Доктор Торн
Шрифт:
Ощутив пустоту и запоздало услышав на гравийной дорожке скрип шагов, Фрэнк резко обернулся:
– О, это ты, Августа? Что тебе нужно?
По натуре Августа вовсе не была ни злой, ни вредной: не стоит забывать, что в ее венах текла не одна утонченная и изысканная кровь Де Курси, но и более крепкая и здоровая кровь Грешемов. Она вовсе не собиралась обрести в лице брата врага, оповестив общество о его маленьком прегрешении, но слова тетушки об опасности подобных встреч запали в душу. Поэтому, увидев Фрэнка на краю той самой пропасти, о которой графиня только что предупредила матушку, Августа вздрогнула и испуганно застыла. Она свято верила, что ее предстоящее замужество –
– Что это с тобой? – фыркнул Фрэнк. – С какой стати, словно гусыня, задрала подбородок и вытянула шею?
Фрэнк всегда чувствовал себя деспотом среди сестер, а потому забыл, что старшая из покорных овечек скоро перейдет из его власти во власть сына портного.
– Фрэнк, – заговорила Августа тоном, достойным недавно полученных великих уроков графини Де Курси, – тетушка хочет видеть тебя в малой гостиной, причем немедленно.
Выполнив поручение, она решила, как только брат уйдет, дать добрый совет соучастнице преступления, то есть мисс Торн.
– В таком случае, Мэри, нам лучше пойти туда вместе, ведь как раз наступает время чая, – заметил Фрэнк.
– Графиня рассердится, если ты задержишься. Она и так уже ждет двадцать минут. А мы с мисс Торн придем чуть позже, возразила Августа.
Слова «мисс Торн» прозвучали таким тоном, что Мэри тотчас гордо выпрямилась и сухо заявила:
– Надеюсь, мисс Торн не станет помехой никому из вас.
Фрэнк также уловил в голосе сестры нотки неприязни к Мэри и почувствовал, что благородная кровь Де Курси уже восстала против племянницы доктора в отношении брата, хотя благополучно снизошла до сына портного в отношении самой Августы.
– Хорошо, я уйду, но смотри, Августа: если скажешь о Мэри хотя бы слово…
Продолжить ему не удалось. Негодование Мэри обожгло и заставило замолчать прежде, чем звук ее голоса достиг слуха. И все же она заговорила, едва ли не перебивая, причем громче, чем было необходимо:
– Хотя бы слово о Мэри, мистер Грешем! Но почему же мисс Грешем не сказать о Мэри все, что захочется? Должна тебе признаться, Августа, а также попросить рассказать об этом всем, кому пожелаешь: уже второй раз твой брат…
– Мэри, Мэри! – воскликнул Фрэнк, пытаясь ее прервать.
– Прошу прощения, мистер Грешем, но вы сами вынудили меня поведать вашей сестре обо всем, что произошло. Так вот, Августа, уже второй раз твой брат решил развлечься с помощью столь неуместных признаний…
– Неуместных?..
– Да, к тому же оскорбительных! – заявила Мэри и добавила, не в силах забыть болезненную рану, нанесенную невинным флиртом с Пейшенс Ориел: – Наверняка что-то подобное он говорит и другим девушкам. Мне кажется, это жестоко. Даже если кто-то может посмеяться над ним или, напротив, поверить ему – как угодно, – я не могу. Теперь мне придется покинуть Грешемсбери – во всяком случае, до тех пор, пока мистер Грешем сам отсюда не уедет. А тебе, Августа, клянусь, что с моей стороны нет ничего такого, что надо было бы скрывать.
Высказавшись в столь высокомерном тоне, Мэри Торн гордо расправила плечи и, словно королева, прошествовала к дому. Если бы в этот момент ее встретила сама леди Де Курси, то, скорее всего, поспешила бы уступить дорогу.
