Долгое лето

– Думаю, она веррнётся, - сказал он. – А пока постаррайся задрремать. Так быстррее прройдёт врремя. В этом скверрном положении каждая секунда кажется вечностью…

– Уску, - Речница попыталась поймать его взгляд, - ты совсем не боишься смерти? Тебя ведь тоже… не отпустят с миром.

– После тррёх дней в камне смеррть покажется прриятной, - отозвался Уску, и Кессе почудилось, что он усмехается. – Оставь стррах, Кесса Хуррин Кеснек. В нём уже нет прроку.

Кесса опустила голову на камень и закрыла глаза. Сон накрыл её, как морская волна, - так сказывалась усталость от долгого бегства. Когда Речница вновь подняла веки, рядом что-то шуршало и брякало, а о её плечо тёрлось что-то мохнатое и горячее. Кесса изумлённо мигнула.

– Ты вернулась? Что там у тебя? – спросила Речница, щурясь в темноту. Свет, исходящий от ушей сегона, уже казался ей ярким – и в нём Кесса разглядела борт большой корзины и торчащий из неё гладкий белый шип – нож, подаренный когда-то Речником Фриссом.

– Да, этот сегон кррепко к тебе прривязан, дева, - удивлённо заметил из темноты Уску. – Такие большие прредметы они старраются не перреносить. Смотрри!

Кесса повернула голову, но не увидела ничего. Кошка топталась по её спине, источая жар и время от времени вспыхивая. Речница захихикала – ей было щекотно. Со спины растерянно мяукнули, и сегон спрыгнул на каменную плиту и понюхал её. Он тыкался носом в руки Речницы – там, где они уходили в камень, трогал лапой гранит и мерцал ушами. Что-то сильно его беспокоило.

– Она и тебя перреместила бы, - сказал Уску без тени сомнения в голосе, - если бы не священные оковы. А эта махина для неё тяжеловата.

Кошка оглянулась на белого пленника и протяжно мяукнула. Уску моргнул.

– Скверрно я понимаю язык сегонов, - посетовал он. – А говоррю ещё хуже.

Он издал несколько странных фыркающих звуков и басовито мявкнул. Сегон прижал уши, оглянулся на Кессу и подбежал к белому коту. Вернулся он скоро, боком потёрся о плечо Речницы и ткнул лапой туда, где скрылся в темноте вырезанный на граните знак. Он вспыхнул снова – золотое око, высеченное в камне. Кошка трогала его и сердито шипела. Теперь светились не только уши, но и распушившийся хвост.

– Ты хочешь открыть замок? – шёпотом спросила Речница. Кошка виновато посмотрела на неё и опустила уши.

– Если бы желания было достаточно… - с явным сожалением подал голос Уску. – Священные оковы хорроши тем, что откррыть их может только потомок бога… иначе говорря – Ханан Кеснек. Напрримерр, Льоке. Ррассветные стрранники почему-то к потомкам богов не относятся. Да, непрриятно…

Кошка встряхнулась всем телом, захлопав крыльями, и свернулась в клубок рядом с Кессой. Её свечение медленно угасло, как и золотое око на граните. Наступила тишина. Речница опустила голову на камень и закрыла глаза, но сон к ней не шёл.

– Уску, - решилась она нарушить молчание, - скажи, когда тут кормят узников?

Зелёные светящиеся глаза медленно раскрылись – йиннэн, как видно, дремал всегда, когда его не будили, каждую свободную секунду.

– Знаешь, дева, за трри дня мне еду не прриносили ни рразу.

Речница вздохнула. По её ощущениям, день клонился к закату, а ела она в последний раз на рассвете. Да, умеют тут сделать смерть желанной…

Жёлтая кошка зашевелилась, зажигая огоньки на кончиках ушей, и растаяла во мраке. «Наверное, ушла на охоту,» - подумала Речница, пытаясь удобно устроиться на камнях. «Вот же напасть! Она тут весь день, а я ей даже воды не могу дать. Нехорошо…»

Кесса зашевелила пальцами и еле слышно прошептала слова сжигающего заклятия. Может, камень всё-таки лопнет от перегрева?

