Докторица

Как я ни ждала и была готова, но вспышка взрыва в ночи резанула по глазам, на полминуты подарив мелькание цветных сполохов в глазах, но при этом в этой вспышке успела увидеть дальнюю оконечность, где стоят зенитки и пока восстанавливалось зрение довернула в ту сторону и начинаю высматривать конкретную цель. У меня снизу висят четыре "полусотки" и запланированы два захода, и в каждом я должна отбомбиться двумя, для повышения вероятности поражения цели. Если бы у меня было больше опыта, то можно было бы сбрасывать только по одной бомбе и сделать четыре захода на четыре цели. Сориентировалась по высоте и чуть приняла вверх и вот она зенитка, от горящего неподалёку костра её немного подсвечивает и хорошо видно, как вокруг спаренного орудия копошатся чёрные тени. Подправляю курс, выравниваюсь по горизонту, Маша сейчас высунув голову направо высматривает через прорезь в крыле нашу цель, а у меня всё внимание на приборах и удержании курса, который она подправляет сигналами мне педалями…

С разницей в секунду-полторы самолёт дважды подвспух, для Мишки уменьшение веса на центнер – это существенно, это почти десятая часть всего полного веса. Увожу самолёт в сторону, когда сзади грохочут два взрыва, я не могу посмотреть, это Машина работа, но как-то не думала, что взрыв так громко слышен, как нас догоняет ударная волна и словно бьёт в самолёт, так что не только стоном конструкции, но и толчком по рукоятке и педалям чувствую её. Отлетели в сторону, закладываю разворот, и едва его закончила, как впереди грохочет новый взрыв и взмётывается столб пламени, а со стороны станции слышу заполошные трещотки зениток. В первую секунду мелькает мысль, что я так затянула с атакой, что уже подошла первая волна наших, но тут доходит, что это Зоя успела развернуться и сейчас уже прицельно выложила свою вторую "сотку" по вагонам с горючим, чем точно обеспечила полную подсветку целей для всего полка. Я же разглядываю предназначенные мне зенитки. На месте первой атакованной нами какие-то горящие ошмётья, она не стреляет, а вот ещё две лупят в сторону Зои… Кричу с раструб СПУ, что постараюсь их состворить, выворачиваю самолёт и как могу выравниваюсь на боевом курсе. Между зенитками метров сто, самолёт подвспух от сброса, чуть доворачиваю на второе орудие, между ними метров сто, у нас секунды четыре… Грохочет взрыв и ощущение сброса почти совпадает с ударом догнавшей ударной волны, всё, можно уводить самолёт. С одной стороны, чтобы не попасть под зенитки, с другой, чтобы не мешать нашим…

Не знаю, как именно мы отработали, старалась изо всех сил, но что вышло узнаю только дома или если мне Маша в трубу прокричит. Так ведь ещё и наушник зимнего шлемофона слушать мешает. Вдруг сзади раздаются очереди ШКАСа, который установлен у штурмана. Первая мысль, что не углядела ночные немецкие истребители, которых здесь на нашем участке фронта вроде не встречали. Верчу головой, но нас никто не атакует, да и стрельба после пары длинных очередей затихла… Нас вроде бы пару раз легко тряхнуло, но мы уже ушли в темноту. Мне, чтобы вернуться пришлось заложить небольшой круг, поэтому я во всей красе издали понаблюдала устроенный нашим полком на месте разгрузочной площадки фейерверк. Теперь уже не было нужды таиться и подняв обороты до тысячи трёхсот, на крейсерской скорости сто двадцать километров в час полетели к себе. Добавлять обороты двигателя нужно сразу после выхода из атаки, потому, что более громкий звук работающего двигателя может отвлечь на себя зенитки от тех самолётов, что ещё только заходят для работы. Пусть это мелочь, но из таких мелочей складывается результат…

Хотелось бы наверно по горячим следам поделиться со штурманом впечатлениями, но наша дубовая переговорная система как-то совершенно не располагает. По пути домой не потерялись, привязки были точными и вышли на ВПП с очень небольшим промахом. На звук нашего мотора на полосе зажгли фары подсветки полосы, и наши колёса побежали по укатанному снегу…

