Докторица
Шрифт:
Когда в первый день мы попали в назначенную нам мишенью большую сосну, я чуть от гордости не лопалась, как и Маша, когда мы из Мишки на земле вылезали. Но нам быстро объяснили, что это нам, как новичкам или не слишком умным просто повезло, и это попадание ни о чём не говорит. Вот когда мы станем стабильно попадать в круг хотя бы в десять метров в диаметре, вот тогда будет повод гордиться. Следующий же вылет показал, что старшие снова правы и все наши "бомбы" легли не ближе пяти десятков метров от цели. И вообще, они летят куда угодно, только не туда, куда назначено, как ни старайся. На третий день, когда от усталости постоянных вылетов и заходов на бомбометание уже ноги дрожали мы с Машей одновременно сорвались и переругались, обе уверенные, что причина наших промахов в другой. Были бы мы парнями, наверно подрались бы. Обедали молча, обе надутые, и Зоя нас не кинулась мирить, а только хмыкала и улыбалась. Потом она объяснила, что это один из этапов притирки экипажа, что если суметь из этого первого конфликта с честью выйти, то экипаж получается, а вот если нет, то лучше искать другое сочетание в команду, эффективно работать не получится. После обеда успокоилась, отошла от нервного запала, подумала и пошла к Маше мириться, как оказалось, мириться мы решили одновременно и в итоге, сначала расплакалась она, а за ней и я. Если до этого, мы ещё, можно сказать, принюхивались друг к другу, то на новый вылет пошли уже почти подругами. А ещё через день у нас пошли бомбометания, и раз от раза стала повышаться точность и слаженность. И если даже в танке есть внутренняя связь, то в исполнении Удваса связь – это СПУ (самолётное переговорное устройство) в виде трубы между кабинами, вроде того, что было на старых пароходах, когда в трубу с мостика в машинное орали команды, а потом прижимали
Вечером разговорились с Машенькой. Оказалось, что она старше меня на полгода, мы с ней с одного года, но так как она майская, то пошла в школу на год раньше меня и поэтому успела до войны год проработать в какой-то артели. Вообще, она прекрасно рисует и мечтает поступить в художественное училище на художника-оформителя или реставратора. В полку она бессменный редактор всей наглядной агитации, стенных газет и боевых листков. У неё получаются великолепные карикатуры и шаржи, причём шаржи у неё получаются удивительно добрые и никто не обижается. Мне кажется, что это потому, что она сама очень добрый человек, ведь шарж очень легко сделать зло и выпятить уродство, очень многое зависит от того, какое нутро у самого художника. Она рассказала, что ещё в начале июня сорок первого уговорила маму и младшего брата поехать к родственникам на Украину. Она очень хотела писать этюды, то есть нарабатывать умения и навыки по рисунку для поступления в училище, где на конкурс нужно представить ряд своих работ в разных техниках, для того, чтобы комиссия оценила все грани твоих умений. Они замечательно отдыхали, мама общалась с сестрой и другими родственниками, брат не вылезал из местной речки, а она рисовала, когда грянула война. Они жили на хуторе, где узнали о начале войны только на третий день, ведь их не бомбили, кому нужно тратить боеприпасы на маленький хутор? Пока судили и рядили, собирались в дорогу, словом потеряли кучу времени, на дорогах уже были толпы беженцев и наших отступающих войск. Самыми страшными были постоянные налёты немецкой авиации, хотя было ведь совершенно точно видно, что среди идущих по дороге никаких войск нет, все гражданские, но даже истребители не пролетали мимо просто так, обязательно снижались и делали несколько заходов, поливая из пушек и пулемётов разбегающуюся толпу. Так в один из налётов, может даже одной пулей были убиты её мама и брат. Мама умерла сразу, а вот брат ещё больше суток мучился и умирал у неё на руках. Она рассказывала, как сходила в ближайшую деревню, еле выпросила тачку, чтобы привезти тела родных. На удивление ей помог поп из местной церкви, который не только пристыдил местных женщин, но и помог с похоронами. А ввиду того, что мама была крещёной, то не стал возражать против отпевания и похорон по православному обряду. Пока это происходило, пришли вести, что немцы уже прошли на восток и она, как получилось, оказалась в тылу у немцев. На предложение остаться в деревне, Маша отказалась и решила идти пока сможет. Несколько раз видела немцев, картины зверств и расправ и не только над военными, которые устраивали солдаты вермахта. Когда она уже решила, что добраться до своих у неё не получится, она вдруг вышла к штабу какой-то нашей части. Она каким-то образом прошла насквозь линию соприкосновения войск, видимо повезло, что ещё не было сплошной линии фронта.
