Долина смерти

— Иногда кровь хранит то, что забывает разум, — тихо говорит Дженсен, и его слова звучат как заклинание.

Мы доходим до нашего лагеря. Коул разжигает утренний костер, Элай проверяет запасы. Рэд, развалившись у дерева, точит свой нож. Хэнка нигде не видно, вероятно, он проверяет периметр или отошел по нужде.

Элай хитро ухмыляется. В его взгляде читается двусмысленность.

Внутри все сжимается от досады. После шуток Рэда о том, как Дженсен меня согревал, начинаю подозревать, что они всё знают. Боже, надеюсь, что это не так. Я просто умру от стыда.

— Может, еще кофе заварим и яичницу сделаем, прежде чем двинемся дальше? — Дженсен легко переключается на роль командира. Но, когда мы выходим на поляну, он едва касается моей руки. Прикосновение такое мимолетное, что я могла бы его вообразить, если бы не это приятное тепло, которое остается на коже.

Я засовываю руку в карман и сжимаю браслет. Какие бы тайны ни скрывали эти горы — и что бы ни скрывал от меня Дженсен — я чувствую, что стала немного ближе к сестре.

И, возможно, к пониманию того, зачем она вообще сюда приехала.

13

—

ОБРИ

После быстрого завтрака мы собираем вещи, складываем палатки и седлаем лошадей. Я второй раз затягиваю подпругу Дюка, когда рядом появляется Дженсен и критически оценивает мою работу.

— Я прошла проверку? — спрашиваю я.

— Подпруга неравномерно затянута. Сдвинь вперед, — его руки касаются моих, когда он ослабляет подпругу, и от этого мимолетного прикосновения по моей руке пробегает тепло.

Он поправляет седло и снова затягивает подпругу, а потом смотрит на меня изучающе. А я стараюсь не смотреть в его глаза, цвета мха на соснах.

— Ты готова к тому, что нас ждет?

— Я пережила вчерашний день. Конечно, все болит, но я выдержу.

— К тому, что мы можем найти, — его голос становится тише, словно он говорит только для меня. — Этот перевал — не просто место, Обри. Это граница.

Не успеваю спросить, что он имеет в виду, как Элай кричит, что все готово, и Дженсен отворачивается. Момент упущен.

Начало тропы полого поднимается вверх, вдоль ручья Доннер, между соснами и пихтами. Утреннее солнце пробивается сквозь ветви, раскрашивая землю под ногами танцующими солнечными зайчиками. В других обстоятельствах все это было бы прекрасно. Умиротворяюще.

Но от тишины, повисшей над нашей группой, веет чем-то тревожным. Каждый погружен в свои мысли, и слышно лишь скрип кожи, мерный стук копыт по земле и иногда фырканье лошадей.

Дженсен и Джеопарди возглавляют наше небольшое шествие, словно слившись в единое целое. Я еду на Дюке следом, за мной Элай. Рэд и Коул едут рядом там, где позволяет тропа, внимательно осматривая лес вокруг. Хэнк замыкает колонну, с винтовкой на коленях и напряженной спиной.

Примерно через час мне становится жарко, я снимаю куртку и привязываю ее к поясу. Тропа становится круче, поднимаясь вверх по склону горы. Деревья редеют, открывая вид на долину внизу, словно зеленое лоскутное одеяло, на котором видны дома и сверкающая гладь озера Доннер.

— Это старая дорога, построенная в 1863 году, — произносит Дженсен, стараясь перекричать усиливающийся ветер. — Когда-то она соединяла шахтерские городки с железной дорогой.

Мы едем вдоль этой дороги довольно долго, и я удивляюсь, что вокруг нет ни туристов, ни признаков цивилизации. Тропа снова сужается, и нам приходится вытянуться в линию. Чем выше мы поднимаемся, тем воздух становится разреженнее, и каждый вдох дается с трудом. Бока Дюка тяжело вздымаются, от его шкуры поднимается пар, и чем выше мы поднимаемся, тем холоднее становится воздух.

Дженсен невзначай упоминает, что мы на высоте около двух тысяч метров, меняется лес. Мои познания ботаники из колледжа позволяют мне определить сосны скрученные и горные тсуги, хотя гранитных скал и низких, изувеченных ветром кустарников, кажется, становится больше. Тропа древняя, выдолблена тысячами колес повозок и стоптана бесчисленными ногами за полтора века.

Когда мы огибаем один из таких выступов, Хэнк кричит. Я поворачиваюсь в седле и вижу, как он резко одергивает лошадь, которая нервно переступает под ним.

— Стой! — кричит он напряженным голосом.

Дженсен поднимает руку, останавливая нашу колонну.

— Что такое?

Глаза Хэнка смотрят на скалы над нами.

— Мне показалось, там что-то двигалось.

Мы все следуем за его взглядом, но на гребне ничего нет, только ослепительное голубое небо.

— Наверное, просто сурок, — пренебрежительно говорит Рэд. — В следующий раз пристрели его.

— Что? — говорю я Рэду, бросая на него презрительный взгляд.

— Вредители, — с ухмылкой говорит Рэд.

— Вредители здесь — это люди, — пренебрежительно говорит Дженсен. Хоть в этом он со мной согласен.

— Это был не сурок, — настаивает Хэнк. — Слишком большой. Может быть, горный лев.

Дженсен изучает гребень, прищурив глаза.

— Мы на их территории. Будьте бдительны, продолжаем движение.

Но я замечаю, как его рука тянется к винтовке в ножнах, как он ждет, пока Хэнк займёт позицию, прежде чем снова подтолкнуть Джеопарди вперед.

Следующий час проходит в повышенной бдительности, лёгкий ритм нашего утреннего путешествия сменяется напряжённой тишиной и настороженными взглядами. Вероятно, не я одна думаю, что на нас вот-вот нападёт горный лев. Ветер усиливается, неся с собой холод, которого раньше не было, и я снова надеваю куртку. Кажется, завтра придётся доставать пуховик.

Даже Дюк, кажется, чувствует растущее напряжение, его уши дергаются вперед-назад, ноздри раздуваются, когда он проверяет воздух. Я глажу его по шее, бормоча успокаивающие слова, в которые не совсем верю.

Мы останавливаемся, чтобы дать лошадям отдохнуть, на том, что Дженсен называет серединой пути — небольшом плато с ручьем, стекающим с ледника выше. Высота дает о себе знать и лошадям, и нам. Каждое движение требует больше усилий, каждый вдох с трудом дается.

Я соскальзываю со спины Дюка, и ноги протестуют после нескольких часов в седле. Земля кажется неустойчивой под ногами, и я не могу понять, от усталости это или от высоты.

— Пей, — говорит Дженсен, появляясь рядом с бутылкой воды в руке. — Маленькими глотками. Высотная болезнь — это не шутки.

Его забота застает меня врасплох, словно обо мне нянчатся.

— Я в порядке. Мы же почти у перевала, верно? Я проезжала там на машине на днях, — но я беру бутылку, и наши пальцы случайно касаются друг друга. У него руки теплые, несмотря на холод.

— Ездить по горам на машине и на лошади — это совсем разные вещи. Тебе кажется, что ты просто сидишь в седле, а Дюк везет тебя сам, но ты тоже тратишь силы.