Мы оказались первыми, Зоя села минут через десять. Увидела нас и явно обрадовалась, но я не успела ей доложиться, как она накинулась на Машу. Если перевести с её русского на понятный, то штурману вставили пистон за то, что она открыла огонь из пулемёта, тем более трассирующими, что если бы была хоть одна зенитка, развёрнутая в нашу сторону, то мы бы сейчас здесь не стояли. Что она нам твердила и мозоли на языке заработала, о скрытности – как главной нашей защите над целью, а огонь из пулемёта фактически самое лучшее целеуказание для немецких зенитчиков, которые наш самолёт разберут на молекулы даже с расстояния в несколько километров. Маша попыталась возражать, что ей Дуняша сама рассказывала, как она из пулемёта окопы обстреливала. Но тут оказалось, что это было только пару раз, когда пришлось бомбить передний край не дожидаясь полной темноты и самолёт и так видели и особенного криминала в такой стрельбе не было, тем более, что на передовой зениток почти нет, а прижать противника огнём из пулемёта даже хорошо, меньше будет в самолёты стрелять… После втыка Маше, перешли на результаты нашей первой бомбардировки. В первую зенитку одна из сброшенных бомб попала прямо в неё, а вот из двух других сброшенных по одной в зенитку мы не попали, но от близкого разрыва огня орудия не открыли, что было причиной неизвестно, но задачу подавления зенитного огня с этой стороны можно считать успешно выполненной. Так что в конце нас похвалили и поздравили с первым настоящим бомбометанием и уничтожением вражеской зенитки. Напоследок Зоя сказала, что завтра проведёт со мной более подробный разбор вылета.

Как раз к этому моменту стали возвращаться остальные машины. Вскоре произвели посадку уже одиннадцать экипажей вместе с нами, не было только машины комэска первой эскадрильи, который раньше командовал третьей. Думать, что такой опытный лётчик мог просто заблудиться и не найти свой аэродром никому в голову не пришло и уже начали закрадываться самый чёрные мысли, а радость от удачного вылета стала стремительно гаснуть в тревоге за товарищей. Когда на дальнем конце поля началась какая-то суета и вскоре к стоянкам подошёл парень в лётном комбинезоне. Маша мне подсказала, что это штурман-стрелок не вернувшегося экипажа, когда он начал докладывать командиру полка:

— Товарищ гвардии майор! Меня послал с места вынужденной посадки гвардии старший лейтенант Матросов. Во время вылета над целью попали под зенитный огонь, машина сохранила управление и мы возвращались, когда уже на подходе мотор обрезало и мы немного не дотянули до полосы. Произвели посадку на лугу в трёх километрах отсюда, командир в порядке, остался ждать помощь. Доклад окончил…

Все живы и здоровы! Радость всколыхнулась с новой силой! Все радостно повалили в столовую перекусить перед сном. Только названные командиром остались разбираться кому и куда ехать, что требуется взять с собой… Уже назавтра увидела пострадавший самолёт Матросова, у него больше трети левого верхнего крыла не было вообще, каким-то чудом уцелели стойки, которые удерживали или удерживались остатками силового набора крыла из балок и лонжеронов, а на тросе болтался уцелевший кусок вырванного из шарниров элерона. Многочисленные пробоины в других крыльях и фюзеляже на этом фоне просто терялись. Осталось только восхититься тем, какой запас прочности и летучести заложили в конструкцию нашего самолёта. Вокруг пострадавшей машины уже завели деловитый хоровод техники, уверена, что скоро и по нему доложат, что самолёт к вылетам готов. Комэск-раз Матросов на самом деле легко ранен или повредил руку при посадке, потому как ходит с рукой на перевязи.

Но мне нужно идти на разбор полёта к Зое. И до самого вечера она меня дотошно выспрашивала, что я видела, о чём думала, что делала по всему полёту буквально посекундно. Я думала, что говорить будем про саму бомбёжку, и сказала об этом, на что получила ответ, что грамотно дойти, а потом без ущерба уйти часто гораздо труднее, чем провести самую ювелирную и сложную бомбёжку. Ещё оказалось, что она ещё вчера в небе заметила, что я здорово провалилась по высоте, что ещё десяток метров и нас бы не просто ударной волной пнуло, а могли осколки или "вторичные взрывные снаряды" достать. Последние – это, как оказалось, всякие обломки, камни, куски строений и деревьев, которые силой взрыва разбрасывает в стороны, и они могут наносить ущерб не меньше, чем части самой бомбы. Отдельно мне было высказано неудовольствие за две пробоины, которые нашёл в самолёте наш грустный Матвей и доложил комэску, как положено. И что малолетняя дурочка (это про Машу, если вы не поняли, и ничего, что она меня старше, но я – командир экипажа, а значит несу ответственность за всё) из пулемёта решила пострелять – мой личный недосмотр и недоработка. Что моё дело это не просто за ручку управления подержаться и в педали попедалировать, а всё остальное – хоть травой зарасти, моё дело касается всего не только в самолёте, но и вокруг него. То есть ходить, думать, оценивать и делать правильные своевременные выводы и реализовывать их. Кроме того, что просто проговаривали мои и Машины действия во время всего полёта, мне ещё было подсказано с десяток наземных ориентиров, часть которых даже помню по полёту. Что важно, это были именно ночные ориентиры, а не уже привычные для меня дневные, как оказалось, это совершенно разные вещи… В общем, этот разбор – продолжение учёбы и натаскивания боевого лётчика…

