Доказывание истины в уголовном процессе: Монография
Шрифт:
Подводя итог краткому обозрению истории доказательственного права России, можно сказать, что оно сформировалось в своих характерных чертах в период инквизиционного процесса. От архаичного подхода к пониманию доказательств как средств частноправовой борьбы за свои интересы общество пришло к публичному доказательственному праву, и так сложилось, что это право имело следственную форму. Этот момент надо учитывать.
Если доказательственное право Англии сформировалось под влиянием практики суда присяжных [230] , то доказательственное право России сформировалось под нужды не народного и сугубо официального судебного учреждения, чьи полномочия были смутно различимы с полномочиями администрации. Поэтому формирование критериев допустимости доказательств происходило не естественным путем, характерным для общего права, а декретировалось законодательной властью, которая в свою очередь подвержена политическим влияниям и даже моде — в известной роде произвольно, без осознания внутренней, народной потребности («народосбережения», по выражению А. Солженицына), а только из соображений повышения эффективности бюрократии. Это, очевидно, роднит нас с Францией и другими континентальными европейскими государствами.
230
П. Мерфи пишет: «Английское доказательственное право, например, является суммой серий
Murphy Р. An Introductory Essay. — Р. 5.
Наверное, в отношении следственной формы доказательственного права России будут справедливы слова М. Фуко: «Расследование — это форма знания, а отнюдь не его содержание. Это определенная форма знания, связанная с определенными типом власти и содержанием познания… Можно с определенностью сказать, что расследование — это политическая форма, форма управления, осуществления власти, которая при помощи судебных органов стала для западной культуры способом верификации истины, усвоения того, что будет считаться истинным, а также способом передачи истинного» [231] .
231
Фуко М. Интеллектуалы и власть: Избранные политические статьи, выступления и интервью / Пер. с фр. — М., 2005. — Ч. 2. — С. 100–101.
Доказательственное право в определенный период своего развития регулирует оценку доказательств и берется определить критерии этой оценки. Однако современное доказательственное право основано на другом принципе — принципе свободной оценки доказательств, и соответственно фактичность становится предметом оценки судьи или должностного лица иного органа, уполномоченного разрешать дело по существу, по своему внутреннему убеждению [232] . «Цель уголовного судопроизводства, — говорили составители Судебных уставов, — есть обнаружение так называемой материальной истины относительно происшествия или деяния, признаваемого преступным, и наказание действительно виновного в совершении преступления или проступка» [233] . «Значение и сила доказательств и улик, собранных по уголовному делу, и влияние их на решение дела, — продолжали составители Судебных уставов, — могут быть определяемы судьей, или по установленным в законе положительным правилам о том, какие доказательства и улики и при каких условиях должны иметь для судьи полную убедительную силу и когда не могут иметь такой силы, или же по внутреннему убеждению судей, образовавшемуся при совокупном обсуждении всех обстоятельств дела» [234] .
232
Статья 8 «Основных положений» (1862 г.) гласила, что «теория доказательств, основанная единственно на их формальности, отменяется». Статья 57 УПК РСФСР (1922 г.) была более категорична: «Суд не ограничен никакими формальными доказательствами».
233
Цит. по: Устав уголовного судопроизводства. Систематизированный комментарий (ст. 595–764) / Под ред. М.Н. Гернета. — М., 1916. — Вып. 4. — С. 828.
234
Там же.
Очевидно, со времени законодательного закрепления этого принципа и стало возможным развитие учения о доказательствах. Конечно, причины бурного развития русского учения о доказательствах были многочисленны, но главное состояло в том, что была создана среда для формирования научного объяснения того, как устанавливается истина в уголовном "правосудии. Власти потребовали от интеллектуальной элиты создать такое учение. Как отмечается в уголовно-процессуальной науке, составители Судебных уставов полагали, что «помещаемые в Уставе правила о силе судебных доказательств должны служить только руководством при определении вины или невинности подсудимых по внутреннему убеждению судей, основанному на совокупности обстоятельств, обнаруженных при производстве следствия и суда» [235] .
235
Устав уголовного судопроизводства. Систематизированный комментарий (ст. 595–764). — С. 828.
Следствием этой перемены, на наш взгляд, неизбежно закладывается основание для дуалистической трактовки доказательства: та ипостась доказательства, которая становится предметом законодательного регулирования, так или иначе бывает связана с чувственно-воспринимаемым, фиксируемым, представляемым, исследуемым и прочим источником доказательства. Это материальная, вещная часть жизни доказательства. Другая же его составляющая — интеллигибельная — обитает главным образом в свете логики, аргументации, гносеологии, то есть мыслительных, спекулятивных инстанциях. Она связана с познавательным процессом, законодателем не регулируется и становится предметом исключительно теоретических упражнений. В этом, на наш взгляд, причина множественности трактовок доказательств, которая, как мы видим, идет со времен античности. Только во второй половине XX века пришла мода на основе информации (ввиду природы информации, которую можно трактовать как материальную) отрицать различие между материальным и идеальным в понимании доказательства. Надеемся, нам удастся показать, что это противоречит гуманитарной традиции и не соответствует природе доказывания, правосудия.
