Дом голосов

Решено: у меня будет братик или сестричка. Сначала он или она будет очень маленьким или маленькой, и играть не получится. Но потом он или она подрастет, и мы всегда будем вместе. Я сгораю от нетерпения. Мама и папа не сказали, когда это случится. Дни проходят за днями, и все по-прежнему. Но однажды утром мама будит меня.

— Я приготовила твой любимый завтрак, — говорит она. Голос у нее странный. Печальный.

Мы все трое садимся за стол. Еще очень рано, за окнами темно. Пока я ем горячий хлеб с медом, вижу, что мама и папа не сводят друг с друга глаз, словно расстаются.

— Мама сегодня отправится в путь, — объявляет папа.

Я молчу. Я уже все поняла, я боюсь расплакаться, передумать, попросить, чтобы она никуда не уходила.

Мама сложила вещи в рюкзак, и на рассвете мы видим, как она удаляется от дома голосов. Идет одна по полю, иногда оборачивается и машет нам рукой. Мы стоим и смотрим, пока она не исчезает за горизонтом и не наступает день.

Время идет. Проходит осень, приходит зима. Мы с папой неплохо справляемся, но мамы нам не хватает. Я чувствую свою вину перед ним. Если бы не мое требование, мама была бы с нами. Но папа добрый, он не упрекает меня. Мы мало говорим о ней, боимся, что от воспоминаний станет еще тяжелее. Мало-помалу привыкаем обходиться без нее. Я даже начинаю готовить, подражая движениям, которые видела миллион раз. Бывают вечера, когда мы с папой садимся у огня. Мне бы хотелось послушать, как он играет на гитаре. Но папа даже не прикасается к ней, пока мамы нет. Красивые вещи уже не радуют, от печали зарастают мхом.

* * *

Весна подходит к концу, я играю на площадке перед домом голосов. Гоняюсь за мотыльком, поднимаю взгляд и вижу далекую фигуру, которая приближается к нам. Машет рукой, будто приветствуя меня. Солнце меня слепит, я не различаю лица. Но потом вижу: это мама. У нее на поясе что-то вроде сумки, как у кенгуру. Ее лицо сияет, глаза блестят. Я зову папу и поскорее бегу к маме, обнять ее. Когда я подбегаю, она опускается на колени и крепко прижимает меня к себе. Я чувствую, как в сумке что-то шевелится. Мама приподнимает ткань и показывает крошечного ребенка.

— Ты должна выбрать ему имя, — говорит она мне. — Это мальчик.

Мне предстоит решить, как мы станем его называть. Поскольку меня зовут, как принцессу, он тоже будет принцем.

— Азур, — радостно объявляю я.

Азур даже не умеет говорить. Я стараюсь научить его разным вещам, но он не понимает. Только спит, ест и делает под себя. Иногда смеется, но чаще плачет, беспрерывно, взахлеб. Особенно по ночам. По ночам не дает нам спать. Я-то думала, что с братиком в доме все будет куда как лучше. Единственное, что мне действительно нравится, это когда папа берет гитару и играет, чтобы его успокоить. С тех пор как мама снова с нами, вернулась и музыка. Но теперь внимание уделяется не только мне. Я этого не учла, когда просила братика; наверное, нужно было подумать хорошенько, теперь меня не устраивает, что место посередине большой кровати принадлежит ему, и только ему. Меня не устраивает, что нужно все на свете делить с этим новым членом семьи. И тогда в один прекрасный день я прихожу к выводу.

Я ненавижу Азура.

Если бы можно было вернуться назад, я бы не захотела, чтобы папа положил его маме в животик. Но поскольку нельзя отправиться в прошлое, у меня, может быть, получится как-то это исправить. Мама говорит, что если очень-очень чего-нибудь захотеть, духи преподнесут тебе этот дар. И вот мое пожелание для духов готово.

Я хочу, чтобы Азура положили в сундук вместе с Адо.

Духи услышали мою мольбу, потому что как-то ночью Азур начинает кашлять. Утром кашель не проходит и продолжается день за днем. Он весь горит и не хочет есть. Мама с папой по очереди берут его на руки, чтобы ему было легче дышать. Они в изнеможении, просто не знают, что дальше делать, и я это вижу. Мама приготовила отвар из трав и кладет ему на грудь горячие компрессы. Но ничего не помогает. Азур очень плох.

— Что теперь будет? — как-то вечером спрашиваю я у папы.

Он гладит меня по голове, чуть не плача. Смотрит на меня и отвечает:

— Думаю, Азур уйдет.

Я еще маленькая, но знаю, что он хочет сказать. Скоро Азур окажется в сундуке. И нам придется носить его с собой, как Адо. Кажется, у мамы больше сил, чем у папы, но я замечаю, что и она на пределе. Все по моей вине, я это чувствую и хотела бы что-то сделать. Снова умоляю духов, прошу избавить Азура и всех нас от такой боли. Но на этот раз духи не слышат меня.

Поскольку Азур заболел из-за меня, я и должна ему помочь. Я уже давно говорю себе, что, если бы лиловая вдова не искала меня, у нас была бы совсем другая жизнь. Может быть, если бы не я, мама, папа и Азур жили бы в городе, где есть и другие люди, и не боялись бы чужих. А главное, в городе есть врачи, лекарства и больницы, где вылечат кашель моего братика. Я не хочу, чтобы Азур умирал. Но знаю также, что мама и папа ни за что не понесут его в город, чтобы вылечить. Потому что должны защищать меня. Я — особенная девочка. И тогда однажды утром, пока папа собирает в полях лекарственные травы, а мама спит рядом с Азуром, я вхожу в комнату и забираю братика, кладу его в сумку-кенгуру, как на моих глазах это делала мама, и крепко привязываю к себе. Ухожу из дома голосов так, чтобы никто меня не заметил. Среди полей и зарослей граната вьется тропинка. Я пускаюсь в путь, не зная, сколько нужно идти. Азур вначале легкий, но потом становится все тяжелее и тяжелее. И все-таки я должна это сделать. Азур кашляет, потом засыпает. Каким-то странным сном. Слишком спокойным. Но я все иду и иду вперед. Наконец вижу город. Он не такой, как я ожидала. Дома, фонари, машины там есть. Но все вперемешку, все спутано: один только огромный хаос. Я вхожу и вдруг осознаю, что понятия не имею, куда идти. Вокруг люди — много людей. Проходят мимо и даже не видят меня. Может быть, среди них есть и чужие. Но я как призрак. Шагаю, озираюсь. Не знаю, что делать. Где врачи и лекарства? Где больница? Я присаживаюсь на ступеньку. К тому же начинается дождь. Я потерялась. Мне хочется плакать. Я вынимаю Азура из сумки, он по-прежнему спит, и дождь на него не попадает, тогда я пробую его разбудить. Но он не просыпается. Я прикладываю к его носику палец. Он еще дышит, но дыхание слабое. Он похож на птенчика с перебитым крылом. Потом кое-что происходит. Я поднимаю взгляд и вижу маму. Она идет сквозь дождь, через реку автомобилей, чтобы забрать нас. Я счастлива, я вскакиваю на ноги. Прости меня, повторяю мысленно, пока двигаюсь к ней. Она сильно взволнована. Наверное, даже сердится на меня.

— Ты не должна никогда больше так поступать, — говорит она с упреком, обнимая меня.

Она потрясена, но и довольна, что нашла нас. Только мама может быть одновременно счастлива и рассержена. Потом снимает с меня сумку, чтобы привязать ее к себе, берет меня за руку, чтобы увести.

— Не хочу, чтобы Азура положили в сундук, — рыдаю я. — Хочу, чтобы он выздоровел и остался с нами.

Мама начинает утешать меня, но вдруг замирает. Я понимаю: что-то случилось, потому что она с силой сжимает мне руку. Я смотрю туда же, куда и она, и вижу то же, что и она видит.

Лиловая вдова стоит на другой стороне улицы. Глаз не сводит с нас. Как будто только она и может нас видеть.

Она в самом деле одета в лиловое. Лиловые туфли. Юбка, плащ и все, что под ним. Даже сумка. Мама не может отвести от нее взгляда. Потом делает нечто, чего я не понимаю. Начинает расстегивать сумку-кенгуру, в которой лежит Азур. Медленно кладет ее на землю. Не знаю, зачем она это делает. Люди растопчут малыша. Потом понимаю: она это делает для ведьмы, чтобы ведьма видела. Мама поворачивается ко мне.

— Теперь бежим, — говорит она.

Хватает меня за руку, и мы убегаем, оставив Азура на земле. Мама оборачивается посмотреть, что происходит позади нас. Я тоже. Лиловая вдова перешла через улицу и направляется к Азуру. Берет его на руки, чтобы никто на ребенка не наступил. Но теперь она не может за нами гнаться. Маме пришлось выбирать. Я или Азур. Но зато для ведьмы не осталось выбора.

Азур теперь с чужими. Мама отдала его вдове, чтобы спасти меня.

28

Ханна открыла глаза и огляделась ошеломленно. Даже не замечала, что плачет. Джербер подал ей бумажный платок.

— Как вы? — спросил он участливо.

Он сразу понял, что женщина не помнит, что сейчас было. Ханна провела рукой по лицу, потом воззрилась на ладонь, влажную от слез, словно спрашивая себя, откуда они взялись.

— Азур, — подсказал гипнотизер, чтобы воскресить воспоминания о сеансе.

У пациентки изменилось выражение лица: сначала недоверчивое, потом удивленное, потом несчастное.