Договор на любовь

– Я спрашиваю, это что такое? – повторяет сдавленно и двигается в мою стороной.

Дыхание прекращается, кислорода вокруг нет. Я вдруг оказалась на Марсе, где мне осталось жить считанные секунды.

– Ты о чем? – спрашиваю тихо.

Глаза его горят огнем, кажется, они из темно-карих стали бордовыми с красными искрами. Зловеще выглядит.

– Дома тишина, а ты забилась в угол и чего-то ждешь. Я просил тебя без сюрпризов.

И глаза мои рассматривает. Пальцами сдавливает подбородок, лицо мое к себе приближает. Дыхание такое жесткое, что режет кожу.

Влад стал чаще дышать и то и дело на губы опускается. Господи, меня разрывает от ожидания. Что он сейчас сделает?

Ударит? Или поцелует? Первое становится привычным. А второе…

– Что со зрачками? – говорит почти в сомкнутые губы. Но даже так я чувствую вкус никотина. Влад курил. Много. Горечь проникает через клетки и оседает на языке.

Но у меня нет никакого отторжения.

– Ты принимаешь что-то?

Молчу. Он считает, что я приняла наркотики? Поэтому себя так ведет?

– Собирай свои вещи и проваливай, – рычит близко.

Слегка отталкивает и отходит к окну. Плечи высоко вздымаются, как и широкая грудь. Руками за подоконник зацепился и с силой его сжимает. Того и гляди пластик треснет.

Вот он – мой путь к спасению. Дверь открыта, нужно только быстро собрать свои вещи, и я буду свободна.

– Ты подписал договор, Бессонов, – холодно отвечаю, – это значит, что ты обещал мне помочь.

Теперь его очередь молчать.

– Ужин где? Я голодный.

– Какой ужин?

– Я просил тебя в сообщении приготовить ужин, – раздраженно отвечает, – так сложно выполнить свои обещания?

Концовку текста я помню смутно. Мне хватило только начала, где говорилось, что меня заперли. Выхода нет. Стены снова начали давить, а сознание плавилось как металл при тысяче градусов.

– Я не умею.

Вздыхает тяжело и поворачивается ко мне лицом. Руки скрещивает на груди, из-за чего его мышцы кажутся больше. Рисунки татуировки переплетаются. Мне видятся они клубком ядовитых змей.

– Иди на кухню и ставь воду. Сейчас приду и помогу.

Дважды просить не пришлось. Я пулей вылетаю из спальни. Его близость превращает меня в никчемную букашку. Аура у него какая-то дикая, животная и опасная.

Делаю все, как он и сказал. Нервничаю. Постоянно кусаю ногти, заламываю пальцы. Места не могу себе найти. То проверяю, не закипела ли вода, то сажусь на стул и тут же встаю.

Влад возвращается спустя время. На нем лишь черные спортивные штаны. И все.

С меня словно разом снимают тысячи перцовых пластырей с кожей. Жжется все тело. Обвожу его взглядом как картинку карандашом. Слюны во рту становится больше, а горло пересыхает.

По его волосам стекают капли воды и оставляют дорожки на спине и плечах. Бессонов только вышел из душа, а я так погрузилась в себя, что и не слышала шума в ванной.

В воздухе запахло мужским гелем для душа. Морозным, свежем. На разгоряченную кожу оседает, что покрываюсь непрошенными мурашками.

– На, шинкуй.

Достает овощи из холодильника, некоторые подносит к носу и силой втягивает их аромат.

Ухмыляюсь. Это выглядит… сексуально.

– Ну и что встала? Шинкуй, значит, режь.

Опускаю взгляд и иду к столешнице, где Бессонов отложил нужные для пасты овощи, достал разделочную доску и нож.

Чем меньше я сталкиваюсь с ним взглядом, чем меньше на него смотрю, тем лучше. Что-то непонятное он во мне будит. То, что хочется держать взаперти.

Трясущимися руками беру крупную луковицу и начинаю резать. Не получается. Пальцы подводят. Суставы не слушаются, и движения выходят топорными, неумелыми. Хотя, что может быть проще, чем нарезать лук?

– Не так, – психует.

Бессонов становится позади меня. Спиной чувствую рельеф и внушительный бугор между ног, которым он прижимается к моей пятой точке, выбивая оставшийся воздух из груди.

Большую ладонь кладет поверх моей, а другой обхватывает мою руку, которой я держу нож.

Его касания чужие, непривычные. Но так же, как и с табаком, нет никакого отторжения. Только не могу разобраться: это хорошо или все же… плохо?

Влад умело шинкует лук, и отправляет его в разгоряченное масло. То же самое проделывает с другими овощами. Мы так и остались стоять, как и стояли. Я впереди, он сзади.

Снова хочется закрыть глаза и забыться. Как вчера в коридоре. Чувство, что за его широкой спиной безопасно.

Странно… Я ничего похожего не испытывала, когда давно-давно обнимала так Уварова.

– Ты что приняла, Вероника?

Обращение почему-то режет слух. Я уже привыкла к его «Ника». Боже, мне и «ледышка» нравится. А сейчас… Он ведь еще напряжен, дышит мне в шею часто.

– Ничего.

– Не ври мне.

– Я говорю правду. Ничего, кроме витаминов, не принимаю.

Бессонов откладывает нож и силой разворачивает меня. Рукой обхватывает шею и снова приближает к себе. Глаза в глаза, губы в катастрофической близости.

Я не дура. Знаю, как выглядит мужчина, который хочет поцеловать женщину. И сейчас Влад выглядит именно так.

Только не целует. Ждет чего-то. Хотя у него есть на это полное право. Как и иметь меня. Странно, что еще не воспользовался.

Его кожа губ сухая, чуть обветренная. Хочется увлажнить их. Потом корю себя за это желание. Надо помнить, кто передо мной, и какой ценой достается развод.

Бессонов просто касается моих губ. Не более. А мне уже хочется провалиться сквозь землю. Ведь мне приятно. Его касания приятные.

– Доделай тут все. Я сейчас, – быстро говорит и уходит, поправляя спортивные штаны.

Отворачиваюсь, прикрываю глаза и выдыхаю, ногтями царапая дорогущую столешницу. Нож хочется вонзить в деревянную доску со всей силой.

Что сейчас было?

Ужинаем молча, каждый смотрит в свою тарелку. Получилась полная хрень. Я переварила макароны, а соус почти весь выкипел. Но Бессонов ест.

Мы сидим друг напротив друга, между нами расстояние больше метра. Но напряжение гудит как тысячи вольт по проводам.