Дочь Сталина

Вместе с кузенами Светлана посетила Новодевичье кладбище, могилы матери, бабушки и дедушки, тети Ани и дяди Павла, своей дорогой няни. Рядом с их могилами появилась новая: недавно умер от укола героина двадцатилетний сын Василия. И сам Василий должен был лежать здесь, но все хлопоты родственников о перезахоронении его останков не увенчались успехом.

Посещение кладбища навеяло на Светлану черную тоску. Вспомнились старые друзья и дорогие когда-то люди, которых она уже не застала в живых, — Алексей Каплер, Фаина Раневская, Татьяна Тэсс, Александр Александрович Вишневский. Из-за депрессии Светлане кажется, что «каким-то могильным духом веет от Москвы, и у меня такое чувство, что мы попали на кладбище».

Ее грусть и одиночество скрашивают общение с племянниками. Они молодые, веселые, еще не сломленные жизнью. Они так же, как кузены, приняли и обласкали Олю. Девочка наконец-то почувствовала себя в кругу семьи. Гуля, дочь Якова, стала специалистом по алжирской литературе, хорошо знала французский. На французском она и общалась с Ольгой.

Больше всех поразил Светлану ее племянник Александр, старший сын Василия. Кто бы мог подумать, что этот боязливый, хрупкий мальчик сделает такую головокружительную карьеру, станет известным режиссером Театра Советской Армии! Светлана всегда была честолюбива, а Америка тем более приучила ее оценивать людей по тому, как они преуспели в жизни, какую сделали карьеру. Она гордилась племянником, даже испытывала волнение, когда после спектакля он выходил на сцену, раскланивался перед зрителями.

Несмотря на известность, жил Александр в небольшой квартирке, убранной с большим вкусом, чистой и уютной. Он совсем не пил, подчеркнула Светлана, хорошо говорил и много читал. Ей так надоели бесконечные застолья с водкой, селедкой, солеными грибами, — без этих «атрибутов» не обходились общения с родственниками.

Светлана общалась и с другими племянниками, но почему-то не обо всех написала позднее в «Книге для внучек». С сыном Якова Евгением Джугашвили отношения у них быстро испортились. «Из доброго и умного племянника я превратился в Женьку — хама и зазнайку», — признался Евгений Яковлевич.

У нас есть возможность взглянуть на пребывание Светланы в Москве со стороны — глазами ее племянников, сына и кузена Владимира Аллилуева. Отношения в этом большом семействе такие сложные и путаные, что разобраться в них очень сложно. Но почти все родственники, как и прежде, обвиняют Светлану в непредсказуемости, нетерпимости, грубости. В общем, клеймо «трудный характер» она носила на себе всю жизнь.

Когда племянник Евгений пригласил ее в гости, Светлана поставила условие: она явится только в том случае, если не рискует столкнуться у него с сыном и невесткой. При этом она не могла сдержаться от оскорбительных выражений в адрес Иосифа и его жены. Пораженный Евгений Яковлевич позвонил брату. «Ты бы почитал ее письма моему руководству, — грустно поведал ему по телефону Иосиф. — Она требует исключить меня из партии, лишить ученого звания и, что самое страшное, требует, чтобы меня после всех лишений выслали на Сахалин!» («Хроника жизни семьи Сталина»).

Поверить в это было нелегко, но не поверить — вовсе невозможно, потому что брат был для Евгения Яковлевича человеком здравого ума и ясной памяти. Но ему еще предстояло на собственном опыте убедиться в странностях характера родной тетки. Светлана все-таки удостоила их семью своим посещением. Жена Евгения Яковлевича, грузинка, накрыла стол «в грузинском стиле». Еще бы, сама дочь И. В. Сталина после семнадцати лет мытарств на чужбине» вернулась на Родину, к родным людям! Евгений Джугашвили свято чтит своего великого деда и в семье сумел создать что-то вроде культа вождя.

Поэтому принимали Светлану с особым гостеприимством не только как родственницу, но и как дочь. Но спустя некоторое время в академию, где служил полковник Джугашвили, пришло письмо, подписанное Светланой Аллилуевой, где она настоятельно требовала «разобраться» с племянником, так как он явно живет не по средствам и имеет побочные, незаконные доходы. Хорошо, что времена наступали вегетарианские: в академии только посмеялись над письмом. А приди такое послание несколькими годами раньше, да еще с такой подписью, и партком мог с удовольствием заняться поисками побочных доходов и «моральным обликом» своего подопечного.

