Дочь викария
Шрифт:
Она чувствовала, как по щекам ползут слезы, но не было сил их вытирать. Соль слез смешалась с солью воды.
Прошло еще с полчаса.
Несмотря на боль, Мегги не сводила глаз с тропинки. Она даже сумела оторвать длинную полоску от подола юбки и как можно туже перетянуть плечо. Получилось не очень хорошо, потому что приходилось действовать одной рукой, но сетовать смысла не имело.
«Где Брут? Хоть бы его не застрелили!»
И вдруг она услышала мужской голос, звавший ее по имени. Мегги чуть не умерла от страха, но, к счастью, поняла, что это Томас. Она попыталась откликнуться, но с губ
Мегги, улыбаясь, обмякла и прижалась щекой к мокрому песку.
И скорее угадала, чем увидела тень, нависшую над ней. Ощутила прикосновение его рук. И только тогда распахнула глаза.
— Брут жив?
— О да, этот тип всего лишь ударил его по голове, но сейчас все прошло. А ты.,.
Она услышала свое имя, но словно издалека, и тут же удалилась. Убежала от боли, от страха, от всего пережитого. Теперь все будет хорошо. Томас рядом.
Томас молился, чтобы она не пришла в себя. Подхватив жену на руки, он начал долгий подъем наверх по узкой тропинке.
Первое, что он сделает, вернувшись, — убьет Уильяма.
— Она будет жить, но случай тяжелый, милорд.
Томас съежился. Мегги до сих пор не пришла в себя и лежала неподвижно, бледная как смерть и такая же холодная.
Томас накинул на нее еще одно одеяло. Каждые несколько мгновений он легонько прикладывал ладонь к ее груди, пытаясь ощутить стук сердца.
— Поклянитесь, что она не умрет! — воскликнул он, умоляюще глядя на доктора Притчерта.
Тот потер лоб рукой.
— Думаю, все обойдется. Пуля прошла навылет, и притом достаточно высоко. Хороший знак: не так велика возможность возникновения инфекции, которая наверняка бы ее убила. Теперь я зашью рану на плече и спине.
Мегги застонала и открыла глаза. Томас выругался. Мегги нахмурилась.
— Что случилось? О, ад проклятый, что-то болит! Ужасно болит!
— Знаю, милая. Потерпи.
— Дайте ей немного бренди, это поможет, а потом будете ее держать, милорд.
Когда доктор Притчерт закончил работу, Томас долго смотрел на черную дорожку швов, окрашенную запекшейся кровью, понимая, что долго этого не вынесет.
Глаза Мегги снова были закрыты. Во время болезненной процедуры она не издала ни звука, только судорожно цеплялась за его руки, так сильно, что они до сих пор ныли. Томас мечтал о том, чтобы она снова лишилась сознания, но этого не произошло.
— Все будет хорошо, Томас, — прошептала она. — Перестань волноваться. Я слышала, как ты повторял, что убьешь Уильяма. Почему? Он обесчестил еще одну девушку?
— Пока не знаю. Нет, Мегги, он должен был следовать за тобой, но поскольку боялся, что ты втопчешь его в землю, решил держаться на расстоянии. А ты не удивилась, что за тобой никто не следует?
— Ну… я видела, как по пятам плетется конюх Джем, и думала, что ты поручил ему меня охранять.
— Да, и ему тоже. Правда, потом у него живот заболел, так что бедняга вернулся на конюшню. Но я также велел Уильяму не выпускать тебя из виду.
— Его там не оказалось?
Томас покачал головой и, поднеся к губам ее руку, стал целовать пальцы.
— А вдруг это он стрелял в меня?
— Все возможно. Но зачем ему это? Он знает, что ты не любишь его, но этого недостаточно, чтобы пытаться
тебя убить. Все это не имеет никакого смысла. Пока забудь обо всем и выпей настойки опия. Доктор утверждает, что всего несколько капель пошлют тебя в чудесное место, где нет ни боли, ни забот.— Неплохо бы, — протянула Мегги, беря стакан ячменной воды, в которую Томас добавил опия.
* * *
— Девушка выживет?
— Да, матушка, — кивнул Томас и, подойдя к буфету, налил себе виски. — Кстати, она не девушка, а Мегги и твоя невестка. Советую говорить о ней в подобающем тоне.
— Слышал бы ты, как Либби ее называет!
— Как же именно?
— Неблагодарной выскочкой.
— Интересно, почему?!
— Считает, что именно Мегги вынудила тебя приказать Уильяму жениться на этой никчемной девчонке. И все потому, что она дочь викария и воспитана в строгих моральных принципах. Даже чересчур строгих. Либби также уверена, что Мегги не одобряет ее связи с лордом Киппером, хотя это совершенно не ее дело.
— Я постараюсь разубедить тетю Либби, — пообещал Томас. — Надеюсь, ты поправила ее? Заверила, что я еще более непоколебим, чем моя жена?
— Вовсе нет! Не желаю, чтобы ты был непоколебимым. Немного порочности никогда не помешает, Томас.
— В Уильяме порочности хватает на нас обоих.
— Он всего лишь озорной мальчишка.
— Уильям — мужчина, — начал Томас, но тут же пожал плечами. Мать не единожды поражала его. Что толку спорить? — Кстати, Барнакл сказал мне, что лорд Киппер приезжал и спрашивал о Мегги.
— Он заявил, что свадьбу Уильяма нужно отложить, пока твоя милая женушка не поправится и не сможет на ней присутствовать. Боится, что, если она умрет, бедняжке Уильяму придется быть и на похоронах, и на свадьбе, что, согласись, выглядит как двойные похороны.
Томас вздохнул. Ему еще предстояло немало дел, но все они не имели значения. Единственное, что было сейчас важнее всего, — Мегги. Необходимо выяснить, кто ее ранил. Третья попытка может оказаться роковой.
Он распрощался с матерью, спустился в контору и написал отцу Мегги. Тот должен знать, что дочери грозит беда.
Никогда ни одно письмо не давалось ему с таким трудом.
— Открой рот, Мегги.
Мегги с охотой повиновалась, но глаз так и не открыла. Томас кормил ее картофельным супом, совершенно восхитительным на вкус. Она продолжала жевать, пока Томас не заявил:
— Ты съела целую тарелку. Я горжусь тобой. Рана болит?
— Не так сильно, как вчера.
— Прекрасно. Ни жара, ни воспаления у тебя нет. Доктор Притчерт говорит, что ты храбра и отважна. И так сильна, что он уверен в твоей способности рожать наших детей без единого крика и, уж конечно, без всяких истерик.
Последнее прозвучало так самодовольно, что Мегги нежно улыбнулась и па этот раз подняла ресницы, по тут же нахмурилась.
Ты похудел, Томас. Тебе следовало бы съесть побольше этого супа.
— Теперь, когда я знаю, что ты не отправишься на небо раньше срока, я снова могу спокойно есть. Все это время еда застревала у меня в глотке.
Он легонько провел кончиками пальцев по се щекам, бровям, пригладил волосы, наклонился и поцеловал в губы.
— Я состарился не меньше чем на год, так ты меня напугала.