– Не сказать ни слова обо мне! – повторила она уже самой себе, но достаточно громко, чтобы услышали
Августа и Фрэнк. – Но мне нечего скрывать, нечего!Потрясенная негодованием Мэри, Августа молча поспешила за ней. Фрэнк тоже пошел следом, хотя и не утратил дара речи. Едва миновало первое удивление, вызванное внезапной вспышкой гнева мисс Торн, он ощутил потребность хоть что-то произнести ради утешения дамы сердца, а заодно в оправдание собственной цели, и, обращаясь к сестре, пояснил:
– Говорить особенно не о чем – по крайней мере, в отношении Мэри, – но если желаешь обидеть брата, то можешь объявить, что я всем сердцем люблю мисс Торн и никогда не полюблю ни одну другую девушку.
К этому времени они уже вышли на лужайку, и Мэри, свернув с ведущей к дому дорожки, негромко добавила:
– Невозможно помешать ему говорить глупости, Августа, но сама видишь: я не могу продолжать слушать эту пустую болтовню.
И Мэри едва ли не бегом бросилась в дальний конец сада, где заметила Беатрис.
Подходя к дому вместе с сестрой, Фрэнк попытался убедить ее дать слово, что она не станет ни с кем обсуждать сцену, свидетельницей которой стала.
– Конечно, Фрэнк, все это глупости, – ответила Августа, – и впредь постарайся не развлекаться подобным образом.
– Но послушай, Гус, мы с тобой всегда дружили; так давай не станем ссориться накануне твоей свадьбы.
И все же Августа ничего не пообещала.
Войдя в малую гостиную, Фрэнк понял, что графиня от затянувшегося ожидания раздражена. Уже по дороге он сообразил, что разговор предстоит нелегкий: три посланницы – матушка, леди Амелия и старшая из сестер – сообщили, что графиня желает его видеть. Стало ясно, что к двери приставлена своего рода охрана, чтобы оградить ее светлость от нежелательного вторжения.
Как только Фрэнк вошел, графиня просветлела лицом и пригласила его занять стул рядом с подлокотником просторной софы, где она возлежала. В непосредственной близости, на небольшом столике, стояла чашка, чтобы леди имела возможность проповедовать почти так же, как если бы вознеслась на церковную кафедру.
– Дорогой Фрэнк, – начала графиня Де Курси, вполне соответствующим важности сообщения голосом, – сегодня ты достиг совершеннолетия.
Фрэнк кивнул, не понимая, зачем указывать на очевидное.
– Да, это свершилось, и, возможно, мне бы хотелось, чтобы празднование в Грешемсбери было более пышным и радостным.
– Ах, тетушка! Думаю, торжество и так было организовано очень хорошо.
– Грешемсбери, Фрэнк, является, или должно стать, резиденцией первого в Восточном Барсетшире члена палаты общин.
– Так и есть. Вряд ли в графстве найдется кто-то лучше отца.
Графиня тяжело вздохнула: ее мнение о бедном сквайре в корне отличалось от мнения Фрэнка.
– Не имеет смысла вспоминать о том, что невозможно исправить. Первый член палаты общин от Восточного Барсетшира должен обладать положением… Конечно, не скажу, что равным положению пэра, но…
– Право, нет! Конечно же, нет! – воскликнул Фрэнк, и наблюдатель смог бы уловить в его голосе легкую нотку иронии.
– Нет, не равным положению пэра, но все же чрезвычайно важным. Разумеется, мои честолюбивые помыслы в первую очередь сосредоточены на Порлоке.
– Совершенно верно, – подтвердил Фрэнк, думая о том, на каком слабом основании покоится честолюбие графини, ибо молодые годы Порлока не принесли родителям безоговорочного удовлетворения.
– Да, надежды сосредоточены на Порлоке, – повторила тщеславная графиня, однако, как мать, не сумела сдержать вздоха. – Но вслед за Порлоком, Фрэнк, забочусь о тебе.