Дом Цепей

— Нет! Нет, если ты поможешь. Помоги, Л'орик. Только ты, даже не Геборик! Он захочет убить Бидитала, а этого нельзя!

— Геборик? Я сам хочу убить Бидитала!

— Ты не должен. Не надо. У него сила…

Он заметил, что это слово вызвало в ней спазм.

Л'орик колебался. — У меня есть целебные мази, эликсиры… но тебе придется прятаться несколько дней.

— Здесь, в храме Тоблакая. Здесь, Л'орик.

— Я принесу воды. И палатку.

— Да!

Пылавший в нем гнев сжался в раскаленное добела ядро. Он пытался контролировать его, взывая к разуму, но мешали сомнения, что это правильно. Произошло… чудовищное. Должен быть ответ. Придется найти ответ.

«Но самое чудовищное», вдруг подумал он с содроганием, «что все мы знали о риске. Знали, что он хочет ее. И ничего не делали».

* * *

Геборик неподвижно лежал в темноте. Он ощущал, будто хочет есть, пить — но очень отстраненно. Чай дхен» бара в такой дозе помогает забыть о нуждах внешнего мира. Он это уже понял.

Разум плавал в бурлящем море, и плавание длилось целую вечность. Он ждал, всё ещё ждал. Ша'ик желает знать истину. Она её узнает. Тогда он покончит со всем, уйдет от неё.

Наверное, покончит и с жизнью.

И быть по сему. Он прожил гораздо больше, чем рассчитывал, и дополнительные недели и месяцы оказались не стоящими усилий. Он приговорил к смерти своего бога, и теперь, когда он вылезет из плоти и костей, Фенер не встретит его на пороге. Похоже, и Худа ему не встретить…

Вряд ли его пробудила именно эта мысль — он выпил гораздо больше чая, чем осмеливался раньше, он пил его обжигающе-горячим, когда действие наиболее выражено. И вот он плывет в темном море, кожу гладит теплая жидкость, покрывая руки и ноги, брызгая в лицо.

Нефритовый гигант ждет, ждет его душу и то, что осталось от смертной плоти. Давно уже лишился он дара сверхъестественных видений; тайны, проходившие лишь перед его очами — тайны истории, древности — давно уже пропали. Он стар. Он слеп.

Воды сомкнулись над лицом.

Он почувствовал, что тонет — тонет в море звезд, кружащих во тьме, но необычайно ярких и резких. Где-то в неизмеримой дали виднелись более темные сферы, сгрудившиеся у блистающих звезд. Понимание ударило словно молот. Звезды подобны Солнцу. Каждая звезда. Любая звезда. А эти сферы — миры, королевства, каждое новое, но идентичное другим.

Бездна вовсе не так пуста, как он привык считать. Но… где же обитают боги? Эти миры — садки? Или садки — просто проходы, их соединяющие?

В поле его зрения появился новый объект. Он приближался. Мерцающий, мутно-зеленый, плотный и странно искривленный. Тело, будто пойманное в момент изгибания. Обнаженное, крутящееся вокруг самого себя… звездный свет проносится по лицу, как капли дождя.

За ним другое, сломанное — нога и рука отрезаны, но сопровождают его в тихом, покорном полете сквозь пустоту.

И еще одно.

Первый гигант пролетел, кувыркаясь, мимо Геборика; ему почудилось, будто можно протянуть руку и провести по гладкой поверхности — но он понимал, что в действительности фигура находится очень далеко. Показалось лицо — слишком совершенное для человека; глаза открыты, выражение малопонятное, хотя Геборик подумал, что оно означает покорность судьбе.

Теперь их были десятки. Все появлялись из одной точки в чернильных глубинах. У каждого своя поза. Некоторые разрушены, представляют собой лишь груды обломков; некоторые совсем целы. Армия, выплывающая из черноты.

Но безоружная. Тела нагие, лишенные признаков пола. Совершенство черт — пропорции, идеальные лица — подсказывало бывшему жрецу, что эти гиганты никогда не были живыми. Они конструкции, статуи, хотя ни одна не походит на другую.

Он озадаченно следил за их полетом. Потом ему пришло в голову, что можно повернуться и поглядеть, не пропадают ли они в другой неизмеримо далекой точке, не лежит ли он на берегу нефритовой реки.

Движение не потребовало усилий.

Он развернулся кругом, увидел…

… и закричал.

Крик не породил звука.

Громадная — невообразимо громадная — окаймленная красным рана протянулась через черноту; по краям вырывались языки пламени. Сквозь рану проносились щупальца ураганов хаоса.

Гиганты спускались в ее пасть. Один за другим. Чтобы исчезнуть. Понимание озарило разум.

«Через это в мир был притянут Увечный Бог. Через это… этот ужасный разрез. А гиганты… следуют за ним. Как армия за командиром.

Или армия преследующая».

Неужели все гиганты появляются в его мире? Это казалось невозможным. Тогда они находились бы везде, их неизбежно видели бы все. Нет, рана слишком велика — гиганты, исчезая в ней, становятся крошечными искрами. Рана, способная поглотить тысячи миров. Десятки, сотни тысяч.

Может быть, всё это — галлюцинация, порождение вызванной чаем лихорадки?

Но такая почти мучительная ясность, такое жестоко странное видение… он верил в его истинность. Возможно, это та часть истины, которую может воспринять мозг, сформировать разум — статуи и раны, бури и потопы, вечное море звезд и миров…

Миг концентрации — и он снова плыл лицом к бесконечному шествию.

Затем двинулся к ближайшему гиганту.

От него остался лишь торс, оторванные ноги и руки вращались сзади. Масса проносилась мимо — слишком громадная, слишком быстро. Внезапная паника охватила Геборика; он мог глядеть внутрь тела, словно внутри был мир, по величине сравнимый с его родным миром. Очевидность была ужасной, устрашающей.

Фигуры. Тела, как у него. Люди, тысячи и тысячи. Они пойманы статуей. Пойманы… кричат, лица искажены страхом.

Множество лиц, наплывающих на него. Открытые в безмолвном вопле рты — крики предупреждения, голода, страха? — он не мог знать. Если они действительно кричат, звуки не доносятся наружу.

Геборик добавил к ним собственный безмолвный вопль и повелел себе сдвинуться с пути статуи. Ему показалось, что теперь все ясно: это пленники, погруженные в камень, запертые в непостижимой муке.

Он оказался сзади, отброшенный волной крутящегося тела. Он кружился и кружился… пока взгляд не уловил движение впереди.

Рука.

Палец, будто нацелившийся его раздавить.

Он заорал, когда палец коснулся…

Контакта не было, но чернота ушла, и море стало изумрудным. Холодным как смерть.

Геборик обнаружил себя в скопище воющих, дергающихся фигур.

Звук оглушал. Некуда двигаться — тела сдавили со всех сторон. Он не мог дышать.

Еще один пленник.

Голоса вонзались под кости черепа. Слишком много, на языках, которые он не мог узнать и тем более понять. Звуки молотили его, словно волны на штормовом пляже, взлетали и опадали… ритм ускорялся, зелень запятнали проблески красного. Повернуть голову он не мог, но и так понимал: пропасть готова поглотить их.