Долгая дорога домой
Шрифт:
Странный шорох заставил Гульбеддин-хана отвлечься от своих омерзительных и нечестивых мыслей. Он поднял глаза, чтобы понять, что происходит, — и обомлел. В нескольких метрах от него стояло нечто, похоже на человека. Но это не был человек, потому что лицо у него было черным, а вместо одного из глаз было непонятно что, и от этого — отходил толстый провод, ведущий к необычному, страшно выглядящему оружию. Оружие было направлено прямо на него.
— Шайтан… — вымолвил изумленно Гульбеддин.
И сию же секунду отправился к тому, кого он назвал. Потому что у Аллаха для подобных нечестивцев и злоумышляющих — места не было.
Неразумные люди говорят,
Аллах свидетель, как эти люди ошибаются.
Как и в любом крупном торговом городе, в Джелалабаде были места, где хорошо расторговавшийся купец мог за свой бакшиш получить женскую ласку. Лучшим заведением считалось названное на арабский манер Дар-ас-саад [35], но были места и похуже. В таких заведениях обычно работали индуски — в британской Индии не было гаремов, а женщин имелось даже в избытке, учитывая постоянную войну на севере с британцами и убыль мужского населения из-за этой войны. Но были и афганки, потому что в Афганистане принято продавать вырастающих дочерей, конечно, для того, чтобы выдать замуж, но люди попадались разные, и куда попадали проданные, ведал один Аллах. В большинстве заведений работали вдовы — люди даже не второго, а третьего сорта в Афганистане.
Вот одна такая веселая вдовушка по имени Сорейя поздно ночью решила проведать охрану джелалабадского базара — это были постоянные ее клиенты. В отличие от подавляющего большинства своих товарок, что было весьма необычно для Афганистана, Сорейя работала одна, этим она походила на проституток в городах неверных. Она работала одна и даже без сутенера, а все вырученное забирала себе. На промысел она выходила один-два раза в неделю, всегда работала только с постоянными клиентами. В дневное же время она служила в одном из государственных учреждений, открытых принцем Акмалем, — и вообще вела образ жизни добропорядочной вдовы. Ну, а что касается ночи…
Если посмотреть на Сорейю, то приходится признать, что внешность ее была, скажем так, «на любителя», и в городах неверных у нее было бы совсем немного клиентуры. Но в Джелалабаде она имела оглушительный успех. Дело в том, что в Афганистане понятие «женской красоты» совершенно отличалось от аналогичного понятия в Российской империи или, скажем, — в САСШ. Если в странах неверных красотки чуть ли не морили себя голодом, пытаясь втиснуть свою фигуру в «девяносто-шестьдесят-девяносто», да заодно и от целлюлита избавиться, то в Афганистане подросших дочерей продавали… на вес! Считалось, что чем полнее женщина, тем она лучше, тем больше детей она сможет произвести на свет и выкормить, а целлюлит не имеет никакого значения. В целом, отношение афганцев к женской красоте мало отличалось от воззрений примитивных племен Африки и Азии. Сорейя при росте в сто шестьдесят пять сантиметров весила за сотню килограммов — поэтому с клиентами у нее было все в порядке.
Сорейя жила недалеко от базара, но все равно, прежде чем идти туда, предприняла меры предосторожности: надела глухую паранджу и обувь на низком каблуке. По ночному Джелалабаду ходить вообще опасно, а ходить женщине — тем более. Опять тут играло роль примитивное мировоззрение
афганцев — если члены семьи женщины не ценят ее, отпуская в дорогу одну и ночью, значит, ее могут не ценить и другие мужчины. От таких мировоззрений феминистские организации пришли бы в неистовство — если бы они тут были…Прячась в тени заборов, Сорейя добралась до рынка, потратив полчаса на дорогу, которая в светлое время суток заняла бы максимум десять минут. Вышла она к базару как раз недалеко от главных ворот.
Но клиентов не было. Шайтан, они что — пьяны, нажрались и где-то валяются?
Возмущенная Сорейя ждала примерно десять минут, прежде чем решилась подойти к забору и посмотреть, что там. Видела в темноте она плохо, поэтому держалась за забор. Перебирая пальцами по ограде, она сделала шаг, потом еще шаг — и тут что-то попалось ей под ноги, она не удержалась и грохнулась со всего размаха на землю. Упала она так, что искры из глаз посыпались, и еще ей показалось, что она вывихнула кисть.
Выругавшись по-мужски, она попыталась принять какое-то устойчивое положение и встала на четвереньки. Развернувшись неуклюже (сто с лишним килограммов все-таки мешали), она подползла к тому, что преградило ей путь, и…
И в следующую секунду окрестности джелалабадского рынка огласил такой визг, что дурно, наверное, стало и самому шайтану. Буквально взлетев на ноги, Сорейя с непостижимой для ее комплекции прыткостью бросилась бежать куда глаза глядят. Так она и пробежала опрометью чуть ли не километр — прежде чем выбежала прямиком на моторизованный патруль ночных гвардейцев.
Когда вспыхнувшие ослепительно ярким светом фары вооруженного пулеметом «Лендровера» пригвоздили ее к стене, Сорейя завопила и бросилась бежать в другую сторону. Однако на сей раз ей убежать не удалось — один из солдат патруля в два счета догнал ее, сбил с ног и парой хороших пинков привел в относительное чувство. Как я уже упоминал, приличные люди по ночным улицам Джелалабада не шлялись, а с неприличными так и следовало поступать.
— Муртаза, что там? — не вылезая из машины, крикнул командир.
— Не знаю. Какая-то шармута [36]…
— Шармута это хорошо. Берем ее с собой! — крикнул стоящий за спаренным «Виккерсом» на турели пулеметчик.
— Господин капитан, она говорит, что там кого-то убили! Не встает.
Капитан нахмурился — то, что казалось мелким недоразумением, перерастало во что-то большее. Придется все-таки выйти из машины.
— Али, посвети! — приказал он пулеметчику.
Принц Акмаль, снаряжая свое воинство, пожадничал на приборы ночного ви#дения в каждой машине — и вместо этого рядом с пулеметной турелью смонтировали мощный прожектор, запитанный от отдельного аккумулятора, стоящего в ногах у пулеметчика. Прожектор можно было включать и выключать по надобности, кроме того, при невысоком общем уровне подготовки афганского воинства прожектор выполнял роль прицела — пулеметные пули ложились примерно туда, куда он светил, просто и наглядно.
Прожектор высветил Муртазу, капитана — и ползающую перед ними бабу. Али, который был завербован совсем недавно из бедного племени и по причине невысокого чина не нашел тех, кто будет давать ему взятки за покровительство, и поэтому из-за недостатка денег ограничивал свои мужские потребности общением с бачами, от вида настоящей женщины, да еще и шармуты, судорожно сглотнул. Наверное, капитан сам не будет, побрезгует, но отдаст ее им, потому что шармута — она и есть шармута. В его жизни это будет первая женщина…