Дом Цепей
Шрифт:
«Удар? Нет, мой разум ясен. Совершенно ясен. Наконец. Они все слишком юны для такого. Это война Лейсин… пусть сама и воюет. Тавора… раньше была ребенком. Но потом императрица убила ребенка. Убила ее. Я должен сказать Адъюнкту…»
Скрипач устало шлепнулся около угасшего костра. Положил арбалет, стер с глаз пот и грязь. Каракатица опустился рядом. — У Корика все еще головка болит, — пробормотал сапер, — но, кажется, никому особо пострадать не пришлось.
— Не считая шлема, — отозвался Скрипач.
— Да, шлема. Для нашего взвода единственная реальная
— Ты стал слишком умным, Карак.
Сапер вздохнул. — Да уж. Наверное, старею.
— И я так подумал. В следующий раз попросту проткни ублюдка ножом.
— Удивительно, что он выжил.
Преследующие врага хундрилы Горячих Слез унеслись далеко за гребень долины — набег против малазанской армии превратился в войну племен. До рассвета оставалось два звона. Пехотинцы спустились собирать раненых, искать арбалетные болты; они снимали всё с тел павших малазан — ничего полезного нельзя оставить противнику. Угрюмое, некрасивое завершение любой битвы, и лишь покров тьмы дарует людям милость.
Сержант Геслер показался из мрака и подсел к умершему очагу. Стянул перчатки, швырнув в пыль; начал растирать лицо.
Каракатица подал голос: — Слышал, кого-то смяли.
— Да. Тут ничего не поделаешь, особенно в начале. Налетели быстро. Почти все бедняги могли бы спуститься с кургана живыми. А сошло всего четверо.
Скрипач вскинул голову. — Из трех взводов?
Геслер кивнул и плюнул в угли.
Тишина.
Каракатица заворчал: — Что-нибудь всегда идет не так.
Геслер вздохнул, подобрал перчатки. Встал. — Могло быть и хуже.
Скрипач и Каракатица смотрели, как он уходит.
— Что случилось, как считаешь?
Скрипач пожал плечами. — Думаю, скоро узнаем. А сейчас найди капрала Тарра, пусть соберет остальных. Я должен растолковать, что мы сегодня делали плохо.
— Начнешь с того, что повел нас вверх по склону?
Скрипач поморщился. — Да, с этого.
— Только помни, что если бы не повел, — задумчиво сказал Каракатица, — еще больше налетчиков пролетели бы к захваченному кургану. Твоя долбашка свою работу сделала — отвлекла их. Как раз настолько, чтобы хундрилы подоспели и отвлекли снова.
— Пусть так, — согласился сержант. — Но будь я рядом с Геслером, может, мы спасли еще больше морпехов.
— Или влезли в самую кашу, Скрип. Сам знаешь: так думать не стоит.
— Полагаю, ты прав. Ну, собираем всех.
— Да.
Гамет поднял глаза, когда в шатер вошла Адъюнкт. Она была бледной — не спала, наверное — и без шлема, обнажив коротко остриженные волосы мышиного цвета.
— Я не стану протестовать, — сказал Гамет, когда целители удалились.
— Против чего? — спросила Адъюнкт, озираясь и осматривая матрацы, на которых лежали другие раненые.
— Против отстранения от командования.
Ее взор снова упал на него. — Вы были неосторожным, Кулак, вы подвергли себя слишком большому риску. Едва ли это заслуживает лишения чина.
— Мое присутствие помешало морским пехотинцам пойти на помощь товарищам, Адъюнкт. Мое присутствие привело к потере жизней.
Она не ответила, пока не подошла ближе. — Каждая схватка берет дань жизнями, Кулак. Вот
бремя командира. Вы думали, это будет война без пролития крови?Он отвел глаза, морщась от волны тупой боли — исцеление провели слишком поспешно. Хирурги вынули из ноги дюжину глиняных осколков. Зашили порванные мышцы. Но он понимал, что ночью с ним была удача самой Повелительницы. А вот о несчастном коне такого не скажешь. — Когда-то я был солдатом, — прохрипел старик. — Но я уже не солдат. Вот что я открыл ночью. Быть кулаком… что же, командование стражей имения было пределом моей компетенции. Целый легион? Нет. Простите, Адъюнкт, я…
Она внимательно изучила его и кивнула: — Требуется некое время для полного излечения от ран. Кого из капитанов рекомендуете для временного повышения?
«Да, так и должно быть». — Капитана Кенеба, Адъюнкт.
— Не возражаю. А теперь должна вас покинуть. Возвращаются хундрилы.
— Надеюсь, с трофеями.
Она кивнула.
Гамет выдавил улыбку. — Отлично.
Солнце почти вскарабкалось в зенит, когда Корабб Бхилан Зену'алас остановил взмыленного коня подле Леомена. То и дело подъезжали еще воины, но могло потребоваться несколько дней, прежде чем разобщенные отряды смогут соединиться. Облаченные в легкие доспехи хундрилы оказались способны не отставать от конников Рараку, явив себя яростными и умелыми бойцами.
Теперь в засады попадали сами налетчики. Послание, доставленное с великим усердием: они недооценили Адъюнкта.
— Твои первые подозрения оказались верны, — прорычал Корабб, оседая в седле. Конь под ним дрожал. — Императрица умеет выбирать мудро.
Правую щеку Леомена задел арбалетный болт, блестящая корочка покрылась слоями пыли. Услышав мысли Корабба, он поморщился, склонился на сторону и сплюнул.
— Худово проклятие чертовым морпехам, — продолжал Корабб. — Если бы не их гренады и штурмовые арбалеты, мы порубили бы всех. Вот бы найти один такой самострел — зарядный механизм, должно быть…
— Тихо, Корабб, — пробормотал Леомен. — Для тебя есть приказы. Выбери достойного гонца и дай трех запасных лошадей, чтобы скакал к Ша'ик как можно быстрее. Пусть передаст: я продолжу набеги, изучая характер ответов Адъюнкта, и присоединюсь к Избранной за три дня до подхода малазан. И еще: я совсем теперь не верю в стратегию Корболо Дома, как и в его тактику — да, Корабб, она не прислушается, но эти слова должны быть сказаны перед свидетелями. Понял?
— Понял, Леомен Молотильщик, и выберу самого лучшего наездника.
— Иди же.
Глава 20
Тень вечно в осаде, ибо такова ее природа. И ночь пожирает, и свет похищает. Мы видим, как тень вечно отступает в места тайные, только чтобы вернуться вслед за войной тьмы и света.
Веревка посетил эдурские корабли. Трупы лежали повсюду, уже гниющие и покрытые тучами вопящих, дерущихся чаек и ворон. Резак стоял на носу и молча наблюдал, как Апсалар бродит среди тел, то и дело останавливаясь, чтобы рассмотреть подробности. Ее размеренное спокойствие наводило на даруджа дрожь.