Дочки-матери
Шрифт:
Фая замерла с кочергой в руках.
– Я ж не вечная. Вот как помру, что делать будешь? – заворчала она.
Кирьян махнул беззаботно рукой:
– Не переживай мать, сестер у меня целых две, буду по очереди к ним ходить. Накормят!
– Уйди ты! – в сердцах воскликнула она, – Сейчас как дам кочергой за такие слова! Разве можно так над человеком издеваться? Если Любку женой не считаешь, зачем тогда с нею живешь, ирод?
Кирьян снова нагло улыбнулся, отбежав от стола.
– Потому что наслаждаюсь ее молодостью и красотой! А ты мать, в наши дела не лезь!
Фая снова расстроилась. Строго взглянула
– Слыхала? Вот и мотай на ус, какие они все нынче продуманные, эти парни. Да что я тебе говорю, ты и сама это уже два раза поняла! Во поэтому я и говорю тебе: никуда тебя больше из дома одну гулять не выпущу! Доверчивая ты. Тебя такие как Кирьян, на раз-два вокруг пальца обведут и в очередной раз обманут!
Олеська учила младшую дочку, Маринку, лепить из теста махонькие пироги-плетенки. Заслышав слова матери, Олеська как обычно обиделась, уныло опустив голову и огрызнулась:
– Отстаньте вы уже от меня, мама! С Кирьяном лучше разберитесь! И за своей Юлей получше присматривайте!
– А что Юля? Юля – не ты, поумнее тебя будет! – спокойно заметила мать. – Ты за нее не волнуйся, она-то выучится и как положено, замуж выйдет с моего позволения. Ты о себе лучше бы подумала! Четвертый десяток пошел, а ты все под маминой юбкой жить собираешься! – повысила голос Фая.
Олеська рассердилась и чуть не расплакалась:
– Опять ты, мама, сама себе противоречишь! Сама же меня никуда не отпускаешь, свободы не даешь, так почто тогда попрекаешь?
– А ты мне не «тыкай».
Фая помогала как могла Олеське желанную квартиру в райцентре покупать. Обе женщины уже потратили кучу времени и нервов, чтобы поскорее подвести к сделке купли этого жилья и теперь Фаина отчетливо понимала, что рано ли, поздно, ли, но дочь все-равно уедет жить отдельно. Умом-то Фая понимала, что надо дочь с внучками отпустить в свободное плавание, но мириться с неизбежностью все-равно не хотела. Потому и ругалась с дочкой по пустякам. Любя таксзать.
Женщины перестали ссориться, когда в кухню заглянул Лексей:
– Ну полно вам ужо, ругаться-то. Бабка, доставай пироги, пацанята бегут!
Фая только вздохнула тяжко, взяв нож в руки, чтобы пирог разрезать.
– Охо-хо. Все люди как люди, а у нас как обычно, все наперекосяк!
Глава 5
– И чудненько, перестал этот нарцисс обихоженный к нашей Викуле ездить, – улыбнулась и подмигнула сыну Тамара.
Она сидела довольная у за столом у окна и наслаждалась лучами солнца, наслаждалась видом довольного единственного сына.
Сын, Витя, жевал пирожки. Вкушал, щурился от удовольствия, макал пирожок в сметанку и улыбался матери в ответ.
Нравилось Тамаре любоваться тем, как сын ест. Нравилось, что скатерть на столе чистенькая, беленькая, старательно ею, с крахмальчиком отутюженная. Не клеенка, а именно скатерть.
И посуда на столе хорошая – из настоящего белоснежного фарфору, да с синими гжельскими птичками.
И сметана настоящая, домашняя. Тамара по четвергам ее покупает у знакомой женщины, приезжающей с мужем из ближнего села. Магазинная сметана может, и вкусная где-то в магазинах есть, а только с домашней ей совсем не сравниться! Домашняя жирнее и сытнее, а магазинная будто кефиром разбавленная.
Однобокие
мысли одолевали Тамару:«А готовить-то Вика умеет хоть нет? С такими-то ногтищами как у нее, даже картошку толком и не почистить! Надо бы у Аньки-соседки все это потихоньку выведать: обучила ли она дочь готовить? Если не научила, то самой же и хуже: придется Аньке самой по первости помогать молодухе стряпаться! А то вот так вот отдашь кровиночку в чужую семью, а потом сиди и думай: голодает там сына, иль нет?»
Витя допил кисель и вытер рукой «усы» от киселя.
– Что сидишь? – пристала к сыну Тамара, – Я дорожку к девушке тебе прочистила от нежелательных элементов, теперь дело за малым осталось. Ты Вику на свидание пригласи! Сегодня же пригласи! Прямо сейчас! – сменился добродушный тон матери на сварливый.
Витя поморщился.
– Да ну эту Вику, мать. Я тебе такую Аллу приведу: увидишь, ахнешь от удивления. Вылитая ты в молодости! – засмеялся гаденько Витя.
– Не надо мне никакую Аллу! – испугалась, вздрогнув Тамара. – Хватило мне этой твоей Юли, из деревни, которая. Не женишься на Вике, значит ни на ком не женишься вообще! Так и знай! – пригрозила женщина. – Я квартиру эту на тебя потом не отпишу.
– Олеська, дочь, что-то шея у меня болит, давай помни-ка мне шею. – попросила Фая и Олеся с готовностью принялась разминать матери шею, встав сзади.
– Мам, тут такой шишак здоровенный. Твёрдый такой. Не поддается, у меня даже пальцы онемели его разминать. Давай я его скалкой лучше пораскатаю что ли?
– Не шишак это. Стехондроз. Давай скалкой, – кивнула головой Фая.
Внучка Настя сбегала в кухню, расположенную за огромной белой печью, и вынесла матери большую скалку.
– Бабушка, это горб, да? Горб? – затрещала девочка и Олеська цыкнула на нее, за спиной у матери.
Настенька отошла и стала таращиться на то, как мама-Олеся бабушке спину мнёт.
– Бабушка, смотри, а у мамы тоже такой-же горб растет! – не отставала языкастая девчушка и обе женщины: Фая и Олеська, тяжело вздохнули.
– А у меня тоже такой-же потом вырастет?
Олеся закусила губу. Похрустела своими широченными плечами.
– Настёнка, иди не мешай. Иди-ко вон лучше, с сестренкой на улице поиграй, – попросила она. – Иди говорю, не то получишь у меня!
Олеся была женщиной строгой и обидчивой. Не хотелось ей выслушивать от родной доченьки такие нелестные слова о собственной внешности, хоть и есть в тех словах правда. (А правда, как известно, глаза колет.)
Маленькая Настя обиделась тоже. Надулась и пошла к двери обуваться.
– А еще у мамы живот большой! – послышался ее обиженный голосок.
Олеся мрачно засопела за спиной у матери и только яростнее стала раскатывать той скалкой ненавистный холмик на спине матери.
Хлопнула дверь. Две женщины остались совершать странные действа в полутемной комнате.
– А ведь правда, Олеська, – выдала вдруг в мрачной тишине недовольная Фаина. – Я тоже заметила, что не следишь ты за собой. Фигуры у тебя совсем нет. Все висит и торчит, а походка – как у бабы Клавы-пингвинихи! Так ты замуж сроду не выйдешь, кто ж тебя такую возьмёт? Так и будешь на нашей с отцом шее сидеть до самой старости! Картошки надо меньше есть и булок, ты ж молотишь все, что не приколочено!