Дочь предателя

— Я буду рожать, — сквозь рыдания отвечает Рита, — Я хочу этого ребенка, хочу оставить после себя еще одну жизнь, надеюсь, у меня получится воспитать и вырастить его.

— Не нужно мне таких опытов! — взвываю я и падаю перед ней на колени, обнимая ее ноги, — Умоляю тебя, прошу, не надо! А если все пойдет не так? Было хорошо, ты себя отлично чувствовала, зачем провоцировать спящую болезнь, прошу тебя, Рита. Не ради меня, ради Дашки, давай не будем ставить эксперименты!

— Все будет хорошо, Артем, ты мне веришь? — опускается рядом со мной на колени Рита, — Я тебе обещаю, все будет хорошо!

Я обнимаю ее, целую, прижимаю до боли и хруста. Тоже хочу ей верить, хочу, чтобы она сдержала свое обещание. Но не хочу проверять, как это будет. Я не готов потерять ее, нет.

— Я смирюсь с твоим решением, если ты поклянешься, что не оставишь нас с Дашей, что все действительно, будет хорошо. Самые лучшие врачи, полное наблюдение, если малейшая угроза ты прерываешь беременность. Поклянись мне!

— Клянусь, — смотрит в глаза Ритка с полной серьёзностью, — Я не собираюсь оставлять вас с Дашкой одних.

Она поклялась, глядя мне в глаза. Обещала, что не оставит нас, но свое обещание не сдержала. Сделала мне бесценный подарок, сына, Ромку.

Эпилог

— Даша, ну ты скоро? — кричу дочери, знаю, что услышит.

Сам сижу в столовой, жду Дашку к завтраку, а та все никак не спустится. Отпиваю из чашки кофе и просматриваю Коммерсант, акции моего холдинга немного, но поднимаются, хорошо. Агафонова, что стоял у теневого руля компании, уже давно нет в живых, да мы и сами с Валерой неплохо справляемся. Сергей Валентинович повесился у себя в камере в день приговора, пятнадцать лет за убийство и махинации в крупном размере. И кстати, экспертиза признала его вменяемым, что самое удивительное. Никто из нас не ходил на суд, да и на могилу к нему. Я даже не знаю кто, как и где его хоронил, мне было плевать. По-моему, был там какой-то племянник от старшей сестры, который вступил в наследство и тут же продал мне свои акции. Мне совершенно не интересна жизнь этого человека.

Наконец, слышу легкие шаги и в столовой появляется дочка. Медленно рассматриваю ее, замечаю, как ей идет легкое черное платье до колена. Дашка стройная, невысокая, фигурой пошла в свою мать, такая же изящная, хрупкая. Волосы длинные до талии, светлокаштановые, тоже как у Риты, вот глаза мои, улыбка моя. Любуюсь дочерью, улыбаюсь ей. Подбегает ко мне и целует в щеку, садится за стол, пододвигая к себе блюдо с сырниками.

— Папа, ты зачем так рано? — недовольно ворчит Дашка, — Я думала, мы к маме чуть позже поедем.

— Ничего не рано, — ворчу я, снова бросая взгляд в газету, — Потом у тебя салон, прическа, платье, мало времени до выпускного.

— Мы успеем, ты как старичок становишься, чем раньше встаешь, тем старее, — морщится дочка.

— Ничего себе, заявочки, — удивленно приподнимаю брови и вижу на красивом лице лукавую улыбку. Вот же, засранка, специально задирает.

— Да, я шучу, ты у нас мужчина хоть куда, — оправдывается Дашка, засовывая в рот сразу целый сырник. Наблюдаю, как жует, запивая кофе.

— После выпускного помнишь, что только до десяти? — говорю строго.

— Ну папа, все пойдут гулять, а я домой? — ноет дочь, — Мама бы разрешила.

— Запрещенный прием, — огрызаюсь я.

— Знаю, извини, — опускает взгляд в тарелку Даша и отодвигает от себя сырники, — Не хочу есть, поехали к маме.

— Поехали, — соглашаюсь я и быстро допиваю кофе, встаю из-за стола.