Как выразился один из родственников Светланы Аллилуевой, «она любила всяческую писанину». К сожалению, ее любовь к слову не ограничивалась воспоминаниями. И письма она писала не только «к другу», но и в различные инстанции, похожие на доносы. Сын и племянники отнеслись к письмам как к выходкам нервной, чрезвычайно эксцентричной женщины, как к нелепым происшествиям, которые следовало бы скрыть от посторонних глаз, если бы это было возможно.

А вот Надежда Бурдонская, дочь Василия, отнеслась к тетке без всякого снисхождения — к ее нервам, наследственному тяжелому характеру и нелегкой судьбе. Как матери, ей был непонятен внезапный отъезд Светланы за границу, когда «она бросила своих детей на произвол судьбы». Не верила Надежда и в показную скромность тетки: это, по ее мнению, та самая скромность, которая паче гордости. Светлане всегда нравился шепоток за ее спиной: «Это дочь Сталина». Надежду поразило резкое несоответствие: в своих книгах Светлана была одна, в жизни — совсем другая…

«Когда она бывала у меня дома, уже после возвращения в СССР, я обратила внимание вот на какую деталь, — вспоминала впоследствии Надежда. — Ее больше всего интересовало, как сложилась семейная жизнь ее близких. Удалась или нет? Мне кажется, что это от ее глубокого одиночества. В ее жизни не нашлось спутника, который прошел бы вместе с ней через все трудности и, когда надо — заслонил собой» («Хроника жизни семьи Сталина»).

Действительно, внимание к личной жизни близких было у Светланы не только пристальным, но и ревнивым. Если эта жизнь не складывалась, она проявляла что-то вроде скрытого удовлетворения, хотя сочувствовала и изъявляла готовность помочь. И в то же время ей невыносимо было видеть счастливые супружеские пары. Евгений Джугашвили был счастлив в браке. Именно поэтому его супруга вскоре получила письмо от Светланы с советами бросить мужа и в одиночестве «воспитывать прекрасных деток». Сыну она тоже настоятельно рекомендовала развестись.

Пошлине в этой женщине обитал какой-то демонический дух разрушения, который усиливался к зрелым годам. Этот дух подтачивал силы и нервы Светланы, не давал ей тихо и спокойно жить на одном месте. Интересно, что писала она об отце еще в «Двадцати письмах к другу»: «Вокруг отца как будто очерчен черный круг, все попадающие в его пределы гибнут, разрушаются, исчезают из жизни». Из всех детей Сталина дочь больше всего была на него похожа. Только масштабы личности, конечно, несоизмеримы у отца и дочери.

Надежда каким-то внутренним женским чутьем угадала эту раздвоенность в Светлане, ее беспокойный разрушительный дух. И Светлана была слишком наблюдательна, чтобы не заметить жесткий проницательный взгляд племянницы. Она пробовала подкупить Надю. Та жила очень скромно с дочерью и мужем-актером. Светлана предложила купить ей дубленку в валютном магазине, по тем временам недосягаемую роскошь. Надежда гордо отказалась от подачки. Вскоре их отношения были прерваны, Светлана даже не упоминает племянницу в «Книге для внучек». Какое-то время она продолжала благоволить к Гуле, Яшиной дочке, но и эта родственная привязанность была обречена…

Уже через месяц Светлана поняла, что ее мечты очутиться в кругу семьи, ощутить его тепло — несбыточны. Может быть, она мечтала о том, чего нет на свете. Счастливые семьи, конечно, встречаются, но они выглядят исключением на общем безрадостном фон§. Социология уже не одно десятилетие пророчит полный распад института семьи. Находят множество тому причин — бедность, неустроенность, жилищные проблемы, разгул индивидуализма, общая тенденция к разобщенности среди людей.

Даже в провинции, в деревне сегодня трудно найти семью, в которой уживаются под одной крышей три поколения — старики, дети и внуки. Не только свекровь с невесткой не могут поладить, как это было испокон веков, но и близкие по крови — родители с детьми, братья с сестрами. Клан Аллилуевых не был исключением, даже с большой натяжкой его нельзя назвать дружным.