Сквозь звон в ушах, белые круги перед глазами и нестерпимую боль – Речнице казалось, что её руки кто-то сунул в лаву – Кесса услышала короткий мяв и недовольное ворчание Уску:

– Не торропись так, дева, казнить нас успеют…

Золотистые огоньки сверкнули рядом с каменным блоком. Из темноты высунулась мордочка жёлтой кошки. Из её пасти свисали хвост и голова некрупной ящерицы. Сегон положил добычу перед носом Кессы и тихо мяукнул, подталкивая ящерицу лапой.

– Ррассветный стрранник говоррит, что прринёс тебе еду, - перевёл из темноты Уску.

– Я не голодна, - покачала головой Речница. – А вот Уску не ел три дня. Отнеси ему, пусть он поест.

Сегон шевельнул ушами, внимательно глядя на Кессу, подобрал ящерицу и убежал на другой край каменного блока.

– Благодаррю, ррассветный стрранник, - отозвался Уску и проглотил еду, не жуя. Кошка тихо мяукнула, поставив уши торчком. Кот зашевелился, перекладывая с боку на бок закованные в валун крылья.

– Эта сегоница говоррит, что её зовут Койя, - сказал он вполголоса.

– Койя! – Речница повернула голову, высматривая в темноте зверька. Он незаметно появился из пустоты и уставился на Кессу, вскинув широкие уши.

– Утром тут будет очень опасно, - вздохнула Речница. – Если стражники тебя тут найдут, они могут тебя ранить. Не оставайся тут до рассвета. Тут недобрые люди.

Сегон качнул ушами, тихо фыркнул и притронулся носом к носу Речницы. Она растерянно хмыкнула.

– Койя говоррит, что не боится недобррых людей. Она будет тут, чтобы знать, что тебе ничего не сделали, - перевёл Уску. – Так или почти так – я ррасслышал не все звуки.

– Спасибо, - выдохнула Кесса и опустила голову на камень. Рук и ног она уже не чувствовала. Сквозь тяжёлую дрёму она слышала, как сегон ложится рядом и щекочет усами её щёку.

Ей снилась Река, чайки над обрывом, рыбачьи плоты и солнце, то прикасающееся лучами к лицу, то уходящее в тучи. Они смыкались и набухали влагой – и когда оглушительный раскат грома заставил Кессу вздрогнуть всем телом и распахнуть глаза, она не сразу поняла, сон это или явь.

У темницы не было стены – вместо неё, тускло блестя золотой чешуёй, торчал из камня нос диковинного колючего корабля. Вдали слышались взрывы и крики, под потолком тесной норы горел золотой шар. Двое воинов в жёлтых панцирях стояли у пролома, придерживая откинутые дверцы в бортах корабля. Рослый человек, укутанный в белую накидку с угловатым чёрным узором, возился над крыльями Уску. Спустя мгновение каменные тиски разжались, человек подхватил валун и легко, как комок пуха, швырнул его в стену. Гранит разбрызгался крупными каплями.

– Сколько там до ррассвета? – Уску, судя по голосу, был совершенно спокоен. – Ильюэ, я ррад безмеррно, что ты в пути не задерржался.

– Уску… - пришелец слегка нахмурился, но тут же усмехнулся и быстро подошёл к тому краю каменного блока, где темнел вырезанный знак солнечного ока. Взгляд сверкающих зелёных глаз – таких же, как у стражника из рода Хурин Кеснек, но наполненных странным огнём – скользнул по Речнице. Она смотрела на него с опаской – казалось, от него исходит жар. Из-под пёстрого шлема, сходного с мордой дикой кошки, высовывалась ярко-красная бахрома налобной повязки, очень похожая на языки пламени.

– Зген, небесный отец… - прошептал он, прикасаясь к знаку. Тот взорвался золотыми лучами. Камень чавкнул, хватка ослабла, и Кесса кубарем выкатилась из гранитных оков, на лету хватая Зеркало и прижимая к груди. Сегон пронзительно мяукнул, хлопая крыльями над корзиной, полной метательных ножей. Речница рассовала их по карманам куртки так проворно, что сама удивилась. Только тогда, когда все её вещи оказались при ней, а подхваченный с пола сегон – на руках, обхватив лапами шею Кессы, она подняла взгляд на пришельцев и странный корабль.