Долгое прощание
Шрифт:
И он пришёл. Приволокся. Приполз. Дед утром не завтракал никогда. Выпил квасу и лёг спать, объявив, что после обеда уйдёт в Гайки на пасеку.
– Могу отвезти на машине, - с надеждой, что дед согласится, предложил Игорь.
Но попытка отвертеться от "инициации" не удалась.
– Иди-иди, куда ты хотел. Вижу - не до меня.
– У меня масло не кипит...
– Шпацирь, сказал.
"Здесь все шпацируют повдоль туда-сюда, а мы шпацируем с тобой туда-обратно", - пытался напевать бодрящую одесскую песенку Игорь.
Не помогало. Начищенный пятак стоял над верхушками дальних сосен. В свете этого самоварного золота
Калитка заднего двора была незапертой. Тропинка медленно ползла мимо бани, парников и грядок. Часы показывали начало первого.
Он не чувствовал ничего. Дверь отворилась, и Марина укоризненно сказала:
– Опаздываешь. Разувайся и проходи в спальню.
В доме его ждали. Было прибрано. Стояли полевые цветы в вазе на столе. В спальне пахло хвоей и можжевельником.
Лиза на спине лежала на кровати, накрытая белой простынёй.
– Я не могу...
– прошептал он.
– Давай сделай это по-быстрому и всё. На лицо её не смотри. Особенно в глаза. Снимай штаны.
– Он стянул джинсы.
– Ты её сквозь трусы будешь?.. Рубашку можешь не снимать.
Он стянул и трусы. Марина откинула простыню. Белое восковое тело дауницы жирно расплылось на кровати. Груди сползли куда-то подмышки. Чернел невыбритый треугольник. Синевой отдавали ляжки.
– Ты не готов, - засмеялась Марина.
– Не готов.
– Я тебе помогу. Садись.
Он присел на кровать у ног дауницы. Марина опустилась на колени и стала ласкать его губами.
– Чистенький, вкусно пахнешь. Мёдом?
– Игорь закрыл глаза и вцепился руками в матрас.
– Ну, вот, готов. Готов?
Он поднялся. Трупный вид девушки оживляли только глаза, уставленные в потолок.
– Давай её перевернём на бок. Не могу я так. Не получится.
Они начали переворачивать тело, тяжёлое, как сундук. Вдруг дауница захихикала, пуская пузыри слюны.
– Господи!
– откинулся в сторону Игорь.
– Я же говорю, она всё понимает. Она нормальная женщина.
– Нормальная...
– Не такая, как мы.
– Они перевернули её на бок.
– Ты опять не готов?
– Марина снова засмеялась.
– Мне очень нравится, что ты любишь только меня. Иди ко мне.
Она резко вскинув руки накрест вверх, сняла с себя блузку. Её маленькие грудки радостно засветились в пасмурной комнате. Она обняла Игоря и подняла лицо к нему для поцелуя. Её рука гладила там, где нужно, сжимала, то что нужно, - всё делала правильно и умело. Он целовал её губы и не мог оторваться. Дауница снова захихикала.
– Всё.
И Марина повернула его к сестре. Его глаза были закрыты. Он дышал так, будто что-то ему мешало, с сипом и свистом в груди. Марина что-то делала с ним, присев на корточки и ласково приговаривая:
– Всё будет,
и будет хорошо. Вот так, вот так... Начинай.И встала.
Он качнулся вперёд и замер, ничего не чувствуя. Комок тошноты застрял где-то в пищеводе. Дауница продолжала хихикать, шевеля пальцами и едва двигая руками.
– Я подожду за дверью. Не останавливайся.
И она выскочила в соседнюю комнату.
Игорь механически двигал бёдрами, стараясь не смотреть на неподвижную девушку и по-баскетбольному держа руки перед собой, не касаясь гладких парафиновых бёдер. Ощущения отсутствовали, словно от анестезии. Присутствовало только одно желание - поскорее закончить. "...а пишешь мне о мадам Керн, которую с помощию Божией я на днях уеб". Он повторял последнее слово из письма Пушкина Соболевскому в такт своим раскачиваниям. Мозги поплыли, кажется, он начинал сходить с ума.
И вдруг дверь резко отворилась. Игорь испуганно повернулся, прикрывшись руками. В проёме двери стояли участковый милиционер и родители Марины. Где-то за их головами светилось смеющееся лицо самой Марины.
Мамаша-доцент начала было верещать: "Как ты посмел, негодяй!", - но участковый капитан сказал тихо и веско:
– Не надо криков. И комедию ломать тоже не надо.
Игорь смотрел на Марину. Он видел только её глаза. Глаза были злые, а лицо смеялось.
– Ну, что ж, молодой человек, всем всё ясно. Изнасилование. Свидетелей множество. Особо извращённым способом. Простыня в крови. С причинением тяжкого телесного повреждения. Инвалида ДЦП с детства в беспомощном состоянии. Инвалидки.
– Как ДЦП? Она же даун...- пробормотал Игорь.
– В медицинской карточке записано ДЦП.
– Она родилась с церебральным параличом, - крикнула доцент.
– Но юридически дееспособна!
– крикнул доцент.
Игорь натянул трусы.
– Скоты. Всё подстроили.
– Это не важно. Протокол уже составлен. Только подписать.
– Не буду ничего подписывать.
– Игорь натянул джинсы.
– Идите к чёрту.
– Ещё оскорбление при задержании органа милиции.
– Пускай теперь жениться!
– крикнула доцент.
– Пойдём к столу. Девушку не мыть. Надо вызвать криминалиста, чтобы взял гистологию на анализ. И с тебя тоже.
– Не надо никакой гистологии. Пусть женится!
– крикнул доцент.
Игорь смотрел в глаза Марины.
– Зачем? Зачем?
Все уселись вокруг стола в центральной комнате. Участковый разложил перед собой исписанные бланки.
– Зачем?
Марина смеялась.
– Итак, всё готово. Свидетельские показания. Описание места происшествия. Показания потерпевшей.
– И её тоже?
– Тоже, тоже.
– Вы моего деда знаете?
– Знаю, знаю. Не пугай. А то вкачу пострашнее протокол.
Капитан пригнулся к столешнице и каменно посмотрел на Игоря.
– Срать я хотел на твоего деда, на его хивру, на всех вас, - он грохнул по столу ладонью.
– Сто семнадцатая, часть первая: "Изнасилование, то есть половое сношение с применением физического насилия, угроз или с использованием беспомощного состояния потерпевшей наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет". А с нанесением физического повреждения - целку-то сломал!
– до десяти! Максимум мы тебе обеспечим. А что с насильниками в зоне делают - знаешь?
– орал, брызгая слюной прямо в лицо Игорю участковый.
– Пугать он меня будет дедом своим!