Дом голосов
Шрифт:
Но я знаю, как меня зовут.
— Тебя зовут Ханна.
Меня зовут Белоснежка.
— Ты родилась в очень далекой стране, в Австралии. Когда ты была совсем маленькая, твои родители вместе с тобой приехали посмотреть Флоренцию. Было лето, и когда вы гуляли в парке, кто-то вытащил тебя из коляски и унес.
О чем она говорит? Это неправда!
— Люди, которые содеяли такое злое дело, — те самые, кого ты сейчас зовешь мамой и папой.
Ей показалось, будто сердце замерло в груди. Сама того не замечая, она стала яростно мотать головой, чтобы разогнать злые чары ведьмы.
— Жаль, что ты об этом
У нее перехватило дыхание.
— То, что случилось с тобой, произошло и с другим ребенком.
Она поняла, что речь опять идет об Азуре.
— Только ему больше повезло, он ничего не вспомнит о пережитом.
Неправда! Неправда! Неправда! Я хочу вернуться в дом голосов! Хочу к маме и папе! Отведите меня к ним!
— Знаю, сейчас ты ненавидишь меня за то, что я тебе рассказала, я это читаю в твоих глазах. Надеюсь, однако, что очень скоро тебе захочется снова поговорить со мной.
Она захлебывалась рыданиями, не могла ни на что реагировать. Охотно вцепилась бы в горло ведьме и придушила ее. Или заорала бы во весь голос. Но лежала, как парализованная, только и могла, что комкать пальцами простыню.
Лиловая вдова встала и перед уходом отдала ей тряпичную куклу.
— Когда ты будешь готова, я вернусь и объясню тебе все, что ты пожелаешь… Просто спроси обо мне. Меня зовут Анита, Анита Бальди.
31
Джерберу удалось ее перехватить на выходе из дома, по дороге в суд. Анита Бальди застыла посреди лестничного пролета, и Пьетро понял, что судья с трудом узнала его.
— Что с тобой стряслось? — спросила она с тревогой.
Психолог сознавал, что выглядит неважно. Он не спал несколько ночей подряд, не помнил, когда ел по-человечески и в последний раз принимал душ. Но он должен был как можно скорее понять, а все остальное отходило на второй план.
— Ханна Холл! — выпалил он, уверенный, что судья сразу поймет, зачем он явился в столь неурочный час. — Почему вы не сказали мне, что знали ее когда-то?
Когда Джербер впервые назвал это имя, пару дней назад, в гостиной ее дома, старая знакомая как-то напряглась. Теперь он это ясно припомнил.
— Много лет назад я дала обещание… — отвечала Бальди.
— Кому?
— Ты должен меня понять, — проговорила она решительно, заранее отметая всяческие возражения. — Но я отвечу на любые другие вопросы, клянусь. Так что ты хочешь знать?
— Все.
Бальди поставила кожаную сумку и села на ступеньку.
— Я уже тебе рассказывала, что в то время работала «на земле». С детьми всегда непросто, ты сам это знаешь. Особенно трудно убедить их довериться взрослому, ведь взрослые как раз и есть монстры, которых следует остерегаться… Но мы прибегали к разным уловкам, чтобы достичь своей цели. Например, выбирали цвет одежды, какой-нибудь яркий, чтобы дети нас замечали. Я выбрала лиловый. И мы ходили по улицам, искали их. Несовершеннолетних, попавших в беду, которых избивали или третировали знакомые или родственники. Дети, заметив нас, могли подойти без ведома взрослых
и попросить о помощи. Был очень важен визуальный контакт. Так я в первый раз заметила Ханну. А она запомнила меня.— Значит, вы не искали ее?
— Никто ее не искал.
— Неужели? — У Джербера это не укладывалось в голове.
— Холлы заявили о похищении их полугодовалой дочери. В те времена не было камер видеонаблюдения, как сейчас, а все произошло в городском парке, без свидетелей.
Стало быть, похищение, которое Ханна якобы совершила в Аделаиде, на самом деле имело место во Флоренции, много лет назад. И она была не похитительницей, а жертвой.
— Значит, Холлам не поверили, — догадался психолог, которому не терпелось узнать конец истории.
— Сначала поверили, но потом у полиции возникли подозрения: вдруг они все придумали, чтобы скрыть несчастный случай, повлекший за собой смерть младенца, или даже предумышленное убийство. Мать Ханны страдала легкой формой послеродовой депрессии, и муж, вообще-то, задумал путешествие в Италию, чтобы развлечь ее: это сочли достаточно убедительным мотивом.
— Почуяв, что им вот-вот предъявят обвинение, Холлы бежали из Италии, — догадался Пьетро.
— Наши органы просили их экстрадиции из Австралии, но безуспешно, — добавила Бальди.
— Тем временем больше никто не утруждал себя поисками Ханны.
— Холлы за эти годы несколько раз возвращались во Флоренцию, тайно. Они не смирились с потерей.
Джербер даже представить себе не мог, какие невообразимые муки они испытали.
— Похитители содержались в Сан-Сальви, верно?
— Мари и Томмазо — неприкаянные бедолаги, почти всю свою жизнь они провели в психиатрической лечебнице. В стенах больницы они познакомились и полюбили друг друга… Мари была бесплодна из-за лекарств, но очень хотела иметь ребенка. Томмазо исполнил ее желание, украв для нее малышку. Потом они пустились в бега.
— Поскольку подозрение пало на Холлов, а не на них, им удавалось скрываться годами: они таились, бродяжничали, переходили с места на место, порвав все связи с окружающим миром. Стали невидимыми.
Джербер просто не мог поверить в такой абсурд.
— Когда вы начали их подозревать?
— Когда они похитили другого младенца, Мартино, — ответила Бальди.
«Азура», — мысленно поправил ее психолог.
— Они думали, что перехитрили всех, когда расстались, чтобы снова сойтись через несколько месяцев, но Ханна спутала все их планы… Мы прочесывали округу в поисках малыша, когда мне сообщили о странной девочке с младенцем в сумке-кенгуру. Я пошла проверить: она казалась потерянной, испуганной и явно нуждалась в помощи. Но ее мать, Мари, догнала ее раньше, чем я успела вмешаться, и оставила на тротуаре малыша, чтобы отвлечь нас и сбежать вместе с девочкой.
— Но вы не отступились, правда, судья?
— Поглядев на девочку, я поняла: что-то не так. Мне пришло в голову, что и ее в свое время похитили. Мы объявили ее в розыск.
— Чужими, о которых говорит Ханна, были вы.
Бальди кивнула.
— В ходе расследования полиция обнаружила заброшенный деревенский дом в провинции Сиена. Ночью мы окружили его, намереваясь ворваться и освободить заложницу… Я там тоже была, но что-то пошло не так.
— Это Ханна подняла тревогу, правда? Она почуяла опасность.