Дочки-мачехи

Котова открыла было рот, затеребив сумочку на коленях, но потом смешалась и после тягостной паузы, в течение которой Влад Свиридов буравил ее откровенно подозрительным взглядом, произнесла:

– Вот что, дорогой мой Владимир Антонович. Хочу тебе сказать первый и последний раз: я не имею никакого отношения к человеку, который стрелял в Лену. Тебе это понятно? Ни-ка-ко-го! Я что, совсем дура?

– Хорошо. Я просто спрошу: ты согласна с тем, что нам стоит повременить с дележом денег? Хотя бы до того момента, пока Лена и Алиса поправятся?

Анжела долго молчала. Владимир видел, как побледнело ее осунувшееся и потерявшее весь налет вульгарности лицо – это было заметно даже под толстым пластом косметики. Наконец, облизнув губы, она медленно проговорила:

– Я обманула тебя.

– То есть? – Свиридов встал и шагнул к жене Котова. – Это все-таки ты... ты заказала Елену?

– Нет... не в этом дело. Просто когда я говорила тебе: «убийство Лены» – я не оговорилась. Дело в том, что операция закончилась час назад. Лена умерла... Лена умерла через пять минут после ее завершения.

Свиридов сглотнул и хрипло проговорил:

– Вот как? Что ж... понятно.

– Что же теперь ты собираешься делать?

– То же самое, – с трудом собравшись с мыслями, сказал Владимир. – Подозрение еще и на Алисе. И если ее, не дай бог, обвинят в этом убийстве, то я...

Он осекся, тряхнул головой и посмотрел на Анжелу:

– И как же ты теперь собираешься делить деньги?

– Очень просто. Ту же сумму разделить по старому принципу – на двоих. Мне и Смоленцевой – по четыреста пятьдесят, а тебе – сто.

Владимир взглянул на ее породистое алчное лицо, которое на мгновение исказила гримаса досады и злобы, и его едва не передернуло от отвращения при одной мысли только о том, что из трагической и нелепой смерти своей падчерицы Анжела Котова вынесла только одно: желание поскорее захапать себе долю Лены.

И тогда он принял решение: мгновенное и единственно возможное.

– Это несерьезно, – сказал он тоном Моргунова—Бывалого, требующего у директора склада реальной оплаты за осуществление фиктивной кражи со взломом. – Дорогая госпожа Котова, я думаю, что в сложившихся обстоятельствах лучше всего было бы поделить деньги между оставшимися участниками нашей концессии поровну.

– Поровну?!

– Совершенно верно, поровну. Триста тридцати три – вам, триста тридцати три – Алисе, ну и столько же – вашему покорному слуге.

Анжела буквально задохнулась от подкативших к горлу эмоций.

– Да... да как ты смеешь... – начала было она, но была прервана невозмутимым:

– ...как сказала барыня своему холопу. Вот только ты упускаешь из виду, что и ты не барыня, и я не холоп, и Калининградский залив – не Тихий океан. Я и так сделал куда больше того, что мне полагалось сделать по твоему, надо сказать, довольно бестолковому плану. Вот такой расклад. Так что мне полагается компенсация. Пусть даже – за счет покойной Елены Филипповны, – с отвратительным цинизмом закончил Свиридов.

Но в данном случае этот цинизм имел только одну цель – поставить на место зарвавшуюся дамочку. Впрочем, последняя так и не пожелала угомониться.

Ее размалеванное лицо окаменело от наконец-то окончательно прорвавшейся злобы, и она, стиснув зубы, проговорила, не разжимая челюстей:

– Дай тебе палец – всю руку откусишь. Сейчас ты требуешь для себя триста с лишним, потом запросишь пятьсот, а потом кто помешает тебе хапнуть и весь миллион, если ты и сейчас – единственный, кто знает, где он лежит? Так что могу предложить тебе иной финал: если ты не примешь моих условий, то я просто выдам тебя с головой мужу. Да и твоей Алисочке мало не покажется.

– А свою голову сбоку не пристегнешь? – насмешливо откомментировал Свиридов, хотя при упоминании имени Алисы еле заметно вздрогнул. – Если не ошибаюсь, мы с тобой прочно повязаны. У меня лежит листочек с твоими инструкциями, по которому любая экспертиза установит, что отпечатан он наверняка... на домашнем принтере Кашалота, и вообще... Зря я, что ли, привел тебя именно в эту комнату, моя дорогая?

Анжела подскочила и зашипела, как кошка, обжегшая мордочку в миске с горячим молоком:

– Так ты что же, это, падла... записывал?

– Ну конечно, – пожал плечами Владимир. – Иногда меня посещает сомнение в том, что ты уразумела, с кем, собственно, имеешь дело. Первоначально ты показалась мне довольно умной дамой, а теперь приходится пересмотреть свое первоначальное мнение. Вот что происходит с мужиком, если он свяжется с бабой в деловом предприятии. А тут я связался аж с тремя... что ж, теперь самому и расхлебывать, дураку.

Анжела, издав горлом короткий всхлип, с ненавистью пробормотала:

– Какая сука... сучара... хотела же я другого... Да Ленка уговорила... дернул черт дуру...

– Никто другой не сумел бы справиться с вашим милым поручением лучше меня, – сказал Владимир. – А теперь позвольте мне проводить вас до двери. Думаю, вам не стоит волноваться: Владимир Свиридов свое слово держит и никого не сдает. Конечно, если его самого не предадут. Так что запомни это, Анжела.

– Когда же я увижу деньги? – уже справившись с душившим ее бешенством, сухо спросила Котова.

– Скоро.

– Конкретнее нельзя?

– А конкретнее... можно будет узнать у прокурора.

И, сказав эту двусмысленную фразу, Владимир выпроводил незваную гостью и захлопнул за ее спиной дверь.

– Жадная сучка! – проговорил он, входя в кухню, где Фокин допивал бутылку водки, а Маркин мирно спал в углу, убаюканный мирным басовитым мурлыканьем Афанасия: тот напевал себе под нос душещипательную песенку «На муромской дорожке стояли три сосны, прощался со мной милый до будущей весны».

– Это ты о ком? – спросил Фокин.

– А вот об этой жабе, которая осчастливила нас своим визитом. Налей-ка мне и себе, Афоня. По полному.

– Новую бутылку придется открывать...

– Открывай, вот тоже проблему нашел!

Фокин налил до краев два стакана водки и, зажав в здоровенной ручище свою порцию, сказал:

– Ну... вздрогнем.

– Не чокаясь! – строго предупредил Владимир.

Фокин быстро-быстро заморгал на него короткими ресницами и после некоторой паузы, скомканной недоумением и тревогой, спросил: