Догоняя рассвет

— Попытайся поверить мне. Это будет непросто, но… я и есть Лирой. Сразу отвечу: всему виной колдовство ведьмы, с которой он связался, скитаясь среди скал.

Рэн пытался объяснить ситуацию Рю настолько, насколько понимал сам, и наблюдал, как с каждым новым словом лицо брата темнело в хмурой задумчивости. Рю не готов был верить в столь невероятные, — справедливее даже сказать — дикие вещи, но и отрицать не спешил, что вселяло в сердце отрадную надежду.

— У Лироя есть шрам на правой ноге… — наконец заговорил Рю, не выказывая видом ни беспокойства, ни возмущения.

— На левой, — мигом поправил Рэн. — Ниже подколенной ямки.

Рю недоверчиво прищурился в ответ на неудачную попытку провести Рэндалла.

— И где он его получил?

Рэн принялся продираться через воспоминания, хранящиеся словно под слоем многолетней пыли.

— Мы с тобой воровали виноград во дворе мадам Сорель, когда мне было пять лет, а тебе, соответственно, десять. Возвращаясь, ты помогал перелезть через ограду, там-то я и зацепился за гвоздь, поранив ногу…

— Дьявол меня раздери, Рэн! Ты шутишь? Это невозможно! — взревел Рю в эмоциях, которых, вероятно, не ожидал от самого себя, ведь о той вылазке было известно лишь двоим. И Рэн знал почему: перепугавшись, Рю уговаривал маленького Лироя молчать о ране и всячески скрывать, иначе им обоим пришлось бы сознаться требовательному отцу в воровстве и подвергнуться беспощадной порке.

— Тише! — шикнул Рэндалл, опасаясь, что кто-нибудь может услышать их.

— Проклятье, Рэн или как там тебя? — понизив голос, прорычал Рю. — Как я могу доверять тебе? Ты даже не член семьи. Да что ты вообще такое?

— Не член семьи? А кто я по-твоему? В сущности, я даже ближе того, кем представился, но оставим для других все, как было. Ты хотел, чтобы я присмотрел за Лироем? Я сделаю это! И после всего, что тебе стало известно, Рю, ты не должен сомневаться в моем обещании.

Похоже, все сказанное Рэндаллом в совокупности заставило Рю успокоиться.

Лишь две вещи теперь терзали сердце Рэндалла в мучительном сожалении: гибель Рю и невыполненное обещание…

Из гнетущей печали его возвратил донесшийся грохот. По городу прокатился столь мощный раскат, что невольно произвел впечатление взрыва уничтожающей силы. Рэн подскочил на ноги, как ужаленный, и развернулся в сторону Иристэда. Медь колокола заговорила оглушительным звоном: один удар, второй.

Вторжение началось на юге.

Рэн немедленно бросился со стены, вскочил в седло и помчался во весь дух.

* * *

Амари взбегала на южную крепостную стену, когда землю сотряс всесокрушающий взрыв и

волна страшной силы снесла девушку с ног против ее воли. Амари отбросило в сторону от разломанных в щепки ворот, и болезненный удар о камни, простреливший все тело, погрузил ее сознание в мучительный зыбкий полусон, напоминавший приступ горячечного бреда: Амари не понимала, где находится, не могла нашарить в памяти события, которым должна принадлежать; сквозь вязкий морок до нее глухо доносились звуки яростного сражения и вопль раненых, но прийти к ясности и прорваться к ним у Амари никак не получалось.

Вскоре тьма объяла ее. Стихла боль, исчезли грохот пальбы, лязг металла и отвратительный писк в ушах. Амари полностью погрузилась в забытье.

Пробуждение стало чудовищным. В будто налитом свинцом теле все еще отзывалась боль, легкие забила каменная пыль. В голове вовсю разгоралось жжение, Амари коснулась пальцами чуть выше лба и ощутила на коже влагу.

Попытавшись вдохнуть воздуха, Амари закашляла от покрывшего ее сухого песка. Постепенно возвратившийся слух дал знать, что битва сместилась в другую часть города, — до Амари доносился рокот огнестрелов, перезвон мечей и взрывы, но рядом с ней царила мертвецкая тишина. Все, кто страдали от увечий, уже уснули последним сном, кто мог еще сражаться у крепости — пал жертвой вампирской ярости.

