Догоняя рассвет

— От Лироя ничего не слышно?

— Нет. Уже очень давно, — похоже, Клайд подозревал худшее. — Ни от него, ни от Рэндалла.

Зал объяла тяжела тишина. Амари невольно погрузилась в обрывки воспоминаний о своем знакомстве с Лироем, однако предавалась былому недолго. Вскоре Изабель прервала это гнетущее молчание:

— В Иристэде грядет торжество в честь победы империи, а бургомистр и вовсе дает бал в своем дворце, мы непременно должны быть!

— Боюсь, танцор из меня посредственный, — отозвался Клайд, сетуя на хромую ногу.

— Это ничего не значит, — возразила Изабель. — Мы все заслужили славный праздник.

— Что скажешь, Амари?

Признаться, танцевать ей совсем не хотелось, но и отказ от возможности расшевелить подавленную душу не стал бы дорогой исцеления. Амари устало улыбнулась и обратила на Клайда глаза.

— Только если ты будешь сопровождать меня.

С легкой усмешкой он озвучил согласие.

Уже на следующий день Изабель пригласила портного, снявшего с девушек мерки для изготовления платьев по такому особому поводу. Когда Амари надела струящиеся голубые ткани в ночь бала, Клайд не смог утаить во взгляде обожания.

Иристэд не смолкал — все то и дело, что говорили о торжестве у бургомистра. Приглашенные стекались во дворец и сразу же направлялись в большой роскошный зал. Среди них был и достопочтенный пастор Моретт с семьей, который быстро привлек внимание капитана гвардии де Бо и еще нескольких людей, имевших в городе не последнее значение. Окруженный разговорами и гулом приветствий, Клайд оказался совершенно отрезан от празднества. Его спутница Амари хоть и держалась поначалу скромно, но как только лихой мотив скрипки захлестнул ее от макушки до пят, подхватила танец и кружилась в нем самозабвенно до тех пор, пока бальное убранство зала не замелькало золотыми всполохами.

Музыка успокоилась, и первые протяжные ноты возвестили о начале медленного танца. Кто-то безмолвно обнял Амари за талию и привлек к себе, объявив себя партнером. Человек был неоправданно уверен в себе и одет не подобающе случаю: Амари увидела перед собой простую рубашку с неуместно раскрытой грудью, и лишь после этого подняла лицо на бесхитростного покорителя женских сердец.

— Здравствуй, душа моя.

Сердце Амари дрогнуло и, казалось, прекратит колотиться вовсе, но чем ближе становились неподражаемые голубые глаза, тем все сильнее бился пульс. В нахлынувших чувствах удивления, трепета и невыразимой любви Амари совсем не владела собой: она разомкнула губы навстречу поцелую мужчины, не вглядываясь в его обросший, изнуренный ужасами войны вид, во взгляд, видавший алые бури и смерть.

В отсутствие на шее креста.

КОНЕЦ