Дом, где живет чудовище

Однако, какой ценный совет. Но ушла я недалеко. Пару шагов до крыльца. Села. А потом все же спустилась вниз по вытертым каменным ступенькам к воде. Чтобы не подумали опять, что блаженная. Лицо снова было мокрым. Что с этим делать? Только оставить, как есть, и надеяться, что до завтра вода из глаз прекратит течь. Просто стыдно станет. Ее тут и так… целое море. Куда еще соли и горечи?

Глава 27

Я думала — не сомкну глаз, но шуршащая подушка помогла. Она поскрипывала и шелестела, как мелкий гравий на дорожке под подошвами, почти как его голос. Я не видела его во сне, только чувство, что он есть. Мне и того было довольно.

Солнце, бьющее в окно, расцветило стену радугой, я подняла руку и трогала свет. Синий, как молнии в его крыльях, и едва розовый, как мой новый наряд. Покупать платье было все же несусветной глупостью. Я продала сокровище. Так тому и быть. Просто закрою эту дверь. Оставлю за ней свое мимолетное счастье, как заперла страх. Одной дверью больше, одной меньше. В доме не должны жить только чудовища, что-то хорошее тоже нужно. Даже если не заглядывать в комнату. Главное, что есть.

Я могу так много. Уехать, остаться, смотреть на закат, трогать разноцветный свет. Снова вернуться в школу, или к Лиане, она звала, когда я ее навещала, и обязательно купить такую же шуршащую подушку для хороших снов.

Я люблю тебя, Лар, но не стану держать, как Рруфие. Нельзя. Никого нельзя держать силой. От этого рождаются чудовища и тепла становится меньше, а я хочу чтобы его было больше. Тогда, может, и мне капельку достанется.

Поэтому я сейчас прекращу баловаться светом и дразнить воду в кувшине, плеская ею в таз и обратно, встану, умоюсь, может, что-нибудь съем, погуляю по пляжу, буду смотреть на море до сверкающих бликов в глазах, обязательно куплю розовый лимонад, пусть он тут не такой, как в деревне, и каждую секунду буду благодарить мир за то, что тогда ответила на объявление в газете и приехала в Статчен.

Моих планов хватило ровно до обеда. Снова была рыба на углях, салат, политый чем-то кисловатым и сладким. И лимонад. Настоящий.

— У разносчиков не пляже не берите, — поучал мальчишка. — Разбавляют.

Он так и не сказал, как его звать, и я решила, что он будет Ганц. Здесь вообще Ганцев было множество. Чуть ли не каждый третий. От того что розы кругом? Глупый вывод. Теперь не смогу представлять розы без какого-нибудь Ганца. Здесь, во дворике, они тоже были. Желтые. Я трогала распустившиеся бутоны, а темно-зеленые листья касались моего запястья, как чьи-то чуть шершавые пальцы. Я слышала потрескивающие бело-голубые молнии под кожей, что так и остались со мной с того вечера, когда он был, и была я, когда были мы. Это сокровище получше камней. Его не продать и не обменять. Даже забыть не выйдет, но я и не стану.

— Мазель, — позвала меня хозяйка, Лизен, я обернулась. — Я в этих бальных премудростях не сильна, позвала подмогу.

Из-за крупной спины улыбающейся девушки показалась еще одна, невысокая.

— Камие!

— Мисс Элира!

Мы обе дернулись навстречу и тут же смутились порыва. Мы не особенно дружили, пока я служила в поместье, но я была рада ее видеть.

— Ого! — сказала Лизен.

— Ага! — сказала Камие.

И обе смотрели на меня странно, с каким-то затаенным ожиданием. А я просто показала платье. С собой у меня было только то, в котором я приехала, и это бальное, так что розовый готьерский шелк царил в шкафу практически единолично, всякие мелочи, вроде белья, не в счет.

