Долгое прощание

– Пускай женится!

– Тихо всем! Сидеть не двигаться!
– крикнул капитан.
– Я сказал.

Все замолчали.

– Сколько лет потерпевшей?

– Семнадцать.

– С половиной.

– Значит, часть вторая. Изнасилование несовершеннолетней - до пятнадцати лет.

Игорь молчал, уставившись в пол. В голове стучало. "Знак то был или не знак?"

– Но есть вариант. Вот заявление в ЗАГС. Потерпевшая уже подписала. Свадьба послезавтра. В семнадцать ноль-ноль. Последними. Сам включу марш Мендельсона.

Игорь поднял голову.

– Зачем это нужно было тебе?
– спросил он Марину.

Марина прошипела сквозь сжатые зубы:

– Да скучно мне с тобой, урод! Ты же болван, каких свет не видел! Ты же не понимаешь ничего, дебил! Дивная парочка из вас получится! Один другого краше! Позови на крестины!

Она выскочила, хлопнув дверью.

– Бежать тебе некуда - объявим в розыск. Или хочешь в СИЗО посидеть до послезавтра? На три дня имею право задержать. Подписывай.

Игорь сидел, тупо глядя в пол. "Знак", - решил он.

– Подписывай!
– повысил голос капитан.

– Капитан! Никогда ты не будешь майором...

– Подписывай!

Игорь подписал.

– Добро пожаловать в семью, сынок! Теперь снимай штаны.

– Зачем?

– Мазок возьму. А папашка будет фотографировать, чтоб на всякий случай. Ну? Быстро!

Игорь обнажился.

– С таким достоинством и пятнадцать лет проходить на зоне в петухах... Девка-то довольна была?

Игорь вышел за ворота. Марина стояла возле голубой "Лады-Самары". Рядом с ней стоял с перевязанной рукой Витя Колорадо и ухмылялся, пуская сигаретный дым. Жвачные недоростки толклись позади машины и с любопытством смотрели вслед Игорю.

Когда он вернулся домой, старый Лазарь ещё не ушёл на пасеку. Увидев внука, он полюбопытствовал:

– Кажись, всё? Прокинула?

– Хуже, дед. Дай твоего первача.

Сидя за поллитровкой и заедая крепкий спирт салом, Игорь рассказал всё в подробностях.

– Не знаю, при чём тут твой Витёк, но каким-то боком он при чём.

– Ай да, Колорадо! Не учёл я. Не оценил. Ах, какой шустрый!

Они ели и пили. Закусывали и снова пили.

– Говорил же тебе, не вынай!

– Ладно, дед. Теперь-то что?

– Пей, внучек! И запомни: правый дальний угол картошки. Повтори.

Игорь повторил, удивившись.

Появился Жорж Дантесов.

– Жора!
– воскликну Лазарь.
– Сколько тебя помню, ты ни одной выпивки не пропускал! Садись, коль пришёл. Будем рады по-соседски.

– ...а вижу свет ...орит, ...улькает что-то... не пол же ...оет на ночь ...ай, ...умаю, проведаю.

Дед налил ему полстакана.

– Я давно собираюсь у тебя спросить. Без обиды только. Ты чего так странно слова говоришь-разговариваешь?

– ...ак эта... лет ...ного тому... кобыла ...еня ...аданула.

Игорь заржал и ударил кулаком по столу.

– Вот за это мы и выпьем! За кобыл!

– ...елюсть сломала, ...елезки ставили - и тоже выпил.

Дед, вскинув двустволку, скоро ушёл, предупредив:

– Ты нынче не суйся никуда. Дома сиди.

Юра-Егор покивал, соглашаясь.

– Я, по всему, вернусь не скоро. Дверь запирай. Ему не давай.

Жора-Жорж отрицательно помахал пальцем.

– Утро вечера мудренее.

Когда кончили пить, Игорь не помнил - свалился пьян. Жорж покопался в буфете-горке и украл непочатую бутылку. Было бы две - украл бы обе. Не повезло. Только не повезло вдвойне - это была настойка на мухоморах. От ревматизма.