Пока едем в машине на кладбище, молчим. Так бывает всегда, когда едем к Рите, каждый вспоминает ее по-своему. Я, думаю о жене, как о лучике света, что мелькнул, что был в моей жизни и почти сразу погас, но изменил во мне все, перевернул с ног на голову. Рита показала мне, что есть любовь и какая она. Как можно любить другого без остатка, отдавая всю свою душу, всего себя. Научила меня любить в ответ, да так, что до сих пор не могу забыть ее.

Я не вспоминаю последние дни, которые Рита прожила практически во сне. Лекарства погрузили мою жену в сон, чтобы ей было не так больно, но редкие минуты, когда она приходила в себя, я всегда был рядом. Я любил ее, как мог, настолько сильно, что думал не выживу, когда ее не стало. Если бы не Дашка с Ромкой, возможно, так бы и было.

Вспоминаю красивые платочки на голове Риты, снова лишенной волос, я покупал ей их часто, приносил домой и она сразу мерила, смеясь:

— Какая я красотка, да, Артемка? — смеялась Рита, крутясь у зеркала.

Я смотрел на нее и пытался проглотить слезы, что уже подкатывали болезненным комом к горлу. Худая, бледная, с темными кругами под глазами, она все равно была самой прекрасной для меня женщиной в этом мире.

— Красивая, — отвечаю ей, притягивая к себе за тонкую талию, такая худенькая, что можно сосчитать каждый позвонок, а руки тонкие с почти прозрачной кожей, где видно ручейки голубых вен, — Я люблю тебя, — прижимаюсь к ее лбу губами и замираю. Сжимаю до боли глаза, вдыхая родной запах, я не смогу без нее жить, нет.

Однако смог, не сразу правда, почти два месяца не приходил в себя, пока однажды утром Дашка не нашла меня спящим на полу с бутылкой виски в руке и почти утонувшим в собственной блевотине.

— Папа, — плакала дочь навзрыд, трогая меня за плечо, пытаясь привести в чувство, — Папа, не уходи, я с кем останусь?! Папа! А Ромка? Он совсем маленький, папа!

Вот тогда во мне что-то перемкнуло, да так, что больше вообще не пил, никогда. Риты не стало через три года после рождения сына. То, чего я так боялся, случилось. Не сразу, но примерно через полтора года пошло стремительное ухудшение. Пока искали донора, пока операция, затем два месяца стерильной палаты, куда не пускали никого из нас. Я с маленьким сыном на руках общался с женой только по видеосвязи, наблюдая, как угасает Рита. Мне помогали Дашка с бабушкой, которые с Ромки пылинки сдували. Парень получился у нас крепкий, веселый. Больше смеялся, чем плакал. Дашка, вообще не отходила от него, из школы сразу к брату, так, что няни жаловались, что им нечего делать, когда дочь дома.

Сегодня у Дашки выпускной, и он совпал с годовщиной смерти Риты. Двадцать пятое мая. У нас с дочерью и сыном уже сложилась традиция, каждый праздник мы едем к маме. Ромка помнит свою мать, ему было три года, но дети есть дети, надеюсь, воспоминания о ней останутся в его сердце.

За месяц до конца Риту перевезли домой, она сама хотела, да и я настоял. Были наняты сиделки, нужная аппаратура. Организм не принял пересадку, и Рита хотела побыть с детьми. Последняя неделя выдалась очень тяжелая, жена почти не приходила в сознание. Я сидел все время у ее постели, вспоминая годы, что прожили вместе. Самые счастливые годы в моей жизни. Не знаю, права ли была Рита тогда, что обманула меня и забеременела. Без этого у нас бы не было замечательного сына, а так, возможно, Рита была бы жива. Есть ли чудеса в жизни или нет, кто знает, может и не беременность тут виновата. С нами произошло чудо, мы любили и были счастливы. Пусть недолго, но настолько ярко и сильно, что я пронесу это чувство через годы.

— Прости меня, что оставляю вас, — прошептала Рита, придя в себя незадолго до смерти, — Я виновата, но нисколько не жалею. Артем, сейчас, я могу сказать, что не переживаю за детей. Ты замечательный отец, с тобой они вырастут хорошими, сильными людьми. Прости, что тебе придется воспитывать их без меня, — белые потрескавшиеся сухие губы, ввалившиеся уже тусклые глаза, я смотрю на нее, а прекраснее никого для меня нет.

— Не оставляй нас, — сам не замечаю, как по щекам катятся слезы, — Рита, прошу, я не смогу без тебя!