Доля правды

Я ухожу. Прощай. Ты был прав, ты был уверен, что я никогда не смогу принадлежать тебе вся как есть. Я тебе не пара, и так было всю жизнь.

Достаточно для убийства? Еще как!

— В понедельник я ждал ее.

— Что-что?

— В пасхальный понедельник она должна была прийти ко мне и остаться навсегда, во вторник мы намеревались уехать и больше никогда сюда не возвращаться.

— Значит ли это, что она собиралась рассказать о вас мужу?

— Не знаю.

Курва! Шацкий вытащил телефон и позвонил Вильчуру. Старый полицейский тут же снял трубку.

— Немедленно арестовать Будника, а мне нужна парочка людей на Солнечную, к Ежи Шиллеру. Сделаем обыск, потом очная ставка. Живо.

Вильчур был профессионалом. Отчеканил «ясно» и повесил трубку. Бизнесмен был изумлен.

— Как это «обыск»? Я же вам все рассказал и все показал.

— Не будьте наивны, мне ежедневно люди все рассказывают и показывают. По меньшей мере половина из этого — туфта, брехня и клюква. Принимая во внимание ваши отношения с жертвой…

— Эльжбетой.

— …я должен, кроме обыска, велеть перекопать весь сад, а вас самого содержать под стражей, пока все не выяснится. Что, впрочем, я и сделаю.

— Мой адвокат…

— Ваш адвокат имеет возможность настрочить жалобу, — фыркнул Шацкий, в нем нарастала злость, он не мог сдержаться. — Отдаете ли вы себе отчет в том, насколько важные для следствия факты вы скрыли? Убита ваша любовница, а вы, имея информацию, которая может иметь первостепенное значение, сидите втихомолку, потому как, не дай Боже, кто-то скажет о ней дурное слово! Какой же из вас гражданин и патриот, коль скоро вам плевать на справедливость, напомню, — оплот силы и несокрушимости Речи Посполитой! Обычный местечковый антисемит вот и всё, блевать хочется.

Ежи Шиллер сорвался с места, на его красивом лице проступили красные пятна. Он ринулся в сторону Шацкого, и, когда прокурор был уверен, что драки не миновать, позвонил телефон. Вильчур. Все сделал, отлично.

— Алло?

Какое-то время Шацкий слушал.

— Сейчас буду.

Он выскочил, в калитке столкнувшись с полицейскими, и велел им следить за Шиллером.

6

В гостиной супругов Будник прокурор Теодор Шацкий бессильно опустился на диван — он и впрямь почувствовал слабость. Кровь пульсировала в висках, сконцентрировать взгляд в одной точке он не мог, в пальцах ощущал странное покалывание, а во рту — неприятный металлический привкус. Он сделал резкий вдох, но это не принесло облегчения, наоборот, кольнуло в легких, будто воздух был начинен микроскопическими иголочками.

Может, это не легкие, а сердце? Он закрыл глаза, сосчитал до десяти и обратно.

— Все в порядке? — спросила Соберай.

Всех их вырвали из домашнего уюта. На Соберай были джинсы и красная фуфайка, на Вильчуре — толстый свитер и странные коричневые штаны, внутри которых, казалось, отсутствовали ноги, двое полицейских имели на себе купленные на базаре дешевые куртки, до того страшные, что сразу становилось ясным: в них облачены конечно же полицейские. Шацкий же в своем костюме в который раз за нынешний день показался себе идиотом. Но это была лишь одна из причин его дурного самочувствия.

— Какое там в порядке, Бася, — ответил он спокойно. — Ни о каком порядке речи быть не может. Безумно важный свидетель, а с недавнего времени главный подозреваемый в чрезвычайно громком деле о зверском убийстве, которого денно и нощно пасли двое полицейских, внезапно исчезает. И хоть теперь это не имеет ни малейшего практического значения, умоляю, удовлетворите мое любопытство: как это стало возможным?

Полицейские одновременно пожали плечами.

— Пан прокурор, ей-богу, мы ни на шаг не отходили. Если хотели есть, звонили ребятам, чтоб что-нибудь привезли. Могут подтвердить. Сидели перед его домом день и ночь напролет.

— Выходил?

— Где-то в полдень, несколько раз. Что-то подрезал, включил разбрызгиватель, затянул гайки на почтовом ящике. Все записано.

— А потом?

— Крутился по дому. Когда стемнело, видно было, как зажигал и гасил свет в комнатах.

— Кто-нибудь наблюдал за домом со стороны холма?

— Так там ведь, пан прокурор, двухметровая стена.

Шацкий взглянул на Вильчура. Инспектор стряхнул пепел в цветочный горшок с фикусом, откашлялся.

— Заблокированы все выездные дороги на трассы, проверяем машины и автобусы. Но если он отчалил на своих двоих, продираясь через кустарник, тогда хуже.

Что ж, никакой возможности провернуть все без шума не оставалось.

— Известите ближайшие отделения полиции, составьте рапорт и попросите коллег из Кельц, чтобы информация как можно скорее попала в прессу, а я выпишу ордер на арест и объявление о розыске. Времени прошло немного, он далеко не спортсмен, а пожилой депутат, и хоть навешают на нас всех собак, дело должно выгореть. Сейчас у нас, по крайней мере, есть подозреваемый, то бишь что-то вполне конкретное, и мы попробуем представить это как успех правоохранительных органов.

— Нелегко придется, — пробормотала Соберай. — Накинутся журналисты.

— Тем лучше. Раструбят так, что каждая продавщица будет знать Будника в лицо раньше, чем тот проголодается и войдет в магазин.

Шацкий резко встал — закружилось в голове. Он невольно ухватился за плечо Соберай, женщина посмотрела на него подозрительно.

— Спокойно, все в порядке. За работу! Мы заполняем формуляры в прокуратуре, вы готовите сообщение, через полчаса созвонимся, а через час я хочу его видеть в бегущей строке на экране телевизора.

Перед выходом он окинул взглядом гостиную семьи Будник. И снова в голове зазвенел беспокойный звоночек. Он почувствовал себя человеком, которому дали две картинки и попросили найти десять отличий. Шацкий был уверен, что-то тут не так, но терялся в догадках, что именно. Он вернулся, встал посреди комнаты, полицейские, миновав его, вышли, Соберай остановилась в дверях.

— Ты давно здесь была? — спросил он.

— Трудно сказать. С месяц назад заскочила на минуту, на кофе.

— Что-нибудь изменилось?

— Здесь все время что-то меняется, точнее, менялось. Эля часто делала перестановку, меняла освещение, добавляла цветы — из тех же самых элементов создавала совершенно новый дом. Утверждала, что предпочитает сама вносить продуманные изменения, а не ждать, когда душа ее взбунтуется и поищет изменений вопреки ей самой.

— Но помимо того, что помещение выглядит по-другому, все предметы на месте? Может, чего-то не хватает?

Бася Соберай долго и внимательно оглядывалась.