После всего увиденного, она для себя решила, что она будет воевать с немцами. Для девушки самый простой и доступный путь был идти в медицину, но Машу, как и меня когда-то, это не устраивало, на курсы радистов её почему-то не взяли, я полагаю, что при прослушивании у неё не обнаружили достаточного чувства ритма и слуха. Как художника её охотно взяли бы в любой штаб от уровня корпуса и выше. В больших штабах работа художника достаточно востребована и ценится. Взять хотя бы оформление штабных карт. Нанести обстановку ("поднять карту") с расположением частей и штабов, оперативную обстановку могут штабные офицеры, это их работа и они с ней справятся без художественных талантов. А вот дальше карту надо оформить, привести в презентабельный вид, то есть красиво подписать, оставить место для подписи её старшим начальником и прочее, а это нужно сделать красивым шрифтом, это нужно уметь делать. Для художника это несложная задача, а вот для остальных это не так легко. Кроме карт в штабе куча другой оформительской работы и художник ценится и нужен. Но Машу совершенно не прельщала служба в штабе, она хотела лично участвовать и на передовой. Вообще, из художников получаются хорошие стрелки, после обучения, потому что глазомер и умение видеть для художника профессиональный навык. Но в снайперы Маша не попала, видимо не попалась на глаза толковому специалисту. С моей точки зрения, Маша – настоящая русская красавица, у неё не такой типаж, как у моей мамы, но это не значит, что она не красавица. У неё довольно широкое, немного скуластое лицо, большие светло серые глаза с шикарными густыми тёмными ресницами, аккуратный чуть вздёрнутый носик, красивые объёмные губы и тёмно-каштановые густые волосы, которые сейчас обрезаны на уровне шеи, а раньше была коса и как я догадываюсь, её коса была толще моей, хотя у меня самой волосы густые, а не крысиный хвостик. Сосед сказал, что Маша похожа на актрису Наталью Фатееву, вот только Фатеева в юности была пышечкой, а Маша довольно стройная и глаза у Фатеевой голубые, а не серые. Машенька на несколько сантиметров выше меня, чуть плотнее с идеальной гитарной фигурой, высокой грудью и прямыми ножками. [12] Ну какому штабному мужчине бы не хотелось, чтобы рядом ходила и вдохновляла на ратный труд такая красота. Машу, как меня и многих красивых девушек эти сальные взгляды только бесят. А ещё у неё "взгляд художника" – прямой, открытый, словно просвечивающий рентгеном, такие взгляды у тех, кто не смотрит, как большинство, а видит. И этот взгляд делает её глаза ещё красивее, он словно притягивает к себе внимание…
12
К слову, про ножки – мы здесь ходим в сапогах и если у меня и у Маши голенища прямо от стопы к коленям, то у той же Зои и ещё у очень многих голенища от ступней немного расходятся в стороны, при том, что колени соприкасаются, то есть ноги формально прямые, а не "колесом". Вообще, Сосед рассказывал про саблевидную деформацию костей голеней, когда даже если колени вместе, голени имеют изогнутую форму. Классическая "саблевидная деформация" – один из признаков врождённого сифилиса, даже вылеченного у матери и не передавшийся ребёнку, но каким-то образом болезнь закрепляется в генетическом коде. Чаще всего девушки с такими ногами отличаются довольно вульгарным поведением и манерами. Как бледная трепонема вносит такие изменения в наследственный материал и даже особенности личности ответов нет, и это противоречит трудам генетиков, но, тем не менее, факт имеет место.
В общем, она с трудом, но попала в ШМАС на специальность оружейника, где и познакомилась с Евдокией Зайцевой, с которой они вместе попросились в ночной бомбардировочный полк. Уже здесь в полку обе стали дополнительно учиться на специальность "штурман", ведь специальность стрелка автоматически присваивается оружейникам. Так или иначе, но к новому году она сдала все положенные допуски, а Дуня стала летать с Зоей уже осенью. Маша очень хотела и верила, что её возьмёт себе в экипаж Катерина – вторая девушка-пилот, но с ней как-то сразу не заладились отношения, и мужчины девушку в экипаж не брали. Вот и получилось, что к моему появлению Маша всё ещё продолжала оставаться оружейницей, и не могла реализовать свою мечту – летать и отомстить оккупантам.