Амари с трудом поднялась с земли на нетвердые ноги. С одежды шумно посыпались камни и песок. Отстегивая с себя ремни портупеи, девушка шла через обломки разнесенной почти до фундамента стены; надо ли говорить, что от ворот не осталось совсем ничего. Разлетевшиеся щепки разгорались огнем, а за спиной Амари полыхал густо-алым пламенем юг Иристэда. Над городом клубился серый дым, наполняя воздух удушливым запахом.

Но пожар не возбудил паники. Амари целиком сосредоточилась на светловолосом вампире, вошедшим в город с важной неторопливостью. Он осматривался, как в своих новых владениях, и его надменная величавость натолкнула на мысль, что вампир был тем самым Обероном. Амари обнажила меч, во второй руке крепко сжала верный кинжал и, сбросив ножны с кожаной перевязью на груду камней, вышла перед Обероном, пошатываясь в слабом головокружении.

Такое сопротивление определенно позабавило вампира, он усмехнулся, завидев Амари, и выпустил напоминавшие лезвия длинные когти. Без лишних речей Оберон кинулся в бой, и каждый приближавший вампира шаг все более отрезвлял Амари, наливая ее тело силой.

Оберон напал, метя когтями в грудь, Амари мощно парировала его выпад, вынудив вампира непроизвольно отшатнуться. Он вновь попытался яростно атаковать, Амари отбивалась от натиска, не имея возможности перенять инициативу сражения. Другое нападение Оберона последовало высоким замахом сбоку, Амари пригнулась к земле, и в следующее мгновение когти со свистом разрезали воздух над ее головой. Молниеносным росчерком меча девушка полоснула вампира по ногам и, стремительно вскочив, как пружина, косым взмахом кинжала стегнула Оберона по скуле. Человек не смог бы устоять после такого маневра, но Оберон, выдержав удары Амари, возбудился лишь большим азартом к их противостоянию. Девушка и вампир выжидательно ступали по кругу, готовые сорваться с места и сцепиться в любую секунду. В неотрывном взгляде Оберона читалась жажда ни столько крови, сколько повергнуть неожиданно докучливую противницу, склонить ее на колени и, злобно торжествуя, отнять жизнь. Лишая его права на инициативу, Амари ринулась с быстрой атакой. Она стремилась достать Оберона резкими выпадами, но вампир оставался проворен, несмотря на кровоточащие раны.

Дыхание Амари хоть и становилось все затруднительнее, однако по-прежнему отвечало темпу ее выверенных действий. Ей стоило быть точнее, чтобы настичь Оберона, пока тот не заставил окончательно выбиться из сил, но и вампир не сдавался. Оберон отразил отчаянный удар Амари с таким свирепством, что аж высек между ними искры, и занес когти. Острые орудия вампира пролетели в считанных сантиметрах от лица девушки. Не тратя ни секунды на вздох облегчения, Амари прочертила широкий взмах мечом снизу, отсекая Оберону кисть.

Сквозь сжатые зубы Оберон рычал, бешено втягивал воздух и пытался подавить крик, чтобы не позволить Амари услышать свою боль. Бешенство вампира достигло пика, застилая глаза алой пеленой. Порывисто бросившись на Амари в слепом гневе, он сшиб ее с ног и навис сверху, прижав к земле весом своего тела.

Амари не сразу осознала его натиска, а когда пришла в себя, увидела перед лицом длинные сверкающие роковым блеском клыки.

* * *

Завидев гущу ожесточенного сражения, Рэндалл соскочил с лошади и с готовностью бывалого воина схватился за мечи. Сердце вдруг подпрыгнуло в нем: две оглушительные вспышки погремели одна за другой, ударяя небо столпами красного пламени; вампиры вторглись, неся при себе взрывчатый порох, что добавляло перевеса врагу. Особенно, если брать во внимание, что на одного вампира приходилось по два и более гвардейца.