Глава 69 Будни и концерт

В воскресенье двадцать первого марта я до обеда отпросилась съездить в отдел и проведать сестрёнку, по которой уже очень соскучилась. Ведь не виделись всего несколько дней, но столько за это время для меня прошло, узнала столько нового, такая выпала нагрузка, что в моём восприятии прошло гораздо больше времени, наверно в обычной размеренной жизни за прошедшие дни со мной случилось нового и больше, чем выпадает за несколько месяцев. Я уже говорила, что в первый день получила втык за оставленный у штаба мотоцикл? В общем, мне поставили на вид явное нарушение мной режима маскировки аэродрома от воздушной разведки. Но против наличия у меня в пользовании мотоцикла никто не возражает, да и статус у меня прикомандированный, что даёт мне право на некоторые вольности, но я этим сильно не бравирую, ни к чему это… Тем более, что после первого боевого вылета, наутро меня вызвал к себе майор Елисеев:

— Вызывали, Василий Кузьмич!

— Да, проходи… — я прошла к его столу в выгороженном брезентом от чехлов в штабной землянке углу, а он крикнул, — Так, всем пойти покурить, мне с лётчиком секретно поговорить нужно!

Пока штабные, пыхтя и вздыхая, покидали палатку, мы молча сидели и смотрели друг на друга. О чём таком СЕКРЕТНОМ со мной вдруг пожелал поговорить командир полка, я после пары попыток решила не гадать. Вроде бы за душой у меня никаких нарушений и провинностей, да и для разноса удалять свидетелей не в стиле прямолинейного Елисеева. Сидим, смотрим друг на друга. Когда все ушли, о чём крикнул выходя Прудников, командир поднялся, принёс из-за загородки бывалый чайник и пару кружек, в которые заварил крепкий чай и пододвинул ко мне парящую кружку с заваривающимся чаем.

— Я вот чего хотел, лейтенант! Ты послушай, не перебивай, потом говорить будешь… Мы тут с комиссаром поговорили, он в штаб позвонил, ему ничего говорить про тебя не стали, но дали понять, что с тебя пылинки лучше сдувать. То есть тебя кто-то очень серьёзный поддерживает, о ком даже не говорят. Как ты понимаешь, мне в полку такие сложности не нужны. Мы должны задачи боевые выполнять, а не охрану избранным обеспечивать… — я дёрнулась возразить, но он поднял открытую ладонь, показывая, что позже даст мне высказаться. — И вот что я тебе предлагаю. По вчерашнему вылету мне Зоя доложила, что работала ты грамотно, и если бы твой стрелок пулять не начала, то и замечаний бы вообще не было. Она подтвердила, что ты две зенитки уничтожила, а третью повредила. То есть это подтверждённые результаты, а это три расчёта по пять человек, то есть, больше десяти человек живой силы, как минимум уничтожила. Я имею законное право за это уже подать на тебя документы и представить к награде. Потом ещё месяц у нас побудешь, может ещё пару раз куда-нибудь слетаешь недалеко, награда придёт, вручим перед строем торжественно и вернёшься к своим уже боевая и награждённая. Это же не просто так, а будешь с настоящей заслуженной медалью ходить… — мне стало любопытно:

— И на какую награду я уже налетать успела, товарищ гвардии майор?

— Ну, за один вылет, хоть и успешный с подтверждением, плюс у тебя боевых вылетов уже больше тридцати, я могу тебя к медали "За боевые заслуги" представить… — вот здесь я начала хохотать и ничего с собой сделать не могла. Вспомнилось, как Николаев мне ухмыляясь вручал третью такую медаль со словами, что я видимо приговорена к этому виду награды и это судьба. В общем, меня душил смех, и я ничего не могла поделать. Наконец, отсмеявшись, я взглянула в немного даже обиженное недоумённое лицо майора. Поняла, что словами мне объяснить что-либо будет трудно, я полезла в карман, где завёрнутые и проложенные слоями ткани у меня лежали мои награды, и стала выкладывать перед ним в ряд три медали "За боевые заслуги" и четвёртой "За оборону Ленинграда".