Стоит сказать о мести в нашем случае. Наверно все помнят месть в исполнении Эдмона Дантеса, ставшего графом Монте-Кристо. Ему за свои пережитые несправедливо мытарства и предательство со стороны людей, которых он считал своими друзьями, требовалось их унизить, лишить самого дорогого и важного, испытать удовольствие от совершённого им возмездия. Что он по книге и выполнил, и Дюма как высочайшую оценку его великодушию описывает то, что он пожалел сына своей бывшей любви, не убив его. Вообще, в исполнении идеи изложенной Дюма в этой книге, получается довольно кривая картинка. Ведь обиженный Эдмон имеет право на месть в виде исполнения справедливости и воздаяния на предательство. Но по ходу он ведь наносит ущерб не только своим врагам, которые вроде как отвечают за свои дела, но есть те, кто попал под его карающую дубину пострадали не особенно заслуженно и уже они
имеют право на месть теперь уже Эдмону. Логично?! И вообще, кто может измерить, сколько и кому за что положено воздаяния? В Заповедях довольно подробно выписано "око за око", "быка за быка", вообще, эта часть Писания как-то больше прейскурант напоминает. Осталось только указать, что надо измерить упитанность быка и качество зрения изымаемого глаза. На Сицилии, где в ходу омерта и вендетта, специальные собрания старейшин из числа самых уважаемых решают, когда вендетту можно заканчивать, потому, что долг мести уплачен и их слушаются, иначе на острове бы уже давно не осталось населения. То есть месть в их традиции упорядочена и по сути существует во исполнение христианских заповедей. И про удовольствие и наслаждение удовлетворением от мести как у Дюма речь уже как-то не особенно идёт.В нашем случае, мне кажется, что у меня, что у Маши, месть немцам – это скорее такая форма долга перед памятью родных погибших от рук подлых захватчиков. То есть, месть – это не убить как можно больше или какое-то количество по христианскому прейскуранту (око за око), а принести свой максимально посильный вклад в нашу победу над врагом. В нашем случае – не ударным трудом на производстве в тылу, а на переднем крае, на фронте и лично. Мне кажется, что именно такая форма и трактовка понятия мести свойственна нашему народу, совершенно не понятная нашим западным соседям, ведь не зря при нашем наступлении, по словам Соседа, немцы, которые знали, что творили на оккупированных территориях их войска в ужасе бежали куда только могли, потому, что согласно католическим законам мы, придя в Германию, должны были превратить её в пустыню, да и не её одну. А вместо этого наши солдаты жалели и кормили голодных немцев, и никакая пропаганда бы не сработала с идеей, что "Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ сам по себе". Если бы у нас не было исконного понимания, что месть – это победа над врагом, а не удовольствие от воздаяния по счёту и прейскуранту. Вот только это не слабость, как думают многие наши соседи. Именно поэтому у нас никогда не было колоний и приграничные области присоединялись к нам добровольно и без примучивания, как это принято в колониях. [13] Потому и выходит, что в нашей с Машей мести нет никакого удовольствия, нет задачи убить и тем более в какой-нибудь изощрённой форме. Мы за смерть наших родных должны лично сделать для приближения нашей победы максимум возможного по нашим силам.
13
Я уже говорила, о том, что это касалось нашей истории до того, как под влиянием европцев в Петербурге не решили с Туркестаном реализовать европейскую модель и начались походы на Хиву и Самарканд, где местных примучивали к покорности белому царю. Аналогично пытались поступить и с горцами Кавказа. А захват и удержание заложников (аманатов) — это давнишняя тактика англичан в колониях и Ермолов со всей страстью стал эту идею реализовывать. Вот только Северный Кавказ уже фактически был готов прийти в состав России и так, ведь жили бок о бок с Терскими казаками, но решили поиграть по импортированным английским правилам, в результате получили тлеющий очаг на сотни лет…
У Маши есть ещё старший брат, который служит и воюет в танковых войсках, он старший сержант и командир танка, она мне показывала фотографию, где он снялся на фоне своей "тридцатьчетвёрки". Сосед очень внимательно разглядывал фото и уверил меня, что этот танк сильно отличается от классического Т-34 начала войны, что у него не короткая, а длинная пушка, похоже калибра пятьдесят семь миллиметров, башня сдвинута на середину корпуса, а люк мехвода с лобового листа ушёл наверх. Большего рассмотреть на фото было нельзя, но и это радовало, потому что такие танки у нас должны были появиться только к лету этого года, а в достаточном количестве только к следующему году, а Олежек – брат Маши служит в обычной, а не гвардейской части, куда направляют самую новую и лучшую технику и оружие. Ещё один штрих, у него на плече почти за спиной висит автомат с рожком, то есть это его штатное оружие, а не взятое у кого-то для позирования на фото, иначе бы он его повесил на грудь, а это значит, что экипажи танков вооружены уже не только пистолетами, как в истории Соседа, где танковые экипажи стали вооружать уже только после лета этого года. Почему я завела разговор про Машиного брата, потому что по "прейскуранту" наличие брата на фронте уже освобождает Машу от мести и она вполне могла бы не рваться на фронт, но тут уже дело личности и чувства долга. Я Машу вполне понимаю, ведь я вполне могла бы остаться летать в связной авиации, где у меня есть "боевые"…
