Дочки-матери
Шрифт:
Вика же пребывала в полнейшем шоке.
Она стучала кулачком в собственную квартиру и пробовала убедить Тамару открыть дверь:
– Тамара Никитична, это уже ни в какие ворота не лезет! Немедленно откройте дверь, иначе я буду вынуждена вызвать полицию! Это моя квартира, ничего не перепутали?
– Не вызовешь! – ухмыльнулась Тамара. – Сама виновата, я же говорила тебе, что на улице темно, надо было дома сидеть! Вот и стой теперь за дверью до самого утра! В следующий раз неповадно будет гулять!
Знала прожженная женщина, что такие благовоспитанные
– Да что же это такое-то, Тамара Никитична! – снова безрезультатно попыталась повлиять на соседку Вика, – Не надо меня воспитывать у меня для этого есть моя мама!
Тамара прикинулась глухой и прильнула к глазку. Она ждала, когда наконец, начнется вторая часть ее "хитроумного" как ей казалось, плана.
Дверь квартиры напротив открылась и на лестничную площадку вышел Витька. (Сын).
– Вика? Чего кричишь? – услышала Тамара голос сына. – Что случилось!
– Да мама твоя, Тамара Никитична зачем-то заперлась изнутри и не впускает меня домой! – донесся и голос Вики.
– Ну… Бывает. У меня пока посиди. Чаю вместе попьем, – нашелся Витька.
– Нет уж, спасибо! – возмущенным тоном громко выдала Вика.
Тамара услышала цокот ее каблучков. Девушка убежала по лестнице вниз. Тамара только вздохнула тяжко.
– Ишь, гордая какая. Витька ей помощь предложил, а она нос воротит! Ничего, дожмем мы тебя, наша будешь!
– Что-ли выходи, мать! – пнул дверь Витя. Тамара открыла дверь.
– Вишь, странная она какая. Надулась, убежала. Не надо мне ее в жены сватать, – высказался недовольно Витя. – Как с такой потом жить? Она ж вон какая несговорчивая. Намаюсь!
– И то правда, – задумчиво произнесла Тамара.
Лексей постучал в дверь – та отперлась сама, приглашая его войти своим мягким скрипом.
Он и вошел, аккуратно сняв с ног калоши и поставив их у порога.
Сразу за дверью начиналась большая комната, огороженная белёной печкой из кирпича. Скамейки вдоль стен, на скамейках – вёдра, банки, разный хозяйственный "хлам" типа рабочих рукавиц и старых инструментов.
Эту избу Лексей помнил: когда-то в ней жили родители Любки-невестки. С тех пор в избе мало что изменилось: все те же старые скамейки и печь, все те же тканные половики на рыжем деревянном полу.
– Кирьян? – негромко позвал сына Лексей. Никто не откликнулся, поэтому он снова позвал:
– Люба?
– Спят они, деда! – выбежал к Лексею Колька, мальчонка лет пяти.
– Как спят, время-то уж одиннадцать? – удивился Лексей.
Мальчонка пожал плечами.
За печью что-то брякнуло, а потом загремели, падая на пол с громким грохотом то-ли крышки от кастрюль, то ли жестяные банки.. Лексей поспешил на шум и увидел второго мальчонку. Трехлетний Мишка был весь чумазый:
в печку лазил, видать, испачкался. Лексей взглянул на печь и убедился в том, что так и было: дверца печи была открыта. Лексей и внутрь печи не поленился, заглянул: там лежала уже заготовленная кем-то скомканная газета, на полу возле печи – спички рассыпаны.– Никак печь топить удумали? – строго поинтересовался Лексей у старшого мальчонки. Колька отвёл глаза.
– Яйца пожарить хотел.
Лексей только губы поджал.
– Мамка-то каши вам не сварила что ль?
Колька промолчал, только обиженно губы покривил, чтобы не заплакать.
– Ну собирайся, иди штаны надень, да пойдем к бабе в гости, – велел Кольке Лексей.
Пока старший мальчонка побежал искать штаны, Лексей подхватил младшего на руки и прошел в залу. Там встал у второй печи, прокашлялся для приличия и окликнул невестку:
– Любка? Пацанов не теряй, я их забрал если что. К нам забрал. Как проснетесь, приходите на обед. Бабка рагу с курицей готовит.
Дождавшись шумного вздоха и сонного "угу", Лексей вышел из залы на крыльцо.
Пока ждал Кольку, оглядел двор. Тот крапивой зарос, лебедой. Тут и там валяются старые колеса, дырявые вёдра, кирпичи да чурки. Видно, что нет в этом доме хозяйской руки и оттого так тоскливо стало старику, что хоть плачь!
– Деда, я готов! – крикнул Колька, выбегая на крыльцо.
Штанишки на нем старенькие, вытертые. На ногах сандали облезшие, большего, чем нужно размера.
– Пошли. Вот Маринка с Настёнкой обрадуются, – балагурил по дороге с детьми Лексей.
Не внуки они ему. Когда сын, Кирьян, с разведёнкой Любаней сошёлся, Лексей самый первый его от такого неразумного шага отговаривать кинулся.
– Она старше тебя! Неряха такая, с двумя детьми! Что ты в ней нашёл, не торопись, успеешь еще повстречать партию получше!
Но разве сын стал его слушать? Упёрся: «люблю» и все тут!
Практичная Фаина тоже сразу сыну указала на дверь:
– Если на ней жениться вздумаешь, к нам дорогу забудь! Мне такая невестка не нужна, так и знай! Не говори потом, что я тебя не предупреждала!
Кирьян мать послушал и к Любке ушел в чем был.
Тут надо сказать, что Любка – баба красивая. Интересная. Про таких говорят: все при ней. Что спереди как-надо выпучивается, что сзади. И главное, гармонично так, хоть и двоих в свое время, эта роковая соблазнительница местного пошиба, родила.
Гордости в Кирьяне оказалось мало: через пару месяцев он явился домой, как ни в чем ни бывало. Мать, выплакавшая за время его отсутствия, море слез, словами обидными в сторону сына больше не раскидывалась, но когда Кирьян отъелся-отмылся (из Любки-то хозяйка – никакая), то снова к Любе ушел.
Так и жил на два дома: поесть к родителям ходил, а за любовью и лаской женской – к Любе.
И даже как-то оговорился, что как только Любку разлюбит, так сразу и за ум возьмется: поедет в райцентр работу искать. А то лес валить за гроши на местного предпринимателя, заведующего лесопилкой, ему не нравится.