Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере

— Тебе бы книжки писать, — похвалил Никита и ушел к себе.

Новый день у Никиты традиционно начинался под музыку. Сегодня Данилов услышал нечто новое с уклоном то ли в декаданс, то ли в готику. Самое то для переходного возраста, когда кажется, что самое лучшее в жизни давно прожито и впереди только грусть-тоска.

Я забываю, ты волнуешься где-то там, Ждешь меня, а может быть, нет, Я вернусь, не плачь, только посижу чуть-чуть, Еще раз в кафе «Последний путь». И я сижу один, на столе портвейн, Я размешаю осадок гвоздем, С пьяным музыкантом что-то споем, Бурлит портвейн, и мне уже не встать. Билли (Вадим) Новик, «Кафе „Последний путь“».

«Когда портвейн начинает бурлить, тут уж, конечно, не встанешь, — подумал Данилов, — а размешивать осадок гвоздем — это здорово, это, можно сказать, концептуально».

Финальный куплет песни Данилов слушал уже в комнате Никиты:

Всю ночь сижу, клюю носом за столом, Но настигает зимний жидкий рассвет, Я задыхаюсь, я с трудом ловлю воздух ртом, В мой последний путь другой дороги нет.

— Неужели понравилось? — удивился Никита, нажимая «паузу» на музыкальном центре.

— Что за перцы? — ответил вопросом на вопрос Данилов.

— Группа «Биллис Бэнд», питерская.

— В мировой музыке все лучшее из Лондона и Нового Орлеана, а в нашей — из Питера.

— Так нравится или нет?

— Мрачновато, но вставляет, — ответил Данилов.

— Как игра на скрипке. Бывает, что грустно, даже уныло, а слушать приятно.

— «Уныло», — передразнил Данилов. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я…

— Я о музыке, — поспешно сказал Никита, явно не поняв, что Данилов шутит.

— Тогда живи, — разрешил Данилов и ушел досматривать фильм.

Елена вернулась около полудня. Приехала не то чтобы злая, но малость взвинченная.

— Ну что за народ! — с порога начала она. — Как на работу устраиваться — так ангелы, а на деле оказываются…

— Черти, — подсказал Данилов.

— Хуже! Даже и не знаю, какие слова подобрать, если не матерные! Бригада «Скорой» устроила драку в кардиоблоке сто двадцатой больницы, как тебе такая новость?

— Бригада с твоей подстанции?

Каждый директор регионального объединения московской станции «Скорой помощи» совмещает свои обязанности с заведованием одной из подстанций, входящих в объединение.

— С моей, с моей. Даже зло сорвать не на ком — кругом сама виновата.

— Привет, мам! — Никита на несколько секунд выглянул из своей комнаты.

— Привет! — коротко ответила Елена, не поинтересовавшись ни тем, как спало чадушко, ни тем, завтракало ли оно.

Поняв, что мать пребывает далеко не в лучшем расположении духа, Никита разумно воздержался от напоминания насчет покупки кроссовок.

— Есть будешь? — спросил Данилов.

— Скоро уже обедать… хотя у тебя, кажется, оставались бутерброды?

— Бутерброды в нашем доме не остаются. Мой руки, а я сделаю новые. Много тебе?

— Парочку. — Елена прошла в ванную.

Данилов мудро сделал четыре и еще один для себя. Разумеется, и про кофе не забыл. Елена в считанные минуты расправилась с едой и блаженно откинулась от стола, прислонившись спиной к стене.

— Теперь можно жить! — заявила она.

— Пока живется — нужно жить! — уточнил Данилов. — Давай выкладывай подробности, не томи.

— В пятом часу утра одиннадцатая бригада привезла в кардиоблок [19] сто седьмой больницы мужчину с диагнозом «острый инфаркт». В сопровождении дочери. Дежурный реаниматолог осмотрел привезенного, сделал ЭКГ и снял кардиологический диагноз, списав боли на остеохондроз грудного отдела позвоночника. Наши стали настаивать, а потом доктор Поляков, вот уж от кого не ожидала, ударил по лицу врача блока. Тот ответил, и завязалась нешуточная потасовка — охрана с медсестрами разнимала. И все это происходило на глазах у больного и его дочери…

19

«Кардиоблок» — сокращенное название блока интенсивной терапии для больных с заболеваниями сердца.

— А зачем надо было настаивать? — удивился Данилов. — Отвезли бы в приемное и все. Или там на самом деле был инфаркт? Но блок в сто седьмой всегда вроде бы сильный был, идиотов там не держали…

— Насколько я понимаю — их и сейчас там нет! Во всяком случае, доктора, с которыми я общалась, на идиотов не похожи. Это мой кадр — идиот. Стопроцентный, пробу некуда ставить! И еще взяточник. Судя по всему, он взял деньги за госпитализацию в блок, потому так и настаивал, чтобы пациента туда взяли. Надо будет еще с дочерью этого мужика поговорить…

— А ты и в больнице успела побывать? Метеор!

— Так я ж первым делом туда и поехала. А как же иначе, когда такое ЧП? Событие совсем не рядовое. В понедельник утром о нем станет известно в департаменте, придется давать объяснения. Должна же я составить свое мнение, чтобы знать, как себя вести? Ты же знаешь, как любят пинать «Скорую» и вешать на нас всех собак. А вдруг это врач блока набросился на бригаду?

— Да, — кивнул Данилов, — обиделся, что его разбудили, и набросился.

— Что скажешь, такого быть не может?

— Может, конечно же может, все может быть. Как же ты терпела у себя такого буйного доктора?

— Потому и терпела, что был не буйный, — скривилась Елена. — Ну, немного резкий, ну, немного грубиян, но все было в меру, мало ли вообще на свете плохо воспитанных людей? Но чтобы апперкотом коллегу в нокаут отправить…

— Погоди, погоди, — перебил Данилов. — Ты же сказала, что была потасовка и пришлось разнимать, а теперь вдруг — нокаут. Нелогично.

— Чего тут не логичного? В нокаут он отправил старшего врача, который отказал в госпитализации, а потом начал драться со вторым врачом. Заявление в милицию будут писать оба.

— Влип твой доктор, — оценил Данилов. — Еще какие последствия от нокаута будут, а то ведь и нанесением тяжких телесных все может обернуться.

— Детский сад, прямо хоть психолога в заместители бери!

— А что — это мысль! — одобрил Данилов, собирая в раковину со стола грязную посуду. — Психолог наверняка сумеет объяснить взрослым дядькам, что кулак — плохой аргумент во время дискуссии о том, в какое отделение класть больного. У меня, кстати, есть еще одна мысль, вернее — предложение. Никите, как я понял, нужны кроссовки…