Утром дед сдал дежурство.

– Лазарь Львович, вы какой-то странный сегодня. Вы здоровы?

Но всегда вежливый Лазарь Львович в это утро вдруг оскалился и забормотал какие-то ругательства. Кому-то угрожал. Кого-то оскорблял. Директрисса, к примеру, оскорбилась, когда он произнёс: " Несись, блядь, вскачь, лихая кобылица!" Хлопнул дверью и ушёл.

– Ну, знаете ли... А куда это он направился?
– воскликнула она, увидев в окно, как Лазарь Львович перелез через забор и пошёл напрямик к Вороничу Городищу.

Миновав его, дед спустился к Сороти и перешёл речку через мостик, о котором мало кто знал. По тропке он вышел на дорогу к деревне Ульяшки. Но до деревни он не дошёл, свернув к окраине Носово и выйдя прямо на пекарню. В ней работали три толстоногих бабы, жительницы Носово. Были довольны и за работу свою держались. В неопрятных халатах, присыпанные мукой, они рассказывали друг другу о видах на урожай помидоров и огурцов, у кого картошку потратил колорадский жук, у кого дочь "в городе уже четвёртого родила без мужа".

– Батюшки-святы, - спокойно произнесла одна, увидав деда с двустволкой за плечами в проёме двери.
– На охоту, что ль, собрался?

Дед взял с лотка горячую буханку и потребовал:

– Сгинь, сука, откушу кусок от морды, - развернулся и ушёл.

– Чё-то я, девки, не поняла, - сказала старшая и поправила кистью руки волосы на лбу.

Они столпились в дверях, глядя вслед деду.

А тот двигался вдоль центральной улицы Носово, размахивая руками и о чём-то громко говоря. Навстречу ему двигалась семейка доцентов. Марина катила коляску с сестрой, отец и мать, как в юности, взявшись за руки, шли следом. Светило утреннее солнышко, пел в небе жаворонок, ласточки сидели на проводах, иногда неожиданно вспархивая и улетая по своим чижовым делам.

Дед подошёл к ним вплотную. Они встали, удивлённые.

– Гражданин...
– произнесли губки-бантики, но договорить не успели.

Со словами "Жри, падла!" дед протянул буханку хлеба даунице, снял с плеча ружьё и разрядил оба ствола в сидящую в кресле больную девушку. Лиза поникла головой. Её грудь и живот превратились в кровавое месиво. Мать присела за спиной Марины и обмочилась. Отец схватился за свои щёки и беззвучно закричал. Марина отскочила в сторону. Коляска опрокинулась. Лиза не шевелилась.

– А вы, ребята, подлецы!
– с усмешкой произнёс дед.
– Вперёд! Всю вашу сволочь буду я мучить казнию...

После чего лёг в лопухи под забором и, подложив берданку под щёку, уснул.

Через полтора часа с воем и мигалками примчались следаки и прокуратура из Пскова. Дед спал. Так и сложили их вместе на полу ПАЗика - убитую и убийцу. Оперативники объездили и опросили всех - от рокеров, которые на Городище при небольшом костре пекли картошку и жарили куриное мясо этой ночью: "Да не пил он с нами практически. Мы ж тоже за рулём. Две пол-литры "Пшеничной" на семерых - что там пить-то... Нормальный он был, уходил-приходил, обход территории делал. Просил Гребенщикова повторить пару песен, Визбора... Ничего не бросалось в глаза", - до директриссы Тригорской усадьбы: "Странный был - да. Ругался на всех, меня обозвал неприлично. Никогда за ним такого не было. Пошёл куда-то не туда утром - ему в другую сторону всегда было". Пекарши вообще нагородили, Бог весть что: "Охотник. Всех, грит, покусаю щас в кровь, извините, суки. Взял буханку - и на том спасибо, что не покусал. Повезло нам. А эти-то каждое утро за горячим хлебом приходили. Вот, доходились-догулялись..."