Дом Цепей
Шрифт:
Его и только его ошибка. Он был здесь, вовлекшись в жалкие игры, а должен бы беречь спину фамильяра, как делал век за веком.
«Ох, какая мелочь… одним Т'лан Имассом меньше, исход был бы другим… нет, не лги себе, Л'орик. Первый же удар топора нанес смертельную рану. Все остальное породила предсмертная ярость. Ох, мой любимец не был слабаком, носитель топора поплатился за наглость. Знай, друг мой: я разбросал куски второго в огне. Лишь вождь клана сбежал. Но я отыщу его. Клянусь».
Но не сейчас. Он заставил себя вернуться к трезвому сознанию. Вес духа на коленях уменьшался, ведь испарялась
Ощутили ли Лиосан его смерть? Вероятно, вначале лишь сенешали. Они расскажут остальным? Нет, если дадут себе хоть миг на размышление. Да, они очень давно были жертвами обмана. Озрик исчез — их бог пропал — и Куральд Тюрллан мог стать легкой добычей узурпаторов. Сенешали постепенно осознают: если бы на их молитвы отвечал подлинный Озрик, воинской силы троих Т'лан Имассов не хватило бы. «Мой отец имел много пороков, но слабость в их число не входила».
Жалкая, похожая на птицу тварь — его дух-помощник — скользнула на пол. Л'орик взирал на него, охватив себя руками. «Нужна… нужна помощь. Соратники отца. Кто? Аномандер Рейк? Нет. Соратник по случаю, но не друг Озрика. Леди Зависть? О боги, нет! Каладан Бруд… ныне он несет собственное бремя. Итак, остается лишь…»
Л'орик сомкнул веки и воззвал к Королеве Снов: — Истинным твоим именем, Т'рисс. Я хочу говорить с тобой. Во имя Озрика, моего отца, внемли молитве…
В уме его медленно создалась сцена, вид незнакомого места. Строгий сад, высокая ограда, круглый пруд в середине. Мраморные скамьи ждут, зарастая травой. Плиты вокруг пруда посыпаны чистым белым песком.
Он понял, что приближается к пруду, глядит в зеркальную гладь.
Где в чернильной темноте кружат звезды.
— Сходство очевидно.
Он обернулся на текучий звук голоса и увидел, что на краю прудика сидит женщина. На вид не более двадцати лет, волосы медно-золотистые, длинные. Лицо сердечком, бледное, а глаза светло-зеленые. Она не смотрела на него, устремив томный взор на чистую поверхность воды. — Хотя, — продолжила женщина, слабо улыбаясь, — ты отлично умеешь маскировать черты Лиосан.
— Мы опытны в таких делах, Королева Снов.
Она кивнула, не встречая его взгляда. — Как и все Тисте. Аномандер однажды провел два столетия в облике королевского телохранителя… человека, такого же, каким кажешься ты.
— Госпожа, — сказал Л'орик, — мой отец…
— Спит. Все мы давно сделали выбор, Л'орик. За нашими спинами тропа, длинная и плотно утоптанная. Какая горечь — думать, что придется идти назад! Но кажется, тем из нас, что не спят, не остается ничего иного. Вечное возвращение по старым путям, но каждый шаг влечет вперед, ибо тропа оказалась круговой. Однако же… вот в чем истинная горечь — понимание не заставляет нас замедлять шаги.
— «Глупость лупоглазая», говорят малазане.
— Несколько грубо, но вполне точно. — Она опустила длинные пальцы к воде.
Л'орик следил, как рука исчезает под гладью. Но все окружающее при этом вдруг словно пробудилось: слабые возмущения, намек на волны. — Королева Снов, Куральд Тюрллан потерял хранителя.
— Да.
Тюрллан и Тюр всегда были близки, а ныне близки как никогда.Странное заявление… но его придется обдумать позже. — Я не смогу в одиночку…
— Нет, не сможешь. Твой путь станет опасным, Л'орик. Тебе пришлось придти ко мне в надежде, что я найду подходящего… хранителя.
— Верно.
— Срочность вынуждает тебя верить… той, которую ты еще не проверил…
— Ты была подругой моего отца!
— Подругой? Л'орик, мы слишком могущественны, чтобы познать дружбу. Наши предприятия был слишком неистовыми. Мы вели войну против самого хаоса, а иногда друг против друга. Мы вели битву за право изменить все, что будет потом. И некоторые битву проиграли. Не пойми неправильно. Я не держу большого зла на твоего отца. Он, скорее, так же неизмерим, как все мы. Недоумение — вот, пожалуй, единственная общая наша черта.
— Ты не поможешь?
— Я так не сказала.
Он ждал.
Она не вынимали руки из-под глади пруда, не поднимала глаз. — Потребуется время, — промурлыкала она. — Нынешнюю… уязвимость… придется потерпеть. Я имею кое-кого в виду, но возможность остается отдаленной. И не думаю, что мой выбор тебя порадует. А пока…
— Что?
Она пожала плечами: — Будем надеяться, что заинтересованные сущности будут вовремя отвлечены.
Он увидел, как внезапно изменилось выражение ее лица. Она заговорила резким тоном: — Вернись в свой мир, Л'орик. Замкнут иной круг — ужасно замкнут. — Она вынула руку из воды.
Л'орик задохнулся.
Рука была покрыта кровью.
Глаза резко открылись. Он вновь на коленях в своем шатре. Наступила ночь, звуки снаружи стали тихими, мирными — город усаживается за ужин. Но он знал: произошло нечто страшное. Он замер, посылая чувства вовне. Его власть — так ослабленная, такая хрупкая… — Боги подлые! — шепнул он. Круговорот насилия, излучающий боль узел — маленькая фигурка ползет, извиваясь, ее одежды в крови… крадется сквозь тьму…
Л'орик вскочил на ноги. Голова кружилась от тоски.
Он уже был снаружи, он бежал.
Л'орик нашел ее след, мокрую полосу среди пыли и песка за руинами, в окаменелом лесу. Она ползет, понял он инстинктивно, к сделанной Тоблакаем священной поляне.
Но там не найти убежища. Очередное капище ложных богов. А Тоблакай ушел, чтобы скрестить клинки с судьбой.
Но она лишилась здравого рассудка. Она лишь боль, стреляющая вовне, разжигающая инстинкт бегства. Она ползет, как всякая умирающая тварь.
Он увидел ее на краю прогалины, крошечную, изодранную, мучительно передвигающуюся вперед.
Л'орик подошел, положил ладонь на затылок, в потные волосы. Она отпрянула с визгом, вцепившись ногтями в руку. — Фелисин! Его нет! Это я, Л'орик. Со мной ты в безопасности. Теперь…
Но она попыталась сбежать.
— Я призову Ша'ик…
— Нет, — завизжала она, сжавшись на песке. — Нет! Он ей нужен! Еще нужен! — Слова слетали с разбитых губ смазанными, но все же понятными.
Л'орик опустился на колени, пораженный немым ужасом. Значит, не просто раненая зверушка. Разум достаточно ясный, чтобы взвешивать, рассчитывать, отстраняться… — Она узнает, милая — тут ничего не поделаешь.