Долгожданная кража

Я приготовился ждать, но на ответку у Утягина не хватило пороху. Вместо этого он прикрыл ладонями свои бедные уши и тоненько запричитал:

— Ну всё, Воронцов, тебе кранты! Вылетишь теперь отсюда, как пробка из затычки!

Пробка из затычки — это что-то новенькое! Видимо, от знакомства с косяком у моего оппонента наступило временное обрушение когнитивных связей. А Утягин продолжал в том же духе:

— Это тебе недаром пройдёт! Все видели, как ты меня! Вот ты, ты видел?

Я проследил за взглядом следователя и увидел в конце пустынного коридора Женьку Митрофанова, сыщика и моего лучшего другана. Да, неудачный свидетель для Утягина подвернулся. Женька стоял с обалдевшим видом, но услышав обращение в свой адрес, подошёл вплотную к мученику и внятно произнёс:

— Заруби себе на носу: меня здесь нет. Это тебе кажется от помутнения рассудка. И Воронцова нет. Верно ведь, Воронцов?

От неожиданности я согласно кивнул. И пока следак с обалдевшим видом переваривал услышанное, Джексон мягко, но настырно увлёк меня прочь, от греха подальше, так сказать. За поворотом коридора он освободил меня от своего дружеского, но плотного захвата и протянул свою пятерню:

— Не спрашиваю за что, но уважаю. Молоток! Эта харя давно кирпича просила, да смельчаков не находилось. Так что держись. Я с тобой! Потом расскажешь.

И Джексон умчался по своим делам. А я отправился по своим, теребя в голове известное изречение о том, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть.

Остаток рабочего дня я провёл в планах о том, как бы мне половчее заняться раскрытием кражи, чтобы чаще встречаться с Ниной, да ещё при этом заявить о себе самым благоприятным образом. Воспоминания о тех самых событиях в жизни номер один, которые я старательно пытался реанимировать, выглядели какими-то смутными и помогали мне мало. Да я уже и сам понял, что всё идёт не совсем так (или даже совсем не так), как в первой версии моего бытия вне зависимости от моих хотений. В прошлый раз, насколько я помнил, мы с Утягиным не конфликтовали, хотя симпатий к нему я и тогда не испытывал. И сейчас в душе у меня не было никакого ощущения, что я повторяю прежнюю версию своей жизни. Только в данный момент мне это было неважно. Весь мой мир заполнила девушка, которую я ждал очень давно, кажется, целую жизнь, и наконец, дождался.

Меня и в самом деле никто не тревожил, не иначе, как моя горячая молитва попала по адресу, и две бутылки пива в качестве приза, да ещё обещанный зуб заинтересовали богов. Но о раскрытии кражи думалось, прямо скажем, плоховато. Вместо этого в воображении сначала смутно замаячил, а потом и явственно оформился какой-то документ. Я присмотрелся внутренним зрением — «Талон для новобрачных». Он обещал Нине и Алексею несметные богатства, недоступные простым смертным: кольца, костюм, свадебное платье и даже одеяло, правда, за свои денежки. Это видение сразу же вызвало и другое — Салон для новобрачных, то есть магазин на площади Металлургов, где эти несметные сокровища можно было приобрести.

В магазин я зайти не успел. Послышался скрип двери, и в кабинет собственной персоной заявился друг мой закадычный Санька Барыкин. Наверное, оружие пришёл сдавать, да и заглянул по пути. Я с досадой вышел из своих грёз. Не говоря ни слова, Санька сделал выразительный кивок головой — давай выйдем.

— Что, опять в баню? — испугался я. — Не пойду. Ты сначала веник найди настоящий. А то, будь я женат, меня бы из дома выгнали после той бани. Следы от твоего голика, который ты назвал веником, до сих пор у меня на спине. А они, между прочим, очень уж на длинные царапки смахивают.

Санька проигнорировал мой пассаж и снова махнул головой — на выход.

— Да в чём дело-то? Давай выкладывай! — рассердился я. — Что ты мне тут пантомиму изображаешь. Тоже мне, Леонид Енгибаров![1]

Это я ловко про Енгибарова-то вспомнил. Сам не ожидал.

Санька не выдержал.

— Что ты мне тут со своим Енгибаровым? Не понимаешь, что выйти надо, поговорить?

— А здесь что не так? — удивился я. — Видишь, никого нет. Проходи, садись, говори.

— Нет, пойдём выйдем. — упрямился Санька.

И тогда я догадался.

— А-а, ты товарища майора из розетки боишься?

По моим представлениям этот анекдот про майора КГБ, сидящего на прослушке, был известен всем приличным людям, но Санька и тут проявил свою некомпетентность. Он чуть не плюнул на пол и заявил:

— Лёха, я тебя сегодня отказываюсь понимать. Несёшь какую-то ахинею, взгляд придурковатый… слегка. — тут же поправился он. — У тебя всё нормально?

— Не-а! –тут же весело ответил я другу, чем окончательно загнал его в прострацию.

После некоторого молчания он просительно заявил:

— Может всё-таки выйдем, поговорим?

Мне стало немного стыдно. Что я, в самом деле? Наверное, у Саньки есть причина вести себя так.

— Всё — всё, сдаюсь, Санёк, извини. Был неправ. Искуплю. Две бутылки пива с получки. Зуб даю.

Что я сегодня с этим пивом, в самом деле?

Товарищ мой сразу успокоился.

— Тогда собирайся. Да может и по домам заодно?

А что, можно и по домам, пока никто не зацепил на помощь страждущему товарищу. А когда мы вышли на улицу, Сашок попросил:

— Лёха, я про товарища майора не понял. Просвети…

И я просветил друга. Саня отсмеялся с удовольствием, потом посерьёзнел и заявил:

— Всё правильно, стало быть!

— Что именно? — удивился я.

— Что я тебя на улицу вытащил. Слушай, тут такое дело…

[1] Леонид Енгибаров — клоун-мим, выступавший в амплуа «грустный клоун», писатель. Народный артист Армянской ССР (1971).

Глава 6 И снова Барыкин

Мы отошли от конторы (на милицейском сленге — РОВД) уже достаточно далеко, а мой весьма решительный в обыденности товарищ всё никак не начинал разговор.

— Сань, давай быстрее, — с неудовольствием сказал я. А сам уже прокручивал возможные ситуации, которые могли произойти с Саней. От самого легкого — стряслось что-то на его участке и ему требуется моя помощь, до самого тяжелого — Барыкин опять пошел по пути Казановы и супруга выставила его из дома. Теперь Саньке негде жить, и он хочет, чтобы я взял его в свою комнату в общежитие. Нет, против надёжного своего соратника я ничего не имел, но и большого желания заводить в своих «хоромах» соседа тоже не было. А если он ещё и храпит да грязные носки где попало раскидывает, тогда и вообще туши свет. Меня-то от таких вольностей (это я про носки) жизнь давно уже отучила. Кстати, вопрос, кто отучил: жизнь или Нина? Или это одно и то же? А Саньку всё равно придется брать, куда же я денусь?

Что-то я забрёл в своих догадках совсем не туда. Как может его Людмила выгнать, если у них всего две недели назад сын родился, и мы всем милицейским колхозом по рублю собирали. Кстати, я сам и собирал по поручению руководства, потому что считаюсь, вроде бы, другом семьи. Помнится, ещё задолго до роддома Саня и Люда спорили, как им назвать малыша. С именем для девчонки определились, что будет Танька, а с мальчишеским вышла заминка. Я посоветовал назвать Даниилом, им понравилось. И что теперь получается? Стало быть, Санька сам ушёл? Да я ему тогда…