Доктор Чистота
Шрифт:
Юрьевна сняла кобуру с пистолетом, положила на этажерку. На полках сплошь книги — десятки книг по криминалистике, психологии, уголовному праву, психопатам, Mindhunter на английском и русском. Рядом, на полке — черно-белое фото в рамке: Свечников, Юрьевна, Максимыч. Все моложе лет на двадцать. За их спинами — низкий кирпичный забор, вдалеке — огромное здание еще дореволюционной постройки. Круглый купол центрального корпуса, колонны, статуи атлантов.
Четвертый человек на фото был срезан рамкой, лица не видно. «Место силы, — подумала Юрьевна про здание с колоннами. — Место чудовищной
Телефон завибрировал. Юрьевна достала его из сумочки, посмотрела на экран.
Максимыч. Она замялась на две секунды, нажала «ответ».
— Света, меня все-таки «ушли», — сказал Максимыч без всяких вводных. — Ухожу на пенсию с понедельника. Займусь «народным хозяйством», — он помедлил. — Собаку заведу, на охоту поеду.
«Ты же на самом деле ненавидишь охоту. Ты любишь только охоту на человека. И власть». Для власти у Максимыча теперь вместо цепных псов юстиции будет собака.
Вот что Юрьевна хотела сказать. Но потом сказала другое:
— Какую породу заведешь? Немецкую овчарку? Бультерьера?
Максимыч гулко фыркнул.
— Да ну на хуй. Спаниеля заведу. Английского, чистокровного. Знаешь, уши-крылья. Я тут видел у Михалыча… хорошенький. Спрошу у него, где брал. И на уток можно ходить.
— Да, на уток самое то.
Собака не для охоты. Для любви. «Все-таки осталось в Максимыче что-то человеческое».
— Счастливо, дядя Андрей, — сказала Юрьевна. Когда-то она звала его так. Максимыч нашел ее и Свечникова, стал их наставником, нянькой и дрессировщиком — и привел в милицию. А они были его ударная команда. Шли смутные святые 90-е.
— Приезжай как-нибудь, — сказал Максимыч. — На охоту тебя свожу. Как в старые времена, помнишь?
— Конечно, приеду. Обязательно.
Она знала, что лжет. И знала, что Максимыч это знает.
Юрьевна положила трубку, бросила телефон на кровать. Все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и правление Максимыча. Кто теперь будет главой группы? «Золотому мальчику», наверное, сразу дадут майора юстиции — и генеральскую должность заодно. Васин, Васин. Она вдруг вспомнила, достала из бельевого ящика форменную рубашку. Полинина помощница по хозяйству еще не успела закинуть ее в стирку. В нагрудном кармане Юрьевна нашла белую визитку. Телефон той, длинноногой. Она с трудом поборола искушение позвонить сейчас.
— Ты где? — раздался из коридора приглушенный голос Полины. — Эй!
— В спальне! — крикнула она. Юрьевна коротко взглянула на номер, скомкала визитку и бросила в мусорную корзину.
— Как дела? — Полина вошла в спальню. Она была в тонком халате, на голове волосы закручены полотенцем. Крепкая, спортивная. Темные волосы, чуть раскосые глаза. Цветные татуировки на плечах и бедрах. На животе Полины цвела огромная алая роза: татуировщик постарался.
«У ней… следы проказы на руках… и губы… Губы алые как маки». Девушка из Нагасаки, как пела Джемма Халид.
— Все прекрасно, — сказала Юрьевна. Она подошла, по-хозяйски сунула руку под халат. Поцеловала Полину — губы были мягкие, с привкусом кофе. От Полины после душа шел настоящий жар. — Лучше и быть
не может.* * *
Вечер того же дня. Квартира Дениса.
Он весь день промотался по Москве, просто гулял и думал. Вечером вернулся. Кажется, за двое суток он отвык от родного дома. Холодно освещенный подъезд, ядовитые зеленые ящики. «А квартира у нас обтерлась, вон обои под потолком отслоились. Надо бы подклеить», — подумал Денис. В прихожую угрюмо и раздраженно вышел отец. Молча посмотрел на сына.
— Есть чего пожрать, пап? — спросил Денис. Отец помедлил и кивнул. Чужой, холодный. Ненавидящий.
«А может, он всегда таким был?»
— Я разогрею, — сказал отец. Повернулся и, шаркая ногами, как старик, пошел на кухню.
Денис ушел к себе в комнату, закрыл дверь. Включил музыку. «Ключ поверни и полетели… Нужно вписать в чью-то тетрадь…» Денис выключил, не в силах слушать. На фото на столе — Женя. Она принесла эту фотографию и подарила ему. Какая-то годовщина… или еще что? Неважно.
Кажется, тогда он ее еще любил. Или, по крайней мере, пытался.
А потом они сидели с отцом напротив друг друга за столом и молча, отчужденно, на расстоянии ели фиговую, плохо приготовленную еду. Мясо подгорело. Над столом на стене висел большой (но плохой) портрет Кеши в траурной рамке. Брата возвели в ранг святых.
«Ледяная пустыня эта квартира», — подумал Денис. И все дальше так и будет.
От запаха горелого Дениса замутило. Он отодвинул тарелку, встал и пошел к себе. Отец остался сидеть за столом.
На комоде лежал забытый брелок «Audi». Денис посмотрел на него, потом вдруг его озарило. Даже сердце забилось где-то в висках. Боясь растерять счастливые мысли, Денис ушел к себе в комнату.
Когда отец ушел к себе, он вытащил из ящика в гостиной связку ключей и техпаспорт, оделся. Уже у порога вспомнил, что забыл кое-что. «Мне нужны эти вещи». Сходил к себе в комнату, нашел ножницы и бумажный скотч — все, что хотел, распечатал на принтере несколько страниц. Сложил все в пакет с надписью «БУДУЩЕЕ».
Дождался, пока отец уснет. Кажется, все, захрапел. Денис прислушался.
— Па, я на смену! — крикнул он для очистки совести и на случай, если отец спит некрепко. Конечно, никакой смены сегодня у него не было. Он уволился из клуба две недели назад, сказал, что по семейным обстоятельствам. Армен кивнул, пообещал, что возьмет его обратно в любое время. И почти не врал. Даже дал денег на похороны от имени владельца клуба (Денис подозревал, что это личные деньги Армена, но спорить не стал).
Бесшумно открыл дверь, закрыл за собой. Спустился во двор. Уже стемнело сильно, белесо-медная полоса заката догорала на горизонте.
«Ауди-шестерка» отца стояла во дворе. Колеса уже подспущены. Перед «ауди», перекрыв выезд, стоял синий «жигуленок» с открытым капотом. Там ковырялся какой-то незнакомый мужик. «Жигуленок» тарахтел движком, иногда вздрагивал всем корпусом, словно норовистый пони.
— Друг, отгонишь? — спросил Денис.
Мужик посмотрел на него с удивлением. Потом на серебристую «шестерку».