Дом для рыцаря

Ван Райкаард не сомневается, что будущие поколения оценят действия Боккории как агрессивные и несправедливые.

«Откуда мы можем быть уверены в том, что поступаем правильно? — повторяет ван Райкаард при каждом удобном случае. — Как вообще можно определить, кто тут прав, а кто — нет? Суорийцы — такие же люди, как мы. Они убеждены, что борются за свою независимость. Это преступление — посылать наши войска к ним. Десятки, сотни тысяч погибших — слишком высокая цена для демократии, какой идеальной бы она ни была. Нужна ли она вообще — такая демократия? Ведь этих людей уже не вернуть».

Дилемма не разрешима. Отдельно взятый человек — будь то солдат одной из воюющих сторон, либо мирный житель, которому «посчастливилось» носить гражданство втравленной в военный конфликт страны — всегда лишь маленький винтик, ничего не решающий, ничтожный участник гигантского водоворота, устроенного сильными мира сего. Действия винтика спровоцированы текущей ситуацией, его мнение предвзято и обусловлено мнением вышестоящих инстанций и позицией социальных институтов. По сути — жертва обстоятельств, тех, кто им управляет, тех, которым нет никакого дела до него и его личного счастья.

«К примеру, рядовой суориец, сын своей родины, которому с детства вдолбили в голову патриотизм и прочие ненужные вещи, — с грустью размышлял ван Райкаард. — Неужели, только за это его уже можно убивать? Или он имеет право на существование в нашем, боккорийском, мире? И что это такое — боккорийская демократия? Как может называться демократичным мир, в котором граждане умирают ради планов, разработанных верхушкой этого мира? Будут ли счастливы грядущие поколения, зная, какой ценой всё это им досталось? Как сторона может считать себя победившей, если в сражении погибли люди?»

— Главное, что есть у человека, — это жизнь. Она дарована природой, — задумчиво сказал ван Райкаард. — И каждый уважающий себя человек должен сделать всё, чтобы сохранить жизнь себе и окружающим.

Глава 14. Маленький большой мир

Сначала было пыльно и душно. Воздух, прокалённый красным, необычайно огромным для боккорийца солнцем, обжигал. Кожа покрылась испариной, сухая пыль проникала повсюду, садилась на взмокшее тело и сразу становилась липкой, жирной, грязными струйками стекала под одежду.

Но потом пошёл дождь. Гроза неспешными, длинными раскатами зародилась где-то за горизонтом. Лениво, как будто нехотя, наползла и, наконец, накрыла несущийся в её объятия армейский джип стеной сплошного, густого и свежего, как проточная вода в реке, ливня.

Родерик на пару минут убрал откидной верх автомобиля, и салон наполнился мокрой атмосферой. Когда на дно натекли глубокие лужи, Давид попросил вернуть крышу обратно. Родерик расхохотался, но требование выполнил.

— Замёрз? — пытаясь перекрыть рёв антигравитационного двигателя, кричал Родерик. Высунул руку в окошко, набрал полную ладонь воды и швырнул в лицо товарища. — А я думал, киборгам холод не страшен.

— Боюсь заржаветь! — Не отвлекаясь от управления, Давид вытер лицо рукавом.

Оба дружно загоготали.

В последние часы вели себя непринуждённо и бесшабашно.

Разговор в доме шпионки снял напряжение в отношениях напарников. С другой стороны, найденные там вещи озадачили неприятными мыслями и предположениями.

Что касается Родерика, то никак не мог справиться со смутными воспоминаниями — словно подводные течения, будоражили поверхность его сознания. Давид же — то ли из праздного любопытства, то ли от любви к теориям заговора — строил вокруг Ясмин Лимбург и их задания различные версии развития событий.

В какой-то момент оба устали от мучительных попыток вникнуть в суть происходящего. Настолько, что плюнули и решили не заострять внимания, а просто плыть по течению.

Кроме того, на базе они разжились бутылкой коньяка и всю дорогу потихоньку цедили его из горлышка.

В лагере Ясмин не оказалось — незадолго до их появления покинула обитель беженцев в неизвестном направлении. Догадок по поводу её дальнейшего маршрута не было, и, отчитавшись перед штабом операции, они остановились на расположенной рядом боккорийской базе. Передали фотографии Ясмин командующему базой в надежде, что военные патрули столкнутся с беглянкой. Остаток дня провели в ожидании инструкций и вынужденном безделье.

К ночи штаб на связь так и не вышел. Рассудив, что утро вечера мудренее, Родерик и Давид приняли решение переночевать на базе и наконец-то смогли нормально выспаться.

А утром их вызвали к коменданту лагеря.

Как оказалось, одна из находившихся в лагере суориек узнала в Ясмин свою знакомую. Несмотря на попытку скрыть, боккорийские солдаты заметили её реакцию, задержали и допросили девушку. Суорийка умоляла не делать Ясмин, которую называла Сильвией, ничего плохого. Уверив, что они здесь с миссией спасти Ясмин, Родерик дотошно расспросил девушку.

Та призналась, что общалась с беглянкой непосредственно перед её убытием из лагеря. Также, суорийка точно знала цель путешествия Ясмин — загородный дом, расположенный в трёхстах километрах отсюда. Только там, в стороне от эпицентра военных действий, она могла чувствовать себя в безопасности.

Предприятие по дальнейшему преследованию беглянки выглядело крайне рискованным. Это место находится за линией фронта. Кроме того, с Ясмин по пути могло случиться всё что угодно: могла изменить как маршрут, так и саму цель. Однако спецназовцы передали информацию в штаб и, не дождавшись ответа, выдвинулись в путь.

С воздушным транспортом у боккорийцев существенные проблемы: вертолётов и самолётов не хватает, поскольку в первые дни войны суорийцы нанесли серьёзный урон флоту противника. В связи с этим, Родерику и Давиду выделили лишь наземный джип, который нёс их по выжженной, пустынной, почти безлюдной местности, поливаемой с неба нещадным ливнем.

Линия фронта уже совсем близко. Чтобы отогнать тревожные мысли, спецназовцы всё чаще разговаривают на темы, не связанные с прорывом на территорию противника.

— Может быть, она нас просто боится? — предположил Давид. — Поэтому и скрывается от боккорийских солдат. Что за ирония судьбы — жить в чужой стране, и когда пришли свои — бежать от них!

— Ты слишком много времени уделяешь мыслям о ней, — наигранно безразлично ответил Родерик. — К чему? Сделаем своё дело — и вернёмся на Эмилию.

— Неужели тебе не интересно, почему её так ищут? — удивился Давид.

— Нет, не интересно. Не моего ума дело. Пусть об этом болит голова у того, кто находится в штабе.