Доктор Сон

— Как мило, — заметил Дэн, — очень воспитанно, и в духе нового века.

— Спасибо. Так натягиваешь?

— Мы встречались-то всего месяца четыре, да и то три года назад, Кейс. Пэтти помолвлена с одним хорошим парнем из Графтона.

— Графтон, — презрительно бросил Кейси. — Виды хороши, а городишко дерьмовый. С тобой она себя ведет не как помолвленная.

— Кейси…

— Нет, ты не думай. Я бы в жизни не советовал своему питомцу совать нос — или член — в чужие отношения. В такой ситуации так и тянет выпить. Но… у тебя кто-нибудь есть?

— А твое ли это дело?

— Выходит, что да.

— Пока нет. Была одна сестричка из «Дома Ривингтон», я тебе о ней рассказывал.

— Сара как-ее-там.

— Олсон. Был разговор о том, чтобы нам жить вместе, а потом она нашла шикарную работу в «Масс Дженерал». Мы иногда общаемся по е-мейлу.

— Никаких отношений на первом году трезвости, это и ежу понятно, — сказал Кейси. — Мало кто из исправляющихся алконавтов воспринимает это правило всерьез. Ты — наоборот. Но, Дэнно… пора уже завести постоянную подружку.

— Батюшки, мой куратор только что обернулся доктором Филом! [10] — воскликнул Дэн.

— Жизнь у тебя наладилась? По сравнению с тем днем, когда ты заявился сюда прямиком с автобуса, с поджатым хвостом и налитыми кровью глазами?

— Сам знаешь, что да. О лучшем я и мечтать не смел.

— Тогда задумайся над тем, чтобы разделить ее с кем-нибудь. Вот и все, что я хочу сказать.

— Возьму на заметку. А теперь можно поговорить на другие темы? Может, о «Ред Сокс»?

10

Фил Макгроу, знаменитый американский психолог и телеведущий — Прим. пер.

— Но сначала, как твой куратор, я должен спросить еще кое о чем. А потом мы снова станем просто друзьями, которые вместе пьют кофе.

— Давай… — Дэн устало посмотрел на Кейси.

— Мы никогда толком не говорили о том, чем ты занимаешься в хосписе. Как помогаешь людям.

— Не говорили, — ответил Дэн, — и пускай так и будет. Знаешь, как говорят в конце каждого собрания? «Уходя, оставляйте все увиденное и услышанное в этих стенах». К той стороне моей жизни это тоже относится.

— Сколько сторон твоей жизни пострадало от выпивки?

Дэн вздохнул:

— Ты сам знаешь ответ. Все.

— И?

Не дождавшись ответа, он добавил:

— Персонал «Ривингтона» зовет тебя Доктор Сон. Слухами земля полнится, Дэнно.

Дэн сидел молча. На тарелке оставалось еще немного пудинга, а Пэтти его со свету сживет, если не доесть, но аппетит куда-то улетучился. Он давно уже предполагал, что такой разговор возникнет, и знал, что после десяти лет трезвости (и учитывая тот факт, что теперь он и сам курировал пару подопечных) Кейси с уважением отнесется к личным границам, но затрагивать эту тему все равно не хотелось.

— Ты помогаешь людям умереть. Не в том смысле, что кладешь подушки на лицо или еще как, этого и в мыслях ни у кого нет, но просто… Не знаю. И, похоже, никто не знает.

— Я просто сижу рядом, и все. Немного разговариваю с ними. Если им это нужно.

— Ты отрабатываешь Шаги, Дэнно?

Считай это Дэн новой темой для разговора, он бы охотно ее поддержал, но ему было известно, что это не так.

— Ты же знаешь, что да. Ты — мой куратор.

— Да-да, по утрам ты просишь о помощи, а по вечерам — говоришь спасибо. Стоя при этом на коленях. Это первые три шага. Четвертый — про примирение с самим собой и все такое. Как насчет пятого?

Всего шагов было двенадцать. Наслушавшись, как их читают вслух в начале каждого собрания, что он посетил, Дэн выучил их наизусть.

— Честно признать перед Богом, самим собой и другими людьми свои проступки.

— Угу. — Кейси поднес чашку кофе к губам, сделал глоток и поверх этой чашки посмотрел на Дэна. — Ты это сделал?

— Большей частью. — Дэн понял, что хочет провалиться сквозь землю. Все равно куда. А еще — впервые за довольно долгое время, — что хочет выпить.

— Дай догадаюсь. Себе ты признался во всем, Богу, как ты его не понимаешь — тоже, а вот другому человеку, то есть мне, во всем, да не совсем. Я угадал?

Дэн ничего не ответил.

— Вот что я думаю, — продолжал Кейси, — и поправь меня, если я ошибаюсь. Восьмой и девятый шаги — это искупление того зла, которое мы натворили тогда, когда находились под мухой двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Я думаю, что твоя работа в хосписе, то важное, что ты делаешь, как-то связана с искуплением. И я думаю, что какой-то свой проступок ты забыть не в силах, потому что тебе до смерти стыдно в нем признаваться. Если все дело только в этом, то ты далеко не первый, поверь мне.

Дэн подумал: «Мама».

Дэн подумал: «Сахав».

Увидел красный кошелек и жалкую пачечку продуктовых талонов. И деньги. Немного. Семьдесят долларов — хватит на четыре дня пьянки. Даже пять, если изо всех сил экономить, а закусывать только для того, чтобы не помереть с голоду. Увидел, как его рука берет эти деньги и кладет в карман. Увидел малыша в футболке «Храбрецов» и разбухшем подгузнике.

Подумал: «Малыша звали Томми».

И подумал еще — не в первый и не в последний раз: «Я никогда об этом не расскажу».

— Дэнно? Ничего не хочешь мне рассказать? Я думаю, хочешь. Не знаю уж, давно ли ты таскаешь на душе этот поганый камень, но можешь снять его прямо здесь и выйти на улицу на сто фунтов легче. Вот как это работает.

Дэн подумал о том, как малыш, ковыляя, подбежал к маме

(Дини ее звали Дини)

и как, даже сквозь пьяный сон, она обняла его и прижала к себе. И в падавшем из грязного окна спальни луче солнца они — мать и сын — лежали лицом к лицу.

— Нет никакого камня, — сказал он.

— Отпусти это от себя, Дэн. Говорю тебе как твой друг и твой куратор.

Дэн в упор смотрел на собеседника и молчал.

Кейси вздохнул:

— Сколько собраний, на которых говорили, что твои секреты — твоя боль, ты посетил? Сто? Тысячу, наверное. Из всех афоризмов АА этот — старейший.

Дэн молчал.

— У всякой души есть дно, — сказал Кейси. — Однажды перед кем-нибудь ты обнажишь и свое. А если нет, то рано или поздно обнаружишь себя в баре со стаканом в руке.

— Я тебя понял, — ответил Дэн. — А теперь можно перейти к «Ред Сокс»?