас было с Агафоновым?

— Ничего и не было, — мама освобождается из моих рук и медленно спускается с крыльца, — Я ему отказала, он ушел, пообещал, что пожалею. Я была моложе тебя, совсем юная, неопытная, даже не знала, какие могут быть люди. У меня не укладывалось в голове, что все это, так серьезно.

Останавливается у машины и смотрит на меня:

— Поехали домой и тебе нужно к Рите. Только ты, можешь вытащить ее из болезни, только в тебе, она сейчас нуждается. Это твое искупление, Артем, а мое будет преследовать меня до конца жизни, — говорит печально мама и садится в машину.

Я закрываю дверь, занимаю место рядом с водителем. Пока едем, молчим, каждый думает о своем. Подъезжая к дому, поворачиваюсь к маме, которая снова тихо плачет, смотрит в окно.

— Я, пока ничего не скажу Рите, не время сейчас. У нее есть небольшое улучшение, и вся эта нервотрепка с Агафоновым может ухудшить ее состояние. Врач сказал, что если показатели станут еще немного лучше, мы можем уехать домой.

— А что потом? — с тревогой спрашивает мама.

— Не знаю, — отворачиваюсь, смотрю на дорогу, на машины, московские высотки, — Ремиссия, а дальше неизвестно. Только пересадка костного мозга, если снова все станет хуже.

— Но... После пересадки, Рита практически будет жить в стерильном мире, если повезет найти подходящего донора.

— Надеюсь, что этого не случится, — замолкаю, думаю о жене и дочери.

— Возьми, — протягивает мама влажные салфетки, чтобы приложил к костяшкам. Снова непроизвольно сжал кулаки и ранки открылись, — Напугаешь Дашу.

— Ты знаешь, где продают собак? — спрашиваю водителя и тот удивленно пожимает плечами.

— В интернете можно найти, — сообщает он, а я достаю телефон.

— Как там его зовут, водолаза этого? — ищу собачий питомник по близости.

— Ньюфаундленд, — обреченно вздыхает мама, — Собак нам в доме сейчас точно не хватает.

— Нашел, поехали за дочкой и туда, время еще есть, — улыбаюсь, разглядывая фото смешных щенков в телефоне, — Что-то они большие вырастают, — ворчу задумчиво, слышу деликатный смех водителя и ловлю в зеркале робкую улыбку мамы.

Пусть лучше улыбается, чем винит себя во всем. Хватит уже переживать за то, что не могла изменить. Агафонов бы не дал ей спокойной жизни в любом случае, но вот смерть Смирнова, точнее его убийство, потрясли и меня. Если бы отец Риты тогда не умер, все могло бы быть по-другому.