Доктор Сон

Тем временем Ворон смотрел на нее, и очень внимательно. Пока он не разглядел лишнего, она поторопилась сказать:

— Ты можешь на эту ночь забронировать для нас всю стоянку?

— Смеешься? При нынешних ценах на бензин и дизель владелец сдает дай бог половину мест, даже по выходным. Он рад будет ухватиться за такой шанс.

— Тогда так и сделай. Мы откроем канистру. Скажи нашим.

— Договорились.

Он поцеловал ее, поглаживая одну грудь.

— Это моя любимая блузка.

Она засмеялась и оттолкнула его.

— У тебя любая блузка — любимая, были бы в ней титьки. Иди.

Но он медлил, слегка улыбаясь уголком рта.

— Эта девица, Гремучка, так и обнюхивает твою дверь, а, красавица?

Она протянула руку и на мгновение ухватила его ниже пояса.

— Что это у нас тут? Уж не ревнивая ли косточка?

— Допустим.

Она сомневалась в этом, но все же была польщена.

— Она теперь с Сэйри, и они счастливы вместе. И кстати об Энди: она может нам помочь. Ты знаешь, как. Объяви всем, но с ней поговори с первой.

После его ухода Роза заперла дверь «Эрскрузера», пошла в кабину и встала на колени. Она взялась за коврик между водительским креслом и педалями управления, и от него отделилась полоска. Под ней был квадратик металла со встроенной клавиатурой. Роза набрала код, и сейф приоткрылся на дюйм-другой. Она открыла дверцу до конца и заглянула внутрь.

Пятнадцать или двенадцать канистр. Так думал Ворон, и хотя Роза не могла читать мысли Верных так, как мысли лохов, но была уверена, что он нарочно занизил цифру в угоду ей.

«Если бы он только знал», — подумала она.

Сейф был выстелен пенопластом, чтобы защитить канистры на случай аварии, и в нем было сорок встроенных гнезд. Этим ясным майским утром в Кентукки тридцать семь канистр в гнездах были пусты.

Роза вытащила одну из трех полных и приподняла ее. Она была легкая. Взвесив на руке, ее легко можно было принять за пустую. Роза отвинтила крышку, проверила клапан под ней, чтобы убедиться, что печать на месте, затем закрыла сейф и осторожно — почти благоговейно — поставила канистру на стол, на котором прежде лежала блузка.

После этой ночи останется всего две.

Им нужно было найти хороший пар и заполнить хотя бы несколько канистр, причем быстро. Верные еще не оказались припертыми к стене, но до нее оставалось всего несколько дюймов.

3

У владельца «Уютной стоянки» и его жены был собственный трейлер — стационарный вагончик, стоящий на крашеных цементных блоках. После апрельских дождей вся лужайка мистера и миссис Уют была усыпана майскими цветами. Андреа Штайнер задержалась на минутку, чтобы полюбоваться тюльпанами и анютиными глазками, а затем поднялась по трем ступенькам к двери большого редмановского трейлера и постучалась.

Мистер Уют был тут как тут — маленький человечек с огромным брюхом, обтянутым ярко-красной полосатой майкой. В одной руке он держал банку «Пабст блу риббон», в другой — кусок пористого белого хлеба, в который была завернута смазанная горчицей сосиска. Поскольку жена сидела в другой комнате, он не торопясь оглядел молодую гостью от хвостика на макушке до кроссовок.

— Да?

У Верных имелись и другие баюны, но Энди была лучшей, и ее Переход принес Узлу огромную выгоду. Она все так же по случаю очищала кошельки пожилых лохов, которые на нее западали; Роза считала это рискованным и ребяческим занятием, но по опыту знала, что со временем эти «проблемки», как их называла Энди, сойдут на нет. Для Узла верных имела значение только одна проблема — выживание.

— У меня тут есть небольшой вопрос, — сказала Энди.

— Если ты насчет туалетов, красавица, говновозка появится не раньше четверга.

— Нет, другой вопрос.

— И какой же?

— Вы не устали? Прилечь не хотите?

Мистер Уют тут же закрыл глаза. Пиво и хот-дог выпали из рук на ковер. Что ж, подумала Энди, Ворон заплатил этому парню двенадцать сотен. Мистер Уют может позволить себе бутылку чистящего средства. Или даже две.

Энди взяла его за руку и отвела в гостиную. Там стояли два кресла, обитых хлопчатобумажной тканью, и столики с подносами для «телевизионных обедов».

— Садись, — сказала она.

Мистер Уют, не открывая глаз, сел.

— Тебе нравится баловаться с девочками? — спросила Энди. — Баловался бы, если мог, а? Если бы мог их догнать.

Она смотрела на него, уперев руки в бока.

— Ты мерзкий. Ну-ка, повтори.

— Я мерзкий, — согласился мистер Уют и захрапел.

Из кухни, жуя печенье с мороженым, вышла миссис Уют.

— Эй, ты кто такая? Что ты ему там говоришь? Чего тебе надо?

— Чтобы ты уснула, — ответила Энди.

Миссис Уют выронила свое мороженое. Ее колени подогнулись, и она уселась прямо на него.

— Вот черт, — сказала Энди. — Не здесь. Вставай.

Миссис Уют поднялась, размазанное мороженное прилипло к ее платью. Гремучка Энди положила руку на почти несуществующую талию женщины и отвела ее к другому креслу, по пути смахнув мороженое с ее задницы. Вскоре супруги сидели бок о бок, глаза их были закрыты.

— Вы проспите всю ночь, — инструктировала их Энди. — Пусть мистеру снится, как он бегает за девочками. А вы, миссис, можете насладиться сном, в котором он умирает от сердечного приступа и оставляет вам миллион долларов страховки. Ну как? Звучит неплохо?

Она включила телевизор на полную громкость. Там женщина с гигантской грудью, которой удалось решить головоломку, обнимала Пэта Сэйджека. Ответом была фраза «Не почивай на лаврах».

— После одиннадцатичасовых новостей можете выключить телевизор и лечь в постель. Когда вы завтра проснетесь, то не будете помнить, что я тут была. Вопросы?

Вопросов не было. Энди оставила их и поспешила назад к фургонам. Она была голодна — уже не первую неделю, — но сегодня вечером насытятся все. Что же касается завтра… пусть об этом заботится Роза. Это ее работа, и Энди это полностью устраивало.

4

К восьми часам окончательно стемнело. В девять Верные собрались на площадке для пикников. Роза Шляпница с канистрой в руке пришла последней. При виде канистры по толпе пробежал тихий жадный ропот. Роза знала, что они чувствуют. Она и сама была голодна.

Она взобралась на один из сучковатых столиков для пикника и обвела всех собравшихся взглядом.

— Мы — Узел верных.

— Мы — Узел верных, — ответили они. На их лицах застыла торжественность, в глазах — алчность и голод. — Да не будет связанное распутано.