Обратимся теперь к учению о доказательствах, которое существует в нашей стране. На наш взгляд, целесообразно разделить ученое сообщество на сторонников монистического и дуалистического (плюралистического) понимания доказательств. Сразу заметим, что среди «монистов» есть те, кто придерживается крайне широкого представления о доказательстве — как средстве доказывания, скорее даже средстве убеждения, и есть, напротив, те, кто свел понятие доказательства к формуле «сведение (информация) плюс ее источник» [236] . Что же касается «плюралистов», то причины их трактовок бывают весьма разнородны и сами определения доказательств могут быть самыми причудливыми, главное в них то, что они учитывают необходимость проведения различия между источником и соответственно деятельностью-обращением с ним и его начинкой, то есть смыслом, информацией, фактическими данными, фактами и прочими названиями этой «начинки». Попытаемся выяснить,
какой подход плодотворнее.236
Конечно, могут быть нюансы в этих трактовках. Но, полагаем, для простоты можно свести их именно к такой формуле.
Среди тех, кто осмысливал понятие доказательства в абстрактном виде, были представителя монистического подхода. Позиция В.Д. Спасовича, например, состояла в том, что доказательствами являются основания убеждения судьи о виновности или невиновности подсудимого, заподозренного в известном преступлении, убеждения, которым обусловливается применение к подсудимому уголовного закона [237] . Аналогичное определение принадлежит и М.В. Духовскому, который под доказательством понимал все, что способно содействовать разъяснению уголовного преступления, невиновности или степени виновности обвиняемого [238] .
237
См.: Спасович В.Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством. — С. 5.
238
См.: Духовский М.В. Русский уголовный процесс. — М, 1905. — С. 24.
Взгляда на доказательство как на то, что служит убеждению судьи в истинности утверждений сторон, придерживалась большая группа специалистов по гражданскому процессу [239] . Так, по мнению Т.М. Яблочкова, «доказательства — средства, коими стороны убеждают судей в правильности своих убеждений» [240] .
Но более распространенной точкой зрения в понимании доказательств являлась концепция определения доказательств через «факты», под которыми в свою очередь иногда понималось реальное событие преступления, но чаще вообще отчетливо не различалось объективное и субъективное в факте. Как утверждал С.И. Викторский, под уголовно-судебными доказательствами мы разумеем факты, имеющие вызвать в суде убеждения в существовании или несуществовании какого-нибудь обстоятельства, играющего роль предмета судебного исследования [241] . Аналогичного мнения придерживался и Д.Г. Тальберг, который понимал под доказательствами «те факты или данные судебного производства, которые служат основанием убеждения в виновности или невиновности обвиняемого» [242] .
239
См.: Азаревич Д. Судоустройство и судопроизводство по гражданским делам. — 1894. — Т. 2. — С. 28, Пахман С.В. Гражданское судопроизводство, литографированный курс лекций. — М, 1851. — С. 150; Яблочков Т.М. Учебник русского гражданского судопроизводства. — 2-е изд. — Ярославль, 1912. — С. 86.
240
Яблочков Т.М. Учебник русского гражданского судопроизводства. — С. 86.
241
См.: Викторский С.И. Русский уголовный процесс. — М., 1997. — С. 68.
242
Тальберг Д.Г. Русское уголовное судопроизводство. — Киев, 1891. — Т. II. — С. 37.
С.В. Познышев указывает, что уголовно-судебными доказательствами называются те факты, которые с соблюдением установленных законом правил представлены в уголовный суд как основания для заключений о свойствах события, составляющего предмет исследования этого суда, и об ответственности судимых лиц [243] .
Уголовным доказательством, по мнению Л.Е. Владимирова, «называется всякий факт, имеющий назначением вызвать в судье убеждение в существовании или несуществовании какого-либо обстоятельства, составляющего предмет судебного исследования» [244] . Впрочем, он же отмечал: «Все, что наполняет мир вещественный, все, что может быть нами воспринято из мира духовного, может составлять уголовное доказательство» [245] . Это уже намек не на информационную, мыслительную сторону доказательства, а на его внешнюю, материальную часть. Кроме того, выражение «всякий факт» также подразумевает информационную трактовку факта.
243
См.: Познышев С.В. Элементарный учебник русского уголовного процесса. — М., 1913. — С.51.
244
Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. — С. 133.
245
Там же. — С. 100.
Сторонниками дуалистического толкования доказательств был целый ряд известных ученых. Прежде всего, среди них надо указать И.Я. Фойницкого, который утверждал: «Понятие доказательства… во-первых, означает средства, данные нам и служащие для того, чтобы при помощи их сделать заключение о неизвестном, искомом… Во-вторых, оно имеет значение самого умственного процесса, путем которого обстоятельство искомое ставится в связь с обстоятельством известным… Употребляя выражение «доказательство» в обширном смысле поставления в связь искомого с каким бы то ни было общим положением, термин этот применяют ко всем названным областям: говорят о доказательствах богословских, о доказательствах риторических, о доказательствах научных и практических. Но, строго говоря, вера не доказывает своих положений, а предполагает их и требует доверия к своим догматам; чувство и служащая для возбуждения его риторика достигают своей цели не доказательствами, а образами, возбуждающими инстинкты; и только в области знания обязательно согласие общего положения с наблюдениями и возможна проверка заключения, обеспечивающая достаточную точность и раздельность его» [246] .
246
Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства: В 2 т. — СПб., 1912. — Т. 2. — С. 162–163.
Следовательно, понятие доказательства, по мнению И.Я. Фойницкого, имеет два значения. Оно, во-первых, означает средства, данные нам и служащие для того, чтобы при помощи их сделать заключение о неизвестном, искомом; например, из показания свидетеля мы приходим к заключению о причинении смерти обвиняемым; это — доказательственный материал, Factum Probans, служащий для вывода при помощи его искомого обстоятельства, Factum Probandum. Во-вторых, оно имеет значение самого умственного процесса, путем которого обстоятельство искомое ставится в связь с обстоятельством известным, данным и показывается им (Demonstratio, Probatio) [247] .
247
См. там же. — С. 162.