Перед тем, как взять меня в оборот, мне устроили купание под лейкой за ширмой во дворе. Это было что-то невообразимое — мыться на улице, идти к дому и слышать ветер на влажной коже и затылке, будто меня вновь волной окатило. Тело тут же покрылось пупырышками, а внутри поскрипывали знакомые радужные пузырьки. Им было тесно, они хотели наружу и комком толпились под горлом, запирая дыхание.

Скоро. Скоро я его увижу.

Главное, чтобы слезы не мешали смотреть.

Лар…

Ну вот. Опять.

— Вы плачете, как невеста перед венцом, сейчас лицо опухнет и глаза будут красные, — упрекнула Лизен, а Камие на нее тут же зашикала. — А что? Невестам положено рыдать, а не гостьям. Не вы же за чудовище идете. Только внимательно смотрите. Вы обещали рассказать.

Я кивала, вся во власти невыразимой боли и счастья. Как можно чувствовать это одновременно? Кажется, я схожу с ума…

Спустя два часа они меня выпустили.

В волосах — тонкие розовые ленты и маленькие цветочные бутоны. Платье — рассветный морок с серебряными искрами.

Чудовище в зеркале хихикало, зажимало ладошками рот. Потом тихонько отошло в глубь и дало мне посмотреть на себя обычную. Обычную?.

И вот я здесь. До обрыва всего несколько шагов, а дальше — море. Резко вниз и в стороны, мешаясь с небом. Закат. Облака — обрывки кисейного шлейфа, трогательно розовые на сером.

Позади осталась дорога в прыгающей на выбоинах коляске, когда на каждом подскоке сердце, обмирая, падало вниз, и снова билось, грохоча едва ли тише лошадиных копыт. Край сиденья, в которое я цеплялась напряженными пальцами и мельтешащие на обочине камни, кусты, одинокие деревца. Позади были ажурные ворота, подъездная дорожка сквозь чересчур ухоженный, идеальный в своей неестественности парк, залитое светом широкое крыльцо с колоннадой, на которое я так и не осмелилась подняться. И сам парк, окружающий виллу, тоже остался позади.

Солнце медленно тонуло, бросив по волнам алую дорожку, как протянутую в надежде на спасение руку. Было тихо. Лишь мое собственное дыхание, неровное, сбившееся от того, как быстро я бежала прочь от праздника. А еще сердце. Мое глупое сердце наконец вняло мольбам и оглушительно замолчало. Мир выцветал. Теперь для меня всегда будет только серое.

??????????????????????????

Я снова себе соврала, Лар… Я не могу простится с тобой. А значит и смотреть не стану, как чьи-то другие руки будут касаться тебя, а твой взгляд… твой взгляд…

— Попалась.

Я обернулась и ветер из-под обрыва толкнул, будто у меня вдруг выросли крылья. Навстречу. Жить. Дышать. Слушать как бьется. Целовать…

Мои руки уперлись в грудь, к которой секунду назад прижимались, на живое разрывая объятия.

— Это… Это недопустимо, лорд Эдсель, — задыхаясь от нежности и боли срывающимся голосом проговорила я.

— Почему? — бровь приподнялась. Правая. И я только сейчас поняла, что он без маски, и по щеке тянутся бороздки шрамов, как кракелюрная сетка на старой картине, как… чешуя.

— У вас свадьба.

— Да, действительно. И что? — полюбопытствовал дракон, щуря темно-серые, будто подступающие сумерки, глаза, и убрал руки за спину. Но это не избавило от ощущения, что стоит шевельнутся и меня… сцапают? схватят? скогтят?

— Что вы здесь делаете?

— Ищу свою невесту. Сегодня она невыносимо прекрасна. И мгновение без нее подобно вечности.

— Здесь никого нет кроме меня.

— Вы правы. Никого. Кроме вас. Знаете, — доверительно продолжил Эдсель, чуть сокращая расстояние, по-прежнему держа руки за спиной и шурша гравием в голосе, — мне с ними чудовищно не везет. Они все время куда-то деваются. Умирают или сбегают, стоит упасть в обморок от счастья на пару минут.