С обеда тщательно отрабатывался сегодняшний вылет. И тут дело не в том, что все тупые или командование как наседки трясутся и опекают без меры. Тут дело в другом – связи нет, даже помахать руками из машины соседу не получится, летим в темноте, то есть нужно так точно и внятно каждому знать свои действия, чтобы и без управления в воздухе задача была выполнена. У ночников за почти два года войны уже наработаны приёмы и умения, я учусь уже на них, оплаченных чьими-то жизнями и кровью. По плану операции вылетаем всем полком, все шесть пар, а мы с Зоей летим первыми. Тут дело не в том, что мы с Машей из себя что-то представляем, просто мы в паре с комэском. Задача нашей пары выйти на цель первыми и подсветить её для остальных. Первой идёт Зоя, рассчитывать, что я в первом вылете сумею в темноте выйти на цель и отбомбиться по ней – это больше, чем наивность. А вот такая матёрая зубриха, как наш камэск, найдёт и с первого захода отбомбится по цели. У неё на подвеске две "сотки", у меня четыре фугаски по полста. Задача Зои выйти на цель и отбомбиться, чем подсветить цель остальным. Моя задача-минимум зайти на цель под углом и постараться попасть вообще куда-нибудь, задача-максимум – уничтожение зениток. Кроме этого нужно чётко проговорить, что после выхода от цели все крутят развороты в одну сторону, чтобы не столкнуться в темноте, и заходы на цель чётко волнами, чтобы не оказаться вынужденными над целью в зоне работы вражеских зениток уворачиваться ещё и от столкновений друг с другом. Мы с Зоей идём со значительным отрывом впереди, поэтому у меня для захода на зенитки будет возможность успеть зайти и отбомбиться ещё до подхода основной группы. А вот когда она подойдёт, мне если захочу сделать ещё заход, нужно ждать, пока все отработают над целью и только тогда атаковать. На словах всё понятно и схемы толковые нарисовали. Но ведь понятно, что на практике реализовать такую красоту почти невозможно, тем более в темноте, когда главная задача – не красота, а точная бомбардировка. Волнуюсь, конечно, куда ж без этого…
Зоя взлетела первой, я пристроилась за ней, у неё на хвосте горит маленькая синяя лампочка, которая светит в узком секторе, но я по ней могу ориентироваться и держаться за ней и сбоку. Но кроме этого помню карту нашего маршрута и старательно выискиваю ориентиры, чтобы привязаться к местности самой. То же делает и Маша в задней кабине. Я волновалась перед вылетом, но это мелочи, по сравнению с тем, как трясло моего штурмана, надеюсь совладает с собой и успеет до бомбометания успокоиться и сосредоточиться…
Наша цель небольшой полустанок, вообще, это даже не полустанок, это скорее приспособленный под разгрузку переезд, но немцы им пользуются и нужно не просто его разбомбить, по данным разведки там скопились два или три эшелона, один из которых с горючим. Если его получится зажечь и топливо вытечет, то скорее всего удастся привести в непригодное для использование состояние не только все остальные грузы, но и пути со всем путевым оборудованием. Конечно, немцы организованную точку разгрузки эшелонов прикрыли зенитками и прикрыли хорошо, но в том-то и дело, что в наши самолёты на низких высотах ночью попасть очень трудно, и даже если у них есть прожекторные установки, это не намного облегчит им задачу. Хотя, если хороший прожекторист захватит лучом самолёт, то зенитчики с эрликонами не упустят свой шанс. И всё равно, у нас шансов на успех гораздо больше, чем у больших бомбардировщиков, ведь фактически цель очень небольшая по площади, ювелирная работа, как раз для нас…
Вот Зоя мне мигнула дважды и погасила хвостовой огонь. По плану я сейчас должна уйти вправо, чтобы к моменту её атаки я вышла сбоку под углом градусов в пятьдесят и метрах в пятистах дистанции, чтобы иметь возможность для манёвра на дальние от её курса зенитки. Мы уже минут пять как убавили обороты моторов до самого малого и планировали с высоты больше полукилометра. В кабине только чуть подсвеченные синим светом шкалы приборов, по которым ориентируюсь, потому, что ночь пасмурная и луна на четверти, не больше, то есть очень темно. После выключения огня у Зои мы словно повисли в темноте. Нет, не бывает такого, чтобы вообще ничего нельзя было разглядеть. Даже в такой темени видела светлое ровное поле замёрзшего Чудского озера, видны тёмные пятна лесов, огоньки на хуторе, дорогу с идущими машинами, пусть даже у них на фарах светозащитные приспособления установлены, а это всё способы привязки и ориентирования на местности. И сейчас по моим прикидкам Зоя чётко вывела нас к месту разгрузки и впереди видны огни. Как бы ни старались немцы соблюдать светомаскировку, но человек не крот, ему свет нужен…