Догоняя рассвет

— Он сможет воспользоваться заклятьем с небольшого расстояния…

— Но мы ничего не увидим, — закончила за Клайда Амари. — Давайте не тешить себя пустой надеждой, Лирой опытный вор, он шныряет по теням, будто благословленный самой Амалеей, и умеет подкрадываться без единого шороха. Мне это хорошо известно.

— Этот парень ускользнет от самого дьявола, — согласился де Бо. — Он сбегал из-за решетки бесчисленное множество раз, и каждый был для него игрой.

— Разумеется, если кто-то сможет уловить его, то необходимо прикончить на месте, — сухо подытожила Амари, даже не моргнув от произносимых ей ужасных слов.

От озвученной вслух жестокости, — все-таки речь шла о том, кто своими решениями все еще селил в сердца близких боль, — Клайд напряженно переглянулся с Рэндаллом и готов был держать пари, что лицом выражает ту же горечь отчаянья, что и дядюшка.

— Что-то еще нужно знать? — уточнил капитан напоследок.

— Как и сказал Клайд, на долгую осаду не рассчитываем, атака будет стремительной. Они готовились заранее и будут свирепее, чем в Ночь греха и пламени.

— Тогда пора разделиться, чтобы подать знак колоколу, — заключил Клайд.

— Отправишься на восток, Рэндалл на запад, к главным воротам, я останусь на юге.

На том они сошлись. Однако, Клайда поразила мысль, которую он спешил обсудить, прежде чем собравшиеся начнут занимать посты.

— Капитан, когда начнется нападение на западе либо на юге, от ваших людей потребуется сдерживать врага до моего прибытия, но после — каждый беспрекословно должен будет отступить.

— Что ты задумал, Клайд? — нахмурился де Бо, предчувствуя что-то недоброе.

— Послушайте меня все, это важно…

* * *

— Колокол смолк, — тихо прошелестел Лирой, когда окрестности Иристэда вдруг объяла глухая тишина, сквозь которую не сразу даже прорезался щебет ночных птиц.

Притаившись в черной тени скалы, Лирой лежал совершенно недвижим и наблюдал за заставой. В его голове строился план своих действий, в основном сводившийся к тому, как незаметно подобраться к воротам и избежать внимания засевших на аванпосте гвардейцев. К счастью, ночь была на его стороне и, покровительствуя Лирою, даровала возможность раствориться во тьме с ужасающей неразличимостью, стать призраком, мелькающим словно в пылу разыгравшейся фантазии. Лирой готов был выдвинуться вперед, не отступая от своей решимости.

— Значит, они ждут нас.

По правое плечо сидел Оберон. Сунув руку за пазуху плаща, он вынул предмет, напоминавший металлический шар, небольшой, но удобно вмещавшийся в ладонь, и протянул Лирою со злорадной улыбкой на губах.

— Чуть не забыл, привет от Альвара.

Шар оказался неожиданно тяжелее, чем Лирой рассчитывал, и, лишь повернув в руке, парень обнаружил вкрученный фитиль.

— Что это за потешная малышка? — усмехнулся Лирой.

— Эта малышка разнесет ворота в щеки, ты уж поаккуратней с ней. В свободное от обязательств время, иначе говоря, неприлично продолжительный срок Альвар изобретал адский порох; взрывная мощь немыслима. Хоть что-то полезное он оставил после себя.

Покрытые лесом скалы вновь погрузились в безмолвие. Ветер шелестел листвой деревьев, будто создавая обманчивое впечатление безмятежной ночи, усыпляя бдительность врага и позволяя застать его врасплох. Еще несколько минут Лирой сверлил взглядом заставу в поисках признаков чего-то необычного и, не найдя себе препятствий, поднялся.

— Сначала печать, затем порох, — в последний раз суммировал Оберон. — Пока все будут оглушены взрывом, врываетесь стремительно. В первую очередь займетесь выжившими и можно двигаться далее. Времени у нас до рассвета, после — дело за Веноной. Я предупредил ее еще три ночи назад.

— А если не успеем?

— Значит, в следующий раз наберем побольше пороха, — пожал плечами Оберон, не сменяя приподнятого настроения. — Но я все же рассчитываю завершить бой сегодня. И Лирой… — вдруг спохватился он, — нам не нужны те, кто знают охранное заклятье. Ну, ты понимаешь.

Раздавшийся в ответ смешок прозвучал зловеще. Убить Рю, Рэна и, возможно, Клайда, если тот не вздумает пропустить столь значимую заварушку, не представлялось Лирою невыполнимой задачей, когда все вышеперечисленные готовы были сделать с ним ровно то же самое.

— Надеюсь, ты будешь осторожен, — голос Оберона зазвучал неподдельной озабоченностью, — мне не хотелось бы терять тебя, особенно после нашего воссоединения. Впереди еще столько радости, которую нам предстоит пронести через годы этой удивительной дружбы.

Лирой остался впечатлен его искренностью, более того — крайне одухотворен тем, что являлся для Оберона не орудием достижения желаемого, а тем, кого ждут дома с трепетом и беспокойством.

Это чувство Лирой испытал впервые на своей памяти.

Однако нельзя больше терять крупицы драгоценного времени, когда каждая секунда приближала губительный рассвет. Лирой кивнул Оберону и, неся в руках адский порох, вышел на дело.

* * *

Город затаился в ожидании атаки и замолк, настороженно прислушиваясь к замершей округе; казалось, что каждая хвоинка кипарисов опасливо подрагивала в напряженном воздухе.

Рэн примостился на крепостной стене у главных ворот и с тихой грустью размышлял о том, как так получилось, что он стал сам себе врагом? Рэндалл или, как уже теперь известно, Лирой другой судьбы, порождение страшного колдовства, сомневавшееся в справедливости собственного существования, впервые не принял сторону настоящего прообраза. Совершивший достаточно преступлений, причинивший боль множеству людей и подглядевший в ведьмовских зеркалах, как могло быть иначе, он не хотел больше причинять горе, сбегать из тюрем и томиться в них снова или вовсе погибнуть за идею, полностью им отрицаемую.

Рэндалл не выступил бы против семьи ради господства расы, к которой принадлежал более, чем к человеческой. Он понимал, какой ценный дар обрел, покинув зазеркалье, и планировал распорядиться вторым шансом по совести. Поэтому теперь сидел на крепостной стене, весь обратившись в слух, и предвкушал вот-вот внимать сигнальному звону колокола.

Рэн отчетливо помнил, как доверие разгорелось в его сердце, когда он наедине с Рю увидел призрак заботливого чувства, так тщательно скрываемого старшим братом за внешней отчужденностью. Ненависть Рю была направлена ни столько на самого Лироя, сколько на свою неспособностью занять место отца и добиться тех же результатов, признания, вселяющего трепет уважения. И осознав эту злобу, порожденную отчаяньем, Рэн готов был негласно простить Рю и в знак отпущения вины решил открыть брату свою тайну.

— Что бы со мной ни произошло, обещай, что не оставишь его. Не бросишь скитаться по улицам. Натолкнешь на верный путь.

— Хорошо, обещаю. — Рэндалл замолк в нерешительности сказать правду, однако все же собрался с силами, чтобы исполнить задуманное. — Рю, я должен тебе признаться. Но это останется только между нами.

Увидев в суровых голубых глазах, что Рю готов отнестись к разговору со всей ответственностью